Очень короткие рассказы о главном

Сергей Андреев, 2022

В книге представлены короткие и очень короткие рассказы, в которых неожиданный сюжет заканчивается непредсказуемом финалом. Автор предлагает читателям позитивный взгляд на жизнь в любых обстоятельствах, даже в кризисной ситуации. После прочтения книги возникает вера в то, что ничего невозможного нет, и появляется надежда на лучшее: для себя и для всех. Женщина и мужчина, грани их отношений выявлены в рассказах столь точно, что никого не оставит без сопереживания. Литературные герои надолго останутся в памяти – это позволит читателям действовать так, как советует опыт героев из прочитанных рассказов. Книга рекомендована людям старше 18 лет.

Цикл «Самостоятельный выбор»

Реклама зубной пасты

В свои тридцать я влюбился как мальчишка. Попался на удочку сразу и уже ничего не мог с собой поделать — сидел и смотрел, как эта блондинка отбивает на корте мячи и как её плоский живот приоткрывается в прорези над юбочкой, когда она закручивает удар ракеткой. Я хотел дождаться окончания её тренировки и познакомиться.

Комплексовать по поводу собственной внешности мне не приходилось: короткая чёрная стрижка, загорелая рожа и ладная фигура — в успехе я был абсолютно уверен, хотя не внешность, конечно, всё решает. Но остального у меня тоже было в избытке: ума и обаяния — через край, и никакой скромности в общении с прекрасным полом. Плюс, конечно, хорошая материальная обеспеченность — вопрос не из последних.

Так всё началось.

Потом была поездка на Мальдивы, персональное бунгало на одном из атоллов: десять дней, девять ночей, полный пансион, нежный песочек. Мы смотрелись великолепной парой: счастливые, красивые, энергичные. Я банковал, я сдавал, я играл и выигрывал, потому что получал именно то, что хотел. А хотел я её всю целиком.

Впервые за свою мужскую жизнь я произнёс слова о любви, после которых пути обратно нет. Больше того, в моём бизнесе она стала ведать рекламой, и я, честно сказать, на этом сильно поднялся — в смысле денег. Она находила какие-то особые словесные обороты, привлекающие людей, — и те покупали именно мою продукцию, а не чью-то другую. Я изготавливал зубную пасту на основе фтора, тюбики были в пять раз дешевле «Колгейта», но иностранцы тогда буквально заполонили экран своими рекламными клипами. Мы ответили им с русским юмором, да ещё напирая на патриотизм. Люди улыбались, покупая пасту моего производства; улыбались — и покупали!

Наша история длилась полгода, пока не случился финансовый кризис и мои дела внезапно не обвалились. Кредит съел все накопления, производство встало, налоги платить оказалось не с чего… в общем, всё плохо.

Тогда она и ушла.

В конце она устроила сцену — без криков, конечно, но гадостей с