Я превращаюсь в дождь

Эльвира Смелик, 2018

Одноклассники Леха и Егор – лучшие друзья, популярные и уверенные в себе. А новенькая Олеся предпочитает оставаться незаметной и избегает лишних контактов, особенно сторонясь тех, кто привлекает к себе много внимания. Почему бы не подшутить над тихоней, не прикинуться влюбленными? Кто первый сумеет привлечь ее внимание – Леха или Егор? Олеся кажется легкой добычей, над которой так просто посмеяться, а потом выбросить все из головы. Но так ли это на самом деле? Чем обернется глупый розыгрыш для Олеси, Лехи, Егора и многих других?

Глава 2

День получился не осенний, а по-настоящему летний. Безветренный, сияющий голубизной безоблачного неба, даже жаркий. Будто солнце спохватилось и решило избавиться от излишков сэкономленного за лето тепла. Но в кабинете химии всегда царила прохлада. Размера он был внушительного, окна выходили на север, а парты больше напоминали лабораторные столы, покрытые огнеупорным пластиком. Он тоже холодил. Особенно зимой, в морозы.

Урок, как обычно, начался с опроса. Химичка Евгения Александровна обвела задумчивым взглядом класс, посмотрела в окно. Наверное, сомневалась, стоит ли соблюдать традиции. Может, вообще забить на предмет и просто поболтать о жизни? Но нет, решила следовать установленному распорядку.

— Про теорию Бутлерова нам расскажет… — Евгения Александровна не стала заглядывать в журнал, выбрала сидящую прямо перед ней на первой парте девушку. — Ковалева.

Та распрямилась стремительно и резко, словно только и ждала, когда ее вызовут, сделала несколько шагов вперед, открыла рот, но химичка ее остановила.

— А пока Ковалева рассказывает, кто-нибудь выполнит задание на доске. И это будет… — Учительница пробежала глазами по столбику фамилий в журнале сначала сверху вниз, потом снизу вверх. — Воронов.

Егор поднялся, неторопливо двинулся по проходу.

— И пожалуй, еще… — Очередная пауза, замерший класс, взгляд, повторяющий прежний маршрут по списку — сначала вниз страницы, потом вверх. — Ерганова. Олеся, ты слышишь?

Она слышала. Просто не вскакивала моментально, как остальные, словно все еще надеялась, что произошла ошибка или что учитель передумает выдергивать ее с места, оставит в покое. Тогда она и дальше сможет сидеть тихонько, спрятавшись от постороннего внимания, а не будет торчать у доски под прицелом чужих взглядов. Но Евгения Александровна не передумала, и Олесе пришлось вставать, идти.

— Воронов — задание номер восемь, Ерганова — номер десять, — распределила химичка, потом повернулась к отвечающей: — Слушаем тебя, Ковалева.

Ковалева старательно бубнила, а Егор увлеченно чертил формулы изомеров. Было в этом рисовании мелом, невзирая на урок и грозящую оценку, что-то беззаботное, наивно-радостное, из детства. Так и тянуло под конец изобразить дурацкую рожу и приписать: «Томилин — …»

Егор усмехнулся, глянул на другую половину доски.

Там почти пусто. Олеся стоит, уперев мел в темно-зеленую поверхность, и не шевелится, словно окаменела.

Егор незаметно придвинулся:

— Ты чего застыла?

Услышав рядом его голос, Олеся знакомо опустила голову и качнулась в сторону, чуть-чуть, как будто он не спросил, а замахнулся. Или ей стало жутко стыдно? Хотя кто сейчас стыдится из-за неправильных ответов у доски?

Все-таки прошептала:

— Я забыла, как массовую долю обозначают. Наверное, всю силу воли вложила, чтобы выдавить из себя эту фразу. Ну что за странное существо?

— Двоечница, — снисходительно бросил Егор.

Прочитал задание в учебнике, оглянулся через плечо и, убедившись, что Евгения Александровна смотрит в другую сторону, исправил коэффициент в одном из составленных Олесей соединений, а затем торопливо написал формулу для расчета целиком.

— Сама дальше сделаешь?

— Ага.

Олеся застучала мелом по доске, белая пыль посыпалась вниз. Егор дорисовал последний изомер, про дурацкую рожу уже не вспомнил. Тем временем Ковалева отмучилась и направилась к своей парте, а химичка развернулась в сторону доски. Начала она почему-то с Олеси, хотя та еще дописывала последние цифры. А ведь гораздо логичнее было бы по порядку номеров спрашивать.

— Ерганова, объясни нам, почему в первой формуле один атом кислорода?

В той самой, которую Егор исправил.

Олеся смешалась. Отчего? Не знала ответа? Или подумала, что он ошибся, невольно подставил ее? Ведь не скажешь же теперь: «У меня по-другому было. Это Воронов поменял». Стояла молчала, смотрела на формулу, будто ждала, что та сама ответит. А химичка смотрела на нее, потом качнула головой, проговорила одновременно и подбадривающе, и нетерпеливо:

— Слушаю.

