И жили старик со старухой у самого синего моря. Высшая Школа Сказкотворчества. Ступень 2

Татьяна Владимировна Плетнева

Все началось, как обычно.Да случилось Нечто… И это стало началом событий. Сказочных и не очень. Весёлых и грустных. С находками и потерями. Герои торили пути – дороги. Обретали помощников, друзей, любимых.Волшебные приключения, чудесные встречи, неожиданные результаты. Но они нашли самих себя да таких, что не стыдно в глаза посмотреть отражению своему.И это важно, потому как трудно себе солгать. И трудно от себя спрятаться.И как бы ты ни крутился – Всё только начинается!

Ивашка и малахит — камень

В некотором царстве, в некотором государстве, у самого синего моря жил и здравствовал купец именитый — любитель путешествовать в дальние края-заморские страны Кривиша. В одной из своих поездок узнал он новость удивительную. Что есть где то за степями, за лесами, в Уральских горах камень красоты удивительной. И что камень этот даёт женщине — владелице здоровье несокрушимое, спокойствие душевное и защиту от напасти всяческой.

А у Кривиши жена была больна болезнью непонятною. Вроде бы и здорова, но лицом — бледна, телом — худа, глазами — без задора, а к жизни — без интереса… Лекари знаменитые руками разводили и ничем помочь не могли. И хотел Кривиша тем камнем полечить жену любимую. Вновь хотел услышать смех её звонкий да увидеть на щеках её румяных ямочки…

Было у купца три сына. Двое-то взрослые совсем, а младший — семилетка. Старшие братья сами попросились в путь за камнем отправиться. И, благословение получив, пошли к Уральским горам.

Много ли времени прошло, мало ли, но не было вестей от братьев старших купцу именитому. Не было и братьев…

Запросился тогда в путь-дорогу сын младшенький. Долго противился купец просьбам малого. Но поглядев однажды на жену любимую, на глаза её застывшие, согласие и благословение все ж дал…

Надел Ивашка сапоги железные, в котомку заплечную — каравай да орехов каленых положил, за пояс — дудочку, что от отца досталась и на которой он сызмальства играть умел искусно, засунул.

Шёл Ивашка степями бескрайними, дивился простору и красоте цветов степных. Добрался до лесов вековых и там много чего удивительного узрел, так непохожего на то, что дома оставил. Шёл Ивашка, сапоги изнашивал, хлеб грыз да орешки щелкал. Вот уже и леса за спиной остались.. Теперь — до гор добраться и камень-малахит целебный для матушки добыть осталось…

Смотрит Ивашка — перед ним избушка стоит. Не простая та избушка, а на курьих ножках. И к нему — задом повернута.

— Стань, избушка, ко мне — передом, а к горам — задом… — проговорил Ивашка.

Почесала избушка одной куриной ножкой об другую и осталась стоять, как стояла.

— Повернись, избушка, ко мне — передом, а к горам — задом… — уже скомандовал Ивашка. Но опять осталась стоять избушка, как стояла. Только другой куриной ножкой почесала первую…

Рассердился Ивашка, достал дудочку свою. Да заиграл плясовую, весёлую да удалую. Затряслась избушка, заподпрыгивала. Ножками коленца — откидывать начала. Веселее стал играть Ивашка на дудочке. Веселее стала плясать избушка да выше подпрыгивать. А Ивашка — продолжает дудеть… А избушка — продолжает плясать…

— Ой да перестань уже играть, мил человек… — закудахтала избушка. — Довольно я косточки свои размяла. Сто лет стояла, никто меня повернуться заставить не мог… Достоялась… Сама повернуться хочу, посмотреть на храбреца… Довольно игры… Повернусь к тебе — передом, к горам — задом…

Только тогда убрал от губ дудочку Ивашка, как, кряхтя и ноги подкидывая, повернулась избушка передом. Узрел храбрец на крыльце старушку древнюю, которая, вцепившись в ступеньки, на крылечке валялась. А рядом с ней валялся распластанный чёрный кот…

— Что же ты, хозяюшка, гостя не привечаешь? — вскричал храбрец, опустив дудочку. — Али люди лихие напугали вас, а вы и напугалися? А затем и затворилися?

