Неточные совпадения
Г-жа Простакова (Тришке). Выйди вон, скот. (Еремеевне.) Поди ж, Еремеевна, дай позавтракать
ребенку. Вить, я чаю, скоро и учители
придут.
Здесь в деревне, с
детьми и с симпатичною ему Дарьей Александровной, Левин
пришел в то, часто находившее на него, детски веселое расположение духа, которое Дарья Александровна особенно любила в нем. Бегая с
детьми, он учил их гимнастике, смешил мисс Гуль своим дурным английским языком и рассказывал Дарье Александровне свои занятия в деревне.
Как только Левин подошел к ванне, ему тотчас же был представлен опыт, и опыт вполне удался. Кухарка, нарочно для этого призванная, нагнулась к
ребенку. Он нахмурился и отрицательно замотал головой. Кити нагнулась к нему, — он просиял улыбкой, уперся ручками в губку и запрукал губами, производя такой довольный и странный звук, что не только Кити и няня, но и Левин
пришел в неожиданное восхищение.
«Какой же он неверующий? С его сердцем, с этим страхом огорчить кого-нибудь, даже
ребенка! Всё для других, ничего для себя. Сергей Иванович так и думает, что это обязанность Кости — быть его приказчиком. Тоже и сестра. Теперь Долли с
детьми на его опеке. Все эти мужики, которые каждый день
приходят к нему, как будто он обязан им служить».
Кити настояла на своем и переехала к сестре и всю скарлатину, которая действительно
пришла, ухаживала за
детьми. Обе сестры благополучно выходили всех шестерых
детей, но здоровье Кити не поправилось, и великим постом Щербацкие уехали за границу.
— Кити, не было ли у тебя чего-нибудь неприятного с Петровыми? — сказала княгиня, когда они остались одни. — Отчего она перестала
присылать детей и ходить к нам?
Иной, может быть, и не так бы глубоко запустил руку, если бы не вопрос, который, неизвестно почему,
приходит сам собою: а что скажут
дети?
Купцы первые его очень любили, именно за то, что не горд; и точно, он крестил у них
детей, кумился с ними и хоть драл подчас с них сильно, но как-то чрезвычайно ловко: и по плечу потреплет, и засмеется, и чаем напоит, пообещается и сам
прийти поиграть в шашки, расспросит обо всем: как делишки, что и как.
Перескажу простые речи
Отца иль дяди-старика,
Детей условленные встречи
У старых лип, у ручейка;
Несчастной ревности мученья,
Разлуку, слезы примиренья,
Поссорю вновь, и наконец
Я поведу их под венец…
Я вспомню речи неги страстной,
Слова тоскующей любви,
Которые в минувши дни
У ног любовницы прекрасной
Мне
приходили на язык,
От коих я теперь отвык.
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
— Николаю отдайте, да
приходите же после с
детьми проститься.
Поневоле
пришла ему в голову поговорка: «Запорожцы как
дети: коли мало — съедят, коли много — тоже ничего не оставят».
— Вот еще что выдумал! — говорила мать, обнимавшая между тем младшего. — И
придет же в голову этакое, чтобы
дитя родное било отца. Да будто и до того теперь:
дитя молодое, проехало столько пути, утомилось (это
дитя было двадцати с лишком лет и ровно в сажень ростом), ему бы теперь нужно опочить и поесть чего-нибудь, а он заставляет его биться!
— И ты тоже,
дитя мое! — вынимая из воды мокрую драгоценность, сказал Грэй. — Вот, я
пришел. Узнала ли ты меня?
Я пошел было тотчас к Софье Семеновне, потому, брат, я хотел все разузнать, —
прихожу, смотрю: гроб стоит,
дети плачут.
Она бросалась к
детям, кричала на них, уговаривала, учила их тут же при народе, как плясать и что петь, начинала им растолковывать, для чего это нужно,
приходила в отчаяние от их непонятливости, била их…
Змея к Крестьянину
пришла проситься в дом,
Не по-пустому жить без дела,
Нет, няньчить у него
детей она хотела...
Фенечка, в особенности, до того с ним освоилась, что однажды ночью велела разбудить его: с Митей сделались судороги; и он
пришел и, по обыкновению полушутя, полузевая, просидел у ней часа два и помог
ребенку.
Приходили хозяйские
дети к нему: он поверил сложение и вычитание у Вани и нашел две ошибки. Маше налиневал тетрадь и написал большие азы, потом слушал, как трещат канарейки, и смотрел в полуотворенную дверь, как мелькали и двигались локти хозяйки.
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек,
приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от красот южной природы в березовую рощу, где гулял еще
ребенком.
Ребенок слушал ее, открывая и закрывая глаза, пока, наконец, сон не сморит его совсем.
Приходила нянька и, взяв его с коленей матери, уносила сонного, с повисшей через ее плечо головой, в постель.
