Не вчера родился. Наука о том, кому мы доверяем и во что верим

Уго Мерсье, 2020

Почему так живучи суеверия и предрассудки, а научное знание часто встречает в обществе упорное сопротивление? Почему массы поддаются манипулированию с помощью грубых технологий? Как повлияло на нашу картину мира бурное развитие социальных сетей? Уго Мерсье, известный когнитивный психолог, работавший в ведущих исследовательских центрах Франции и США, ищет ответ на эти и другие вопросы, оспаривая укоренившееся представление, что люди по природе своей легковерны. Он знакомит читателя с особенностями нашего восприятия информации, заново осмысливает разные явления древней и новейшей истории, от трагических эпизодов Пелопоннесской войны и процесса над салемскими «ведьмами» до избрания Трампа и стойкой подозрительности по отношению к вакцинированию. Доказывая ошибочность представлений о нашей неспособности фильтровать поток информации, автор книги не без юмора предостерегает и от того, чтобы принимать на веру его аргументы.

Глава 3

Развитие непредубежденности

Для людей возможность коммуникации имеет колоссальное значение. Без нее нам трудно было бы понять, что можно съесть, не рискуя здоровьем, как избежать опасности, кому доверять и т. д. Хотя принято считать, что сегодня эффективная коммуникация важна как никогда, она была критически значима и для наших предков, которым нужно было общаться друг с другом ради охоты и собирательства, воспитания детей, формирования союзов и передачи разного рода технологий^[78]. Наши сложные речевой и слуховой аппараты, служащие, без сомнения, совершенной вербальной коммуникации, являются по меньшей мере столь же древними, как анатомически современные люди, — им 300 000 лет. А тот факт, что неандертальцы, с которыми наши эволюционные ветви разошлись более 600 000 лет назад, по всей видимости, имели такое же анатомическое оснащение, заставляет предположить, что вербальная коммуникация значительно старше^[79].

Начиная с самой ранней стадии своего (до)исторического пути люди извлекали из взаимодействия друг с другом огромные преимущества, но вместе с тем находились под угрозой злоупотребления им. Больше, чем любой другой вид приматов, мы рискуем оказаться обманутыми и управляемыми коммуникацией. Существование всякой эволюционно значимой проблемы создает давление естественного отбора, благоприятствующее, в свою очередь, развитию когнитивных механизмов ее решения. Это относится и к коммуникации со всеми ее потенциальными выгодами и угрозами.

Действительно, ставки здесь настолько высоки, что было бы странно, если бы мы не выработали специализированные когнитивные механизмы, работающие не только с потенциалом, но и с опасностью общения. В статье, опубликованной в 2010 г., исследователь когнитивных процессов Дэн Спербер и несколько его коллег (включая вашего покорного слугу) назвали эти механизмы эпистемологической бдительностью. Однако я, как уже говорилось, буду использовать термин открытая бдительность, подчеркивающий, что эти механизмы по меньшей мере настолько же связаны с открытостью к сообщаемой информации, насколько и с бдительностью по отношению к ней^[80]. Тем не менее даже если мы сходимся на том, что такие механизмы должны существовать, функционировать они могут по-разному.

В случае коммуникации «гонка вооружений» может происходить между отправителями сообщений, использующими все более изощренные средства манипулирования получателями, и получателями, использующими все более изощренные средства выявления не заслуживающих доверия сообщений. То же самое происходит, например, с компьютерными вирусами и антивирусным программным обеспечением. В случае же человека эта модель приводит к связи между степенью умственного развития и доверчивостью. Многие наблюдатели на протяжении истории высказывали мысль, что некоторые люди — к ним относили, в частности, женщин и рабов — характеризуются значительной интеллектуальной ограниченностью, которая делает эти группы населения легковерными (по моей терминологии, препятствующими использованию механизмов открытой бдительности). Даже если предположить, что у всех нас одинаковый когнитивный «инструментарий», мы не всегда можем на него положиться. Таким образом, согласно модели «гонки вооружений», если получатели — из-за упадка жизненных сил или отвлекающих факторов — не могут должным образом применить свои самые тонкие и восприимчивые когнитивные механизмы, то они беззащитны перед более продвинутыми когнитивными инструментами отправителей сообщений; так необновленная антивирусная программа оставляет компьютер уязвимым для атак.

Промывание мозгов и скрытое убеждение

В Америке начала 1950-х гг. страх перед манипулированием отвечал духу времени. Иосиф Сталин еще оставался главой Советского Союза, коммунистическая угроза представлялась максимальной, и Соединенные Штаты достигли пика в политике маккартизма. Считалось, что «красные» проникли повсюду: в правительство, научные круги, оборонные программы. С еще большим коварством они якобы прокрались в умы самых преданных, самых патриотичных американцев — солдат. Во время войны в Корее тысячи американских солдат были захвачены в плен китайцами и корейцами. Сумевшие совершить побег принесли домой истории о жестоком обращении и физических истязаниях, от лишения сна до пытки водой. Когда война закончилась и военнопленные были репатриированы, эти издевательства приобрели еще более мрачный смысл. В них виделись уже не проявления вражеского произвола, а попытки промыть мозги солдатам США, убедив их разделить коммунистические убеждения. Двадцать три человека из американских военнопленных предпочли отправиться с теми, кто захватил их, в Китай, вместо того чтобы вернуться на родину; и это, как утверждала The New York Times, безусловно, «доказывало, что коммунистическое промывание мозгов действует на некоторых людей»^[81].

