Волшебник Летнего сада

Юлия Эрнестовна Врубель, 2020

Санкт-Петербург, весна 1836 года. Жители столицы взбудоражены слухами о страшных и загадочных убийствах малолетних девочек, найденных за оградой Летнего сада. Следствие располагает вескими уликами, которые указывают на члена императорской семьи. Расследование приобретает характер особой секретности, к нему подключаются высшие полицейские чины – обер-полицмейстер Кокошкин и шеф жандармерии Бенкендорф. Вновь открывшиеся обстоятельства дела заводят следствие в тупик. И только маститому архитектору Иосифу Шарлеманю, брату создателя одной из оград Летнего сада, удаётся выйти на след преступника и раскрыть тайну опасного маньяка – безумца, возомнившего себя всемогущим волшебником.

Глава 7. Встречи

29 марта 1836 года. Санкт-Петербург

Март в этом году выдался необычайно ласковым и теплым. Минуло меньше двух недель — а вот уже от снега не осталось и воспоминания. Весна напирала — торопливо, жадно узурпируя пространство города, слепящим светом заливая окна, высвечивая каждый уголок тесного питерского двора.

Неуправляемая здравым смыслом мартовская эйфория внушала горожанам легкомыслие, и все — от юного и до вполне себе почтительного возраста, настраивались на безмятежный лад. Еще не пробилось и первых зелёных листочков, а возбуждённая весенним солнцем публика погрузилась в несерьёзную мечтательность. На городских модисток как из рога изобилия посыпались заказы на лёгкие шляпки и ветреные платьица, а господа-отцы семейств, сменив надоевшую шубу на продувной французский плащ, начали подумывать о загородных дачах.

Мечтательность внушает неоправданные ожидания. Мартовская эпидемия — что некий вирус, возникнув ниоткуда, токмо из весеннего воздуха, поселяется в головах. От него невозможно мгновенно избавиться — так же, как от назойливого осеннего насморка. Лечить его бессмысленно, ибо со временем то и другое бесследно проходит. Или же не проходит, что реже, приобретая хроническую форму. Такая форма не опасна, поскольку с головой, с ленцой, а оттого последствия болезни не фатальны… Самое опасное — первое мартовское обострение. И мартовские встречи — пусть и желанные для ветреного сердца, но нежелательные трезвому рассудку. Да разве рассудок весною для сердца указчик?

Вот молодая белошвейка, подбивая шляпку шёлком, посматривает в окошко на бульвар с тайной печалью — не пройдёт ли мимо бравый подпоручик, что прошлой осенью наобещал всего, да обманул. Ох!

А вот купеческая дочь на выданье — таращится через окно девичьей спальни из дома, что по Гороховой улице. Высматривает в потайной надежде нагловатого студента, что прошлым летом пожимал ей ручку в тени за боскетами в Летнем саду. Ох!

Так ведь и некая замужняя светская дама, совсем уже свыкшаяся было за долгую зиму с невесёлой своею участью, присядет к роялю, споёт романс о муках раненого сердца. Да и зачем-то подойдёт к окошку… Ох!

И сбереги их Господи от собственных желаний.

Опасайтесь, господа хорошие, нечаянных случайных встреч весною, а ежели такие приключились с вами — будьте настороже. Ибо ничего в этом мире не происходит случайно. Ибо у каждого события имеется причина, а за причиной — следствие, а то и последствия, предугадать которые простому человеку невозможно.

Но уж кому-кому, а Шарлеманю Иосифу Ивановичу в то солнечное воскресенье остерегаться было абсолютно нечего. Встреча была ему назначена нынче не токмо приятная, но и уже традиционная. А традицию эту он сам же некогда и заложил.

Надворный советник Иосиф Иванович Шарлемань-Боде, архитектор и почётный вольный общник Академии художеств, в то утро встал, против своего обыкновения, не рано и в прекрасном расположении духа. Он, собственно, и подремал бы, да понежился в постели ещё с четверть часа, когда б не назойливое весеннее петербургское солнышко. Самым неделикатным образом проникнув через бязевые занавески окон, оно разбудило и взбудоражило. Иосиф Иванович зевнул, потянулся с хрустом и уселся на постели, растирая сонные глаза… А в следующий миг легко, пружинящим толчком поднялся и, запахнув на себе шёлковый халатец, прошёл к окну. Он встал напротив отворённой настежь форточки и выровнял дыхание. Затем старательно исполнил гимнастические упражнения по методу филантрописта Гутса-Мутса, вошедшего теперь в Германии в большую моду. Сия гимнастика благоприятствовала омоложению мужского организма и сохранению остроты ума. После чего быстро оделся к завтраку…

Шарлемань нанимал удобную квартиру в доме по Мошкову переулку, где уже несколько лет, после смерти супруги, а потом и отъезда двоих сыновей за границу, проживал без семьи. Надворный советник был человеком скромным, педантичным и в частной жизни не особо прихотливым, так что вся челядь в его доме состояла из кухарки Матильды, кучера Степана, он же и истопник, и верного Петруши — секретаря, ассистента, и, в сущности, друга…

Спешить было некуда, важных дел в тот день не планировалось никаких — кроме званого обеда на двоих на углу Конногвардейского во французском ресторане, по приглашению любимого родного брата. Младшего брата Иосифа Ивановича звали Людвиг. Архитектор Людвиг Иванович Шарлемань.

…Кроме знаменитой ограды Летнего Сада со стороны Невы, каждому питерцу знакома и другая — со стороны Михайловского замка. Та самая, украшенная головами Медузы-Горгоны. Назначая встречи у этой ограды, горожане говорят друг другу: «Встретимся у Шарлеманя». Именно так, ибо её создатель Людвиг Иванович Шарлемань.

Как странно, однако же, складываются пазлы в этой запутанной истории…