— Да потому, что здесь валентность углерода равна двум, — уверенно выдал Егор.

Евгения Александровна перевела взгляд на него:

— Воронов, я разве тебя спрашивала?

— Ну-у… — протянул Егор невозмутимо. — А зачем вообще спрашивать? И так же все очевидно.

— Но мы же вроде в школе на уроке, — напомнила учительница с наигранным негодованием. — Имею законное право вопросы задавать. Ты ведь не будешь возражать? Правда, Олеся? — И, поймав взгляд девушки, Евгения Александровна продолжила: — Тогда скажи, почему при расчете взяла именно такое значение коэффициента.

На этот раз Егор не стал дожидаться:

— Так ведь…

— Воронов, мне обе оценки тебе ставить? — перебила его учительница.

— На кой мне сразу две? — возмутился Егор. — Я не жадный. Могу поделиться. — Он указал большим пальцем на Олесю. — Да она все знает. Просто стесняется.

— Понятно. — Евгения Александровна поджала губы, сложила руки в замок. — А ты у нас, как благородный рыцарь, не можешь пройти мимо, если дама попала в беду? Тогда объясняй обе задачи. Справишься — двойки у Ергановой не будет.

— Да не вопрос. Тем более она действительно сама решала. Я видел.

Конечно, он объяснил. Не обращая внимания на то, что Олеся пыталась возразить.

Заставить ее замолчать было легче легкого. Достаточно поймать взгляд и посмотреть пристально. Тогда она сразу опускает голову, прячется. Так ежик в клубок сворачивается. Только он колючий, не подступишься, а эта…

Когда Егор вернулся за парту, Леха встретил его удивленно приподнятыми бровями:

— С чего вдруг?

Хотел повторить недавние слова Егора, но не вспомнил точно, какую фразу тот завернул тогда. Все равно ведь по смыслу получилось похоже.

Друг потер ладони, избавляясь от остатков меловой пыли, проговорил невозмутимо:

— Евгения же все объяснила. Про рыцаря.

Леха ухмыльнулся.

— Ну-ну, — произнес многозначительно.

У кого на чем отношения строятся. Например, с Ларой у него — на давнем соседстве и знакомстве еще со времен младенчества. А вот с Вороновым — на нескончаемом соревновании, в котором призом может стать что угодно. Ну или кто угодно. Как уж сложится. Даже если приз не особо ценный — поставить на полочку и забыть. Главное, что в процессе интересно. И лишние слова не нужны, когда правила давно установлены. Никаких обсуждений и разговоров, хватает красноречивого взгляда.

У Лехи приподнялись уголки рта, обозначив улыбку, чуть неприязненную, чуть вызывающую. А Егор, наоборот, сжал губы, прищурился. В темно-синих глазах заплясали бесы. Ну к чему тут слова?

К обеду солнце особенно разъярилось, старательно прогревало воздух, асфальт, стены домов и все остальное, будто расплавить пыталось. Физкультура на улице — как отдушина. Потому что на улице хорошо, а в классах, окна которых выходят на солнечную сторону, — вплоть до мучительно. Особенно в маленьком кабинете истории, особенно после десяти кругов по стадиону.

Даже проветривание не помогало. Если просто открыть окно — никакого эффекта. Если окно и дверь — получался сквозняк, и с учительского стола дурными белыми птицами постоянно вспархивали какие-то листочки. А дверь время от времени норовила захлопнуться с оглушительным грохотом. Вот и страдали десятиклассники, по-настоящему страдали. Совсем разомлели и едва не засыпали.

Большинство давно уже стянуло пиджаки (некоторые их даже надевать не стали после физкультуры), парни ослабили узлы галстуков. Наверное, одна Олеся осталась в полной форме. Как-то неудобно было — раздеваться в классе, при всех.

К концу урока воздух стал тяжелым и плотным. Вдыхаешь его и понимаешь, что бесполезно. Все равно что водой дышать. Олеся с трудом переносила духоту. Над верхней губой выступили капельки пота, хотелось уронить голову на парту, закрыть глаза. Как в кино показывают, когда где-нибудь — на космическом корабле или в подводной лодке — заканчивается запас кислорода. И члены экипажа сидят на полу, прислонясь спиной к стене, с волосами, прилипшими к мокрым лбам, и постепенно засыпают, чтобы больше никогда не проснуться.

Звонок прозвенел, а даже обычного оживления не получилось. Движения ленивые, будто при замедленной съемке. Или Олесе это только кажется? Нужно скорее выйти в рекреацию, там свежее.

Она почти достигла двери, когда от учительского стола долетело:

— Ерганова, подойди сюда!