Механизмом промывания мозгов считалось разрушение у человека способности к высокоуровневому мышлению, поскольку эта операция включала «обусловливание», «истощение» и «внушаемость, вызванную гипнотической диссоциацией»^[82][83]. По мнению американского контр-адмирала Дэниела Гэллери, она превращала мужчин в «нечто среднее между человеческим существом и крысой, борющейся за выживание»^[84]. Предполагалось, что приемы, применяемые корейцами и китайцами, основывались на методах, ранее разработанных русскими, и в итоге военнопленные превращались в «собак Павлова»^[85] (физиолог И. П. Павлов прославился тем, что вызывал у этих животных слюноотделение звуком колокольчика). По иронии американцы в своей «войне с террором» впоследствии стали применять многие подобные методы (наглядным примером служит пытка водой), стремясь добыть информацию у подозреваемых в терроризме.

Мысль, что на людей проще повлиять, когда они не способны думать, распространилась в Америке 1950-х гг. — и в совершенно ином контексте. Объектами воздействия стали уже не военнопленные, перенесшие ужасы корейских лагерей, а кинозрители, с удобством устроившиеся посмотреть последний голливудский блокбастер. По ходу фильма на экране мелькали сообщения вроде «Пейте Coca-Cola!» — настолько быстро, что их невозможно было уловить сознанием^[86]. Вскоре эти сообщения будут названы скрытыми или действующими на подсознательном уровне, то есть ниже порога осознанности^[87]. Они породили страх, который сохранится на несколько десятилетий. В 2000 г. разразился скандал, когда обнаружилось, что в созданной на средства республиканцев рекламе с нападками на политические предложения Эла Гора — кандидата в президенты США от демократов — незаметно для зрителей присутствует слово «крысы»^[88]. Сила действующих на подсознательном уровне сообщений использовалась и в благовидных целях. Компании начали выпускать психотерапевтические кассеты, в частности для повышения самооценки, которые можно было слушать во сне. Поскольку спящие не склонны к существенному контролю сознания, записи обращались непосредственно к их подсознанию, поэтому считались особенно эффективными.

Страхи, связанные с промыванием мозгов и воздействием на подсознание, опираются на убедительную корреляцию сниженной когнитивной способности и доверчивости: чем меньше мы думаем, тем хуже мы думаем и тем сильнее будут на нас влиять вредные сообщения. Эта связь между отсутствием сложной интеллектуальной деятельности и легковерностью традиционно считается не требующей доказательств. Уже Гераклит в 500 г. до н. э., говоря о людях, которые позволяют увлечь себя ораторами в толпе, не задумываясь о том, сколько среди них дураков и воров, имел в виду массы, простолюдинов, а не аристократов.

Двадцать пять столетий спустя почти то же толкование господствовало в дискурсе специалистов по массовой психологии. Европейские ученые, работавшие во второй половине XIX в., пытались объяснить растущее влияние толпы на политику, обращаясь к текущим событиям — от революционных выступлений до забастовок шахтеров. Мыслители того времени выработали представление о толпе как о жестокой и вместе с тем легковерной, и такой взгляд оказался очень популярным. Он вдохновил Бенито Муссолини и Адольфа Гитлера и до сих пор характерен для тех, кому приходится иметь дело с толпой, в частности для представителей силовых ведомств^[89]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

78

Dubreuil, 2010; Sterelny, 2012.

79

Dediu & Levinson, 2018; Hoffmann et al., 2018; см. также: Andrew Lawler, “Neandertals, Stone Age people may have voyaged the Mediterranean,” Science, April 24, 2018, http://www.sciencemag.org/news/2018/04/neandertals-stone-age-people-may-have-voyaged-mediterranean.

80

Дэн Спербер с коллегами утверждают это в статье, опубликованной в 2010 г.: Sperber et al., 2010; см. также: Clément, 2006; Harris, 2012; O. Morin, 2016.

81

Цит. в: Carruthers, 2009, p. 175.

82

Гипнотическая диссоциация — состояние, при котором под воздействием гипноза мышление человека отделяется от его сознания и функционирует в независимом режиме; человек при этом не осознаёт внушаемые идеи и не в силах что-либо изменить.

83

Anthony, 1999.

84

Цит. в: Carruthers, 2009, p. 192.

85

Журнал Life, цит. в: Carruthers, 2009, p. 192.

86

Pratkanis & Aronson, 1992, chap. 34.

87

Среди значений английского слова subliminal есть и такое, как «подпороговый». — Прим. пер.

88

Pratkanis & Aronson, 1992, chap. 34.

89

Reicher, 1996.