— Да были тут, почитай недавно, молодцев двое захожих… Все кричали — ругались. Требовали и то, и это… Ну и отправили мы их… куда подальше… А сами — плюнули на всех и повернулись… задом…

— А отправили то куда?

— Да к лешему… — пояснила старушка, уже спокойно сидящая на ступеньке крылечка. — А ты, мил человек, куда путь держишь? Дело пытаешь или от дела лытаешь?

— Я, бабуся, не знаю вашего имени, иду к горам Уральским… Есть у меня к ним интерес особый…

— Баба Яга меня зовут, Костяная Нога. — зарумянилась бабуся.

— Да какая ж вы Баба Яга? Если только Бабуся Ягуся… И ноги вполне себе, симпатичные такие, ровные-стройные…

— Да я гляжу, ты, молодец, — великий знаток женских ножек… — вдруг рассмеялась Бабуся Ягуся. И смех её был молодым и звонким…

— Проходи, добрый молодец, в дом. Потешил ты меня. Будет тебе и банька жаркая, и угощение знатное, и постель мягкая… — певуче, а совсем не скрипуче, сказала Яга и распахнула дверь…

Прыгнул Ивашка на крыльцо высокое, зашёл в сени просторные, да и подивился. Изнутри то не избушка деревянна оказалась, а палаты каменны. На полу узор диковинный выложен. На полу узорчатом — ковры мягкущие. А свет идёт от витых, кованых канделябров, на 100 свечей каждый…

— Это каслинское литье… — пояснила Яга, заметив интерес гостя к светильникам. — Чугунное… В Уральских горах не только камни добывают, но и металлы.. А умельцев, которые железные да чугунные кружева плетут, только здесь и найти можно… — услышал Ивашка за спиной молодой голос. Оглянулся, мать честна, стояла за его спиной красавица, да такая, что ни словом сказать, ни пером описать… И только по мудрости вековой во взгляде понял парень, что это все та же, да не та, Яга стоит. Удивился Ивашка, но виду не подал. Успел взять себя в руки да челюсть отвалившуюся было на место вернуть.

Банька и впрямь была — жаркой, угощение — знатным, а постель — мягкой. Только чёрный кот, разбудивший Ивашку утром, был чем то недоволен и шипел, топорща усы. Пока Яга готовила завтрак и накрывала на стол, Ивашка вышел на крыльцо да оглядел взглядом мужицким хозяйство ягинино. Спросил, есть ли какой инструмент плотницкий?..

— Как нет? Конечно, есть… — ответила хозяйственная Яга, показав Ивашке мастерскую. Чего там только не было… Но ведь молодцу все и не надо… Взял нужное, осмотрел внимательно и пошел плотничать-хозяйничать. Ступеньки у крыльца — поправил, перильца — укрепил. Дверь скрипучую смазал и перестала дверь быть скрипучей. Избушка, видя такое обхождение, присела на землю по-турецки и Ивашка заодно и ставенки проверил-смазал. На крышу слазил, там посмотрел-починил что-то. В общем, не избушка болючая, а игрушка — весёлая и нарядная. Кот чёрный сначала мяукал недовольно, но потом смилостивился и даже об ногу Ивашкину довольно потерся…

— Аппетит то нагулял али ещё что найдёшь, что поделать? — спросила Яга, выходя на крепкое крылечко.

— Сей момент… Руки вымою, лицо ополосну водичкой колодезной и приду… — ответил довольный молодец.

Позавтракал Ивашка с удовольствием. И впрямь, аппетит нагулялся. После завтрака Яга достала из сундука кованного клубочек серенький.

— Для чего мне эта безделица? — удивился молодец. — Он по вашей части, женской…

— Не безделица то, а проводник твой к горам Уральским. А в горах тех — к Медной горе, где Хозяйка живёт. Там же ты камень-малахит добыть сможешь. Немного тебе его нужно.

— Откуда про камень знаешь? Я про него ни словечка ни промолвил… — сразу построжал парень.