— Нет, двое
детей со мной, от покойного мужа: мальчик по восьмому году да девочка по шестому, — довольно словоохотливо начала хозяйка, и лицо у ней стало поживее, — еще бабушка наша, больная, еле ходит, и то в церковь только; прежде на рынок ходила с Акулиной, а теперь с Николы перестала: ноги стали отекать. И в церкви-то все больше сидит на ступеньке. Вот и только. Иной раз золовка
приходит погостить да Михей Андреич.
Райский съездил за Титом Никонычем и привез его чуть живого. Он похудел, пожелтел, еле двигался и, только увидев Татьяну Марковну, всю ее обстановку и себя самого среди этой картины, за столом, с заткнутой за галстук салфеткой, или у окна на табурете, подле ее кресел, с налитой ею чашкой чаю, — мало-помалу
пришел в себя и стал радоваться, как
ребенок, у которого отняли и вдруг опять отдали игрушки.
— И
дети тоже не боятся, и на угрозы няньки «волком» храбро лепечут: «А я его убью!» И ты, как
дитя, храбра, и, как
дитя же, будешь беспомощна, когда
придет твой час…
— Не поздно ли будет тогда, когда горе
придет!.. — прошептала бабушка. — Хорошо, — прибавила она вслух, — успокойся,
дитя мое! я знаю, что ты не Марфенька, и тревожить тебя не стану.
Иногда, напротив, он
придет от пустяков в восторг: какой-нибудь сытый ученик отдаст свою булку нищему, как делают добродетельные
дети в хрестоматиях и прописях, или примет на себя чужую шалость, или покажется ему, что насупившийся ученик думает глубокую думу, и он вдруг возгорится участием к нему, говорит о нем со слезами, отыскивает в нем что-то таинственное, необычайное, окружит его уважением: и другие заразятся неисповедимым почтением.
— Что ты,
дитя мое? Проститься
пришла — Бог благословит тебя! Отчего ты не ужинала? Где Николай Андреич? — сказала она. Но, взглянув на Марфеньку, испугалась. — Что ты, Марфенька? Что случилось? На тебе лица нет: вся дрожишь? Здорова ли? Испугалась чего-нибудь? — посыпались вопросы.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще
ребенком,
приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
— Или идиотка; впрочем, я думаю, что и сумасшедшая. У нее был
ребенок от князя Сергея Петровича (по сумасшествию, а не по любви; это — один из подлейших поступков князя Сергея Петровича);
ребенок теперь здесь, в той комнате, и я давно хотел тебе показать его. Князь Сергей Петрович не смел сюда
приходить и смотреть на
ребенка; это был мой с ним уговор еще за границей. Я взял его к себе, с позволения твоей мамы. С позволения твоей мамы хотел тогда и жениться на этой… несчастной…
Придя в восхищение от Васина, я почувствовал стыд, а себя — недостойным
ребенком!
Не
дети ли, когда думали, что им довольно только не хотеть, так их и не тронут, не пойдут к ним даже и тогда, если они претерпевших кораблекрушение и брошенных на их берега иностранцев будут сажать в плен, купеческие суда гонять прочь, а военные учтиво просить уйти и не
приходить?
Он прочел еще 7-й, 8-й, 9-й и 10-й стихи о соблазнах, о том, что они должны
прийти в мир, о наказании посредством геенны огненной, в которую ввергнуты будут люди, и о каких-то ангелах
детей, которые видят лицо Отца Небесного. «Как жалко, что это так нескладно, — думал он, — а чувствуется, что тут что-то хорошее».
— И прекрасно сделали. Я непременно сам доложу, — сказал барон, совсем непохоже выражая сострадание на своем веселом лице. — Очень трогательно. Очевидно, она была
ребенок, муж грубо обошелся с нею, это оттолкнуло ее, и потом
пришло время, они полюбили… Да, я доложу.
— Я не ожидал встретить вас такой печальной, Софья Игнатьевна, — проговорил он, опускаясь прямо на пол по-турецки. — Я
пришел утешить вас… как
ребенка, который обжег палец.
Василий Назарыч, обращавшийся в пестрой семье золотопромышленников, насмотрелся на всяких людей и
пришел к тому убеждению, что воспитывать
детей в духе исключительности раскольничьих преданий немыслимо.
Войдя в избу, где собрался причт и
пришли гости и, наконец, сам Федор Павлович, явившийся лично в качестве восприемника, он вдруг заявил, что
ребенка «не надо бы крестить вовсе», — заявил не громко, в словах не распространялся, еле выцеживал по словечку, а только тупо и пристально смотрел при этом на священника.
— А вот он опять вам камень в спину
прислал. Он вас знает, — закричали
дети. — Это он в вас теперь кидает, а не в нас. Ну все, опять в него, не промахивайся, Смуров!