Все-таки услышала, хотя в уши словно ваты набили. Подошла.

— Олеся…

А дальше какое-то сплошное «бу-бу-бу». Или она окончательно оглохла, или мозг отказывался работать при спертом воздухе. Это так и называется — кислородная недостаточность.

Олеся не разбирала слов, но старательно кивала, чтобы учительница отвязалась побыстрее. И каждую секунду ей хотелось выдохнуть умоляюще: «Можно, я пойду?», но она никак не решалась.

Спине в одно мгновение стало нестерпимо жарко, и она тоже промокла от пота.

— Ну хорошо. Иди, — пробилось сквозь вату в ушах.

— До свидания!

Олеся торопливо развернулась, устремилась к выходу, сделала шаг, другой и поняла — больше не получится.

В ногах тоже вата, и потому стоять на них невозможно — они складываются, сминаются. Перед глазами мелькают темные пятна.

Не хочется падать в обморок на виду у всего класса. Олеся попробовала сосредоточиться, взять себя в руки, перебороть слабость. Если бы хоть какая-то опора рядом: стол, стена, еще лучше стул, чтобы можно было сесть. Но вокруг пустое пространство. Не получилось перебороть. Последнее, что Олеся услышала, — чей-то испуганно-удивленный вскрик.

Темнота, тишина. А потом опять появились звуки:

— У нее припадок?

— Может, она болеет чем-то?

— А может, она… это…

— Петриченко, думай, прежде чем сказать. За врачом сбегайте кто-нибудь.

— Не надо бежать, — перекрыл бестолковые разговоры уверенный голос. — Медкабинет в двух шагах. И чего, она так и будет на полу валяться?

Олеся почувствовала чужие руки под спиной и коленями: они обхватили, приподняли вверх.

— Да расступитесь вы!

А дальше восторженный девичий вздох:

— Лё-о-ош!

Оттого что голова безвольно запрокинулась назад, шее стало больно. Но Олеся совладала с мышцами, подняла голову, ухватилась рукой за томилинское плечо. Попыталась сказать: «Не надо! Отпусти!», но пересохшие губы никак не хотели разлепляться. Потом все-таки получилось, но Леха возразил:

— А если опять упадешь?

— Нет. Здесь уже не так душно.

— Ну смотри.

Леха поставил ее на пол, но продолжал придерживать. На всякий случай.

Они стояли прямо перед дверями медкабинета. Входить в него Олесе не хотелось, но подоспела бледная от переживаний историчка, распахнула дверь.

— У нас тут девочка в обморок упала! — сообщила сидевшей за столом медсестре.

Та повернула голову, поинтересовалась, глядя на Олесю:

— Она?

— Она, — подтвердил Леха и аккуратно протолкнул одноклассницу в кабинет.

— Садись скорее, не стой. — Медсестра указала на металлический стул. — Какая-то ты и правда зелененькая. — Она подошла, коснулась ладонью влажного Олесиного лба. — Температуры нет. Даже, скорее всего, пониженная. И слабость. Не после больничного? — Оглянулась на Томилина, который все еще топтался возле дверей. — А знаешь, пойдем-ка в процедурную. Там кушетка. Полежишь, придешь в себя окончательно. Заодно давление измерим.

Медсестра подхватила Олесю под локоть, помогла подняться, отвела в соседнюю комнату. Хотя девушка уже оправилась, спокойно и сама бы добралась. А еще лучше — отправилась бы домой.

— Ложись, не стесняйся. Рассказывай, что с тобой произошло.

Олеся опять повторила про духоту, про то, что с ней иногда случается подобное. Главное, вовремя сесть, и тогда все проходит. Она просто не успела до стула добраться. А так все нормально.

— Ну и хорошо, — заключила медсестра. — Вот и полежи немного. Насыщайся кислородом. Хочешь, можно лед ко лбу приложить? Чтоб еще быстрее полегчало. Принести?

Лежа качать головой оказалось не очень удобно, и Олесе пришлось сказать:

— Нет.

— Как знаешь, — легко уступила медсестра. — Только температуру и давление все-таки измерим.

Олеся сдалась под ее ласковым напором, взяла протянутый ей градусник, потом смиренно сунула руку в манжету тонометра.

— В целом некритично, — констатировала медсестра. — Жить будешь. Долго и счастливо. — Улыбнулась. — Не терпится сбежать? — Она запросто угадала Олесины мысли и даже подтверждения не стала дожидаться, разрешила: — Тогда можешь вставать.

Сама поднялась первой, подошла к двери, распахнула. Леха по-прежнему торчал в соседней комнате — сидел на стуле, вытянув длинные ноги.

— Томилин, ты еще здесь? Вот и отлично. Проводишь одноклассницу домой?

— Само собой, — не раздумывая ни мгновения, подтвердил Леха и с готовностью подскочил со стула.