— Я, мил дружок, много чего видела, много чего слышала, много чего знаю… И обо многом догадаться могу… — спокойно ответила Яга. — Те двое, что ране приходили, тоже туда хотели идти и камень тот тоже хотели добыть… Да только невежами себя показали… Над дряхлой старушкой посмеяться хотели… Ан нет..Вместо гор Уральских в гостях у лешего оказались.. А что леший с ними сделает — мне интереса нет. — тоже построжала Яга.

— А вскоре и ты обьявился… С братьями лицом ты схож… Дорога у вас в одну сторону лежала, да только от меня в разные стороны разбежалась…

— А запомни ты крепко-накрепко вот что… Добыв камня нужного, ты в горе Медной не задерживайся… Если захочешь другие камни взять, то не бери их… Иначе осерчает Хозяйка… И худо тебе будет… А вот если добром, сама она их тебе поднесёт, то тогда бери смело…

И с этим напутствием отправился Ивашка в путь, ведомый круглым проводником.

Долго ли они шли, коротко ли, но дошли-докатились до гор Уральских. У молодца дух захватило от красоты их суровой. Но ещё дальше покатился клубочек. А Ивашка — за ним шёл. В самое сердце гор Уральских — к Медной горе.

— И чего все в ней нашли? — мысленно почесал затылок Ивашка. Гора как гора… И выше — видали.. И — круче… Ну да делать нечего, надо вход искать в эту гору… Да камень-малахит для матушки добыть.

И тут клубочек помог Ивашке, указал дыру… Сам бы парень и не догадался, что этот лаз ведёт глубоко внутрь горы.

Вполз Ивашка в лаз, в толщу каменную. Сначала ход узкий да низкий был. Ивашка на всякий случай клубочек за пазуху сунул. И дудочку отцову — туда же. Полз Ивашка сначала ползком, потом — на четвереньках. Потом — согнувшись в три погибели — шёл. А потом… вышел Ивашка в пещеру. Высоченную, огроменную. Не понятно каким светом освещенную. А в стенах её таинственно сияли камни самоцветные — синие, красные, зелёные, пурпурные… Под ногами темнели камни попроще, всякие-разные… И как среди них найти нужный, Ивашка не представлял. Стал он кучи руками разгребать. Но этот камень — не тот. И другой — не тот… Ивашка облазил почти всю пещеру, когда обнаружил кусок малахита. Темно-изумрудный, с медными прожилками, с богатым рисунком… Плоский, почти круглой формы… Как по заказу… Подправить немного, отшлифовать, отполировать… Молодец разглядывал кусок и дивился тонкой красоте малахита. Решив, что для матушки этого будет довольно, Ивашка завернул найденное в тряпицу и убрал в заплечную котомку.

Теперь и домой можно отправляться… Повертел головой добытчик. А куда идти то? Пока лазил по пещере попой кверху, лаз потерял. Достал из-за пазухи клубочек. А тот никуда не ведёт. Крутится вокруг ног и только. Убрал Ивашка клубочек обратно за пазуху. А вокруг все так же таинственно мерцали камни самоцветные. Красные, синие, зелёные, пурпурные…

— А возьму ка я один самоцветный камешек, самый махонький… Авось не убудет от богатств хозяйкиных… — подумал Ивашка и стал выковыривать из стены пещеры блестящий камушек. Фиолетовый… Выковырял, полюбовался и спрятал за пазуху. И только сделал шаг, как раздался гневный голос:

— И кто это хозяйничает в моих кладовых без моего на то позволения?

Перед Ивашкой стояла высокая, статная женщина в богато украшенном платье. На голове её сияла-переливалась всеми цветами радуги корона. У молодца сам собой рот открылся. Красивая неземной красотой женщина хмуро взирала на Ивашку с высоты своего роста.

— ИвИвИвашка я… — стал заикаться парень.

— Что же ты, Ивашка, камни мои берёшь без спроса и за пазуху прячешь? Останешься тогда здесь навечно, раз мои богатства тебе по нраву… Никогда не увидишь света белого, солнца жёлтого, неба синего…

— Не могу я остаться здесь навечно… — ответил Ивашка.