— Ну я соврал, может быть, соглашаюсь. Я иногда ужасный
ребенок, и когда рад чему, то не удерживаюсь и готов наврать вздору. Слушайте, мы с вами, однако же, здесь болтаем о пустяках, а этот доктор там что-то долго застрял. Впрочем, он, может, там и «мамашу» осмотрит и эту Ниночку безногую. Знаете, эта Ниночка мне понравилась. Она вдруг мне прошептала, когда я выходил: «Зачем вы не
приходили раньше?» И таким голосом, с укором! Мне кажется, она ужасно добрая и жалкая.
Я не прерывал его. Тогда он рассказал мне, что прошлой ночью он видел тяжелый сон: он видел старую, развалившуюся юрту и в ней свою семью в страшной бедности. Жена и
дети зябли от холода и были голодны. Они просили его принести им дрова и
прислать теплой одежды, обуви, какой-нибудь еды и спичек. То, что он сжигал, он посылал в загробный мир своим родным, которые, по представлению Дерсу, на том свете жили так же, как и на этом.
Племянник, вместо того чтобы приезжать,
приходил, всматривался в людей и, разумеется, большею частию оставался недоволен обстановкою: в одном семействе слишком надменны; в другом — мать семейства хороша, отец дурак, в третьем наоборот, и т. д., в иных и можно бы жить, да условия невозможные для Верочки; или надобно говорить по — английски, — она не говорит; или хотят иметь собственно не гувернантку, а няньку, или люди всем хороши, кроме того, что сами бедны, и в квартире нет помещения для гувернантки, кроме детской, с двумя большими
детьми, двумя малютками, нянькою и кормилицею.
Рахель отдала 200 р., больше у нее не было, остальное она
пришлет дня через три, через Мерцалову, забрала вещи и уехала, Мерцалова посидела еще с час, но пора домой кормить грудью
ребенка, и она уехала, сказавши, что приедет завтра проводить на железную дорогу.
Наступила зима и прекратила их свидания; но переписка сделалась тем живее. Владимир Николаевич в каждом письме умолял ее предаться ему, венчаться тайно, скрываться несколько времени, броситься потом к ногам родителей, которые, конечно, будут тронуты, наконец, героическим постоянством и несчастием любовников и скажут им непременно: «
Дети!
придите в наши объятия».
Чуть не смеясь от избытка приятных и игривых чувств, я нырнул в постель и уже закрыл было глаза, как вдруг мне
пришло на ум, что в течение вечера я ни разу не вспомнил о моей жестокой красавице… «Что же это значит? — спросил я самого себя. — Разве я не влюблен?» Но, задав себе этот вопрос, я, кажется, немедленно заснул, как
дитя в колыбели.
— Пишите, пишите, — я
пришла взглянуть, не воротился ли Вадя,
дети пошли гулять, внизу такая пустота, мне сделалось грустно и страшно, я посижу здесь, я вам не мешаю, делайте свое дело.
Сначала она осмотрелась кругом, несколько дней она находила себе соперницу в молодой, милой, живой немке, которую я любил как
дитя, с которой мне было легко именно потому, что ни ей не
приходило в голову кокетничать со мной, ни мне с ней. Через неделю она увидела, что Паулина вовсе не опасна. Но я не могу идти дальше, не сказав несколько слов о ней.
С ними
приходили дети с светло-палевыми волосами; босые и запачканные, они всё совались вперед, старухи всё их дергали назад;
дети кричали, старухи кричали на них, ловили меня при всяком случае и всякий год удивлялись, что я так вырос.
И княгиня оставляла ее в покое, нисколько не заботясь, в сущности, о грусти
ребенка и не делая ничего для его развлечения.
Приходили праздники, другим
детям дарили игрушки, другие
дети рассказывали о гуляньях, об обновах. Сироте ничего не дарили. Княгиня думала, что довольно делает для нее, давая ей кров; благо есть башмаки, на что еще куклы!
Часто, выбившись из сил,
приходил он отдыхать к нам; лежа на полу с двухлетним
ребенком, он играл с ним целые часы. Пока мы были втроем, дело шло как нельзя лучше, но при звуке колокольчика судорожная гримаса пробегала по лицу его, и он беспокойно оглядывался и искал шляпу; потом оставался, по славянской слабости. Тут одно слово, замечание, сказанное не по нем, приводило к самым оригинальным сценам и спорам…
Под этим большим светом безучастно молчал большой мир народа; для него ничего не переменилось, — ему было скверно, но не сквернее прежнего, новые удары сыпались не на его избитую спину. Его время не
пришло. Между этой крышей и этой основой
дети первые приподняли голову, может, оттого, что они не подозревали, как это опасно; но, как бы то ни было, этими
детьми ошеломленная Россия начала
приходить в себя.
С раннего утра сидел Фогт за микроскопом, наблюдал, рисовал, писал, читал и часов в пять бросался, иногда со мной, в море (плавал он как рыба); потом он
приходил к нам обедать и, вечно веселый, был готов на ученый спор и на всякие пустяки, пел за фортепьяно уморительные песни или рассказывал
детям сказки с таким мастерством, что они, не вставая, слушали его целые часы.