— А об этом раньше думать надо было… — усмехнулась Хозяйка горы Медной. — Давно ко мне люди не захаживали. Всё сверху ползают — счастья фартового ищут.

— Позволь сыграть мне на дудочке. — попросил молодец. — Попрощаюсь со светом белым, солнцем жёлтым, небом синим..

— Что ж, играй. И я — послушаю…

Вздохнул горько Ивашка, достал дудочку отцову. Вспомнил слова Яги, но поздно уже было. Заиграл Ивашка, полилась музыка грустная. Плакала дудочка, что не увидит больше лесов зелёных, степей бескрайних, волны морской да батюшку с матушкой… Долго играл Ивашка, долго плакала дудочка. А когда замерло эхо последнего звука, услышал парень странные звуки. Удивлённый, посмотрел он на Хозяйку. Сидела та в каменном кресле, закрыв лицо руками. И слезы текли между её пальцами. Да и Хозяйка та, да не та. Ничего не осталось от грозной властительницы. Сидела в кресле девчоночка, в голубом сарафане и с синей лентой в косе. Подняла девчоночка на Ивашку заплаканные глаза, всхлипнула и сказала:

— Всё зовут меня каменной девкой. Но даже у камня есть сердце. Зачем ты своей дудочкой разбередил мою душу? Зачем вспомнила, как бегала босоногой в детстве?

На ногах девчоночки действительно не было никакой обуви. Растерялся Ивашка, но потом стало ему жаль девчоночку. Небось мёрзнут ноги на холодном, каменном полу…

— Ты не плачь, слышишь? Не плачь. — парнишка снял с плеч котомку и достал оттуда шерстяные носочки.

— Вот, надень. А то простудишься. Матушка вязала эти носочки из шерсти, которую сама пряла. Сама собирала шерсть с нашего Полкана. Говорила, собачья шерсть — самая тёплая. Говорила — вдруг пригодятся. Вот и пригодились…

Надела девчоночка из собачьей шерсти носочки.

— А и впрямь, тёплые. Только как же я их носить буду? Изорвутся они на полу каменном, неровном…

— Я бы тебе лапти сплел, да только не из чего… Нужно лыко, а где его здесь взять?

— Пойдём. — сказала девчоночка, взяла Ивашку за руку и повела. И, чудо — чудное, расступалась перед девчоночкой толща каменная, открывалась впереди — проходом широким. А потом — закрывалась позади…

Вышел Ивашка с девчоночкой в рощу березовую. В роще — трава зелёная, ягоды — из под листочков виднеются. Пока Ивашка лапоточки плел, Хозяюшка ягоды в решёто собирала. Откуда то решето здесь появилось… Но пригодилось… Доверху ягод Хозяюшка насобирала. И вот что интересно было — ягоды то разные были.. И раннелетние, и позднелетние, и даже совсем поздние да те, что и в лесу то не растут. А где нибудь в болоте…

Примерила девчоночка лапоточки Ивашкины, а они — впору пришлись. Лёгкие, прочные.

— Удобно то как! — засмеялась Хозяюшка.

— Прими и ты дар от меня. — протянула полное решето ягод. — От сердца — подарок.

Взял Ивашка решето. Да только тяжёлым оно ему показалось. А потом дно у решета отвалилось и посыпались в траву камни самоцветные… Красные, жёлтые, синие да зелёные…

— Тот камень, что за пазухой лежит, у себя оставь. Вспомнишь обо мне, достань и посмотри в его глубь. А с остальными делай, что хочешь. — и пропала девчоночка, как и не было её вовсе. Только мелькнул меж травинок хвост ящеркин. А ещё показалось Ивашке, что у ящеркин той — корона на голове. Маленькая, желтенькая.

— Да нет. Показалось верно… — думал Ивашка, собирая в котомку заплечную камни самоцветные, что Хозяйка горы Медной своими руками ему поднесла… Тяжеленькой оказалась котомка. Ну да ладно, своя ноша — не тянет. Надел Ивашка котомку на плечи, достал клубочек и бросил на землю. Покатился весело клубочек, повёл Ивашку домой.

Шёл Ивашка за клубочком, горы обходил, через реки переправлялся да и пришёл в лес дремучий. Темно было в лесу том, сыро и тихо. Только ветер шумел верхушками столетних елей. Вышел Ивашка на поляну, а там братья его старшие сидят, связанные. А вокруг них бегает, громко ухая, чудище лесное-косматое. Леший, видать, тот самый. Не испугался молодец, достал дудочку из-за пазухи и заиграл весёлую плясовую. Заплясало чудище, затряслось, руками замахало, ногами затопало. Ивашка играет, а чудище пляшет и кричит голосом страшным:

— Перестань дудеть, добрый молодец. Сил нету уже плясать..

— Перестану играть, когда скажешь — пошто братьев моих связал да не отпускаешь?

— Так послали их ко мне. Леший я. Я всех вяжу, кого посылают ко мне. Не зову я их — сами приходят… Вот и пусть сидят связанные… — отдуваясь, кряхтел леший.

— Развяжи их да отпусти со мной. Да не смей чинить препятствий… Тогда играть перестану.

Отдуваясь и приплясывая, леший развязал братьев старших. Убрал тогда Ивашка дудочку за пазуху. И леший, ползком, убрался куда-то в бурелом. Не видел его больше Ивашка.

Обрадовались братья свободе. Стали младшенького расспрашивать — как да что… Ивашка все и рассказал, и показал… И малахит для матушки, и камни самоцветные, что Хозяйка горы Медной сама подала. Ахали братья и охали. Завидовали удачливости братца. Вскоре совсем стемнело. Решили братья здесь переночевать, а поутру домой идти. Ивашка то за день устал, сразу уснул. А братья переглянулись… И связали веревками, что раньше на них были, да и бросили в овраг глубокий, ветками закидали. Забрали котомку заплечную Ивашкину и в ночь ушли…

Очнулся Ивашка. Голова трещит, видно крепко ударился при падении в овраг. Руки связаны, ветками закидан. Опять света белого не видать…

Кое-как поднялся, овраг глубокий. Не выбраться Ивашке. И пошёл тогда молодец по дну оврага глубокого. Шёл долго, но пришёл к какой-то пещере. Зашёл, а там костерок горит. Ещё немного и погаснет огонёк. Прожег Ивашка огоньком путы на руках. Руки то затекли совсем. Сидит Ивашка, руки растирает. Огонёк совсем маленький стал, а тут и вовсе темно стало. Что-то закрыло вход в пещеру. И вполз в пещеру Змей. Стал он головой крутить, оглядываясь.

— Человеческим духом пахнет. Давненько ко мне обед сам не приходил.

— Не обед я тебе, зря радуешься. — буркнул Ивашка.

— Смелый какой… Лапой щас как вдарю, да хребет поломаю.

— Не получится у тебя, змей поганый… Лучше попляши… — опять достал Ивашка свою дудочку. Уж сколько раз она его из беды выручала. И сейчас выручит. Заиграл Ивашка плясовую.

— Ох-хох-хох… — скрипел змей, дергаясь в такт весёлой музыке. — Ты чего удумал, паршивец? Где это видано, чтобы змеи под дудку плясали? Ох-хох-хох…

— Пляши, змей поганый, пляши… Когда ещё тебе придётся повеселиться под музыку? Пляши…

И змей плясал. Стены пещеры тряслись. Камни начали валиться со стен. А змей все плясал. Дрожал огонёк костра. Играл Ивашка.

— Фууу… Устал я… Перестань играть! Стар я уже для таких забав… Пусть замолчит твоя дудка…

— Перестану играть, если отнесешь меня наверх. Не хочу здесь оставаться. Домой мне надо.

— Отнесу я тебя, отнесу… Только перестань дудеть… — взмолился змей.

Опустил тогда Ивашка дудочку. Смолкла весёлая плясовая. Тяжело дышал змей.

— Забирайся на спину да держись крепче. Свалишься — искать не буду.

Забрался Ивашка змею на спину. Вцепился крепко в гребень между крыльями.

— Вздумаешь обмануть меня, снова заиграю. — пообещал Ивашка змею. Тот только вздохнул и выбрался из пещеры. Взмахнул крыльями и взлетел. Летел змей и свистел ветер за спиной. Крепко держался Ивашка за гребень змея, боясь свалиться.

Вот уже и небо показалось. Ночное, с луной и звездами. Приземлился змей на поляне лесной.

— Дальше сам иди… И не возвращайся сюда… Живу я на свете долго и ещё столько же проживу… Но если увижу тебя — не помилую…

— Не беспокойся, змей поганый. Нет у меня желания сюда возвращаться. А и не грозись — дудочка всегда с собой у меня… Вдруг ещё сплясать придётся…

Улетел змей и остался Ивашка один. Каким же сладким показался ему ночной воздух. И лес — красивый, и луна — яркая, и звезды — знакомые.

Достал Ивашка из-за пазухи клубочек. Бросил и пошёл за ним, мечтая скорее до дому добраться.

А в доме родном уже не чаяли младшенького увидеть. Матушка все глаза проплакала. Не помог ей камень-малахит. Отец чернее тучи ходил. Ругал себя за то, что отпустил младшего в дальнюю дорогу. Но ничего не поделаешь… Хорошо, что хоть старшие дети вернулись.

Долго ли, коротко ли шёл Ивашка через леса, через степи. Вот уже и море — близко. Скоро уже дом родной, скоро… Все быстрее катился клубочек… Чуял, видно, что скоро дороге конец придёт. И все быстрее шёл Ивашка за клубочком.

Увидел Ивашка сад знакомый, крышу дома родного и присел на песок берега морского. Клубочек вокруг обежал и у ног Ивашкиных остановился. Засунул молодец своего помощника за пазуху. И задумался. Как дома показаться? Что сказать? Как братья в глаза ему смотреть будут? Но раз добрался жив-здоров, не след боле задерживаться. Встал Ивашка и подошёл к воротам. Двор, где все знакомо с детства. Пёс, который залаял при виде гостя долгожданного. Крыльцо, на котором лежала кошка. Вышел на крыльцо Кривиша, заслышавший лай собаки.

— Кого бог привёл на порог? Ивашка? Ты ли это, сынок? Вот радость то какая… Заходи же скорее… Вот мать обрадуется…

Обрадовалась матушка. Расплакалась. Только слезы другими были. Румянец на щеках появился. А когда засмеялась матушка радостно, то и ямочки на щеках появились. Те самые, что любил Кривиша у своей жены. Обнимала мать младшего сына, отпускать не хотела.

Первым делом, в баньке попарился Ивашка. Смыл пыль дорожную. А потом, за обеденным столом, рассказал о своих приключениях. Понял Кривиша, откуда у старших сыновей камень-малахит взялся да самоцветы дорогие. И позвал их на суд отцовский. Те, увидев живого брата, во всем сознались и покаялись. Тяжело было думать Кривише, что неправильно он их воспитал. Раз бросили на погибель родича своего. Хотел выгнать Кривиша старших сыновей из дома и лишить родительского благословения, но уговорил отца Ивашка не делать этого. Сказал — пропадёт румянец на щеках матушки, и ямочки, отцом любимые, исчезнут. Какие ни есть, но братья — дети её… Отослал тогда Кривиша старших сыновей с глаз долой… В амбар дальний, зерна ржаные да пшеничные в мешках пересчитывать. Пока до последнего зернышка не пересчитают, не быть им в доме родном…

Наверное, до сих пор считают старшие братья те зерна… А Иван отнёс самоцветы, что Хозяйка ему самолично подарила, дядьке своему — ювелиру. Высоко тот самоцветы оценил. Огранил и ещё краше стали те камни. Один из них Иван тётке Неждане подарил. Выбрал самый синий. Под цвет глаз её.

А камень-малахит матушка носила на длинной золотой цепочке не снимая. Бодра была и весела. Пела как соловушка. И глаза её были полны жизни и радости.

Помог матушке малахит. Не зря, значит, Иван за ним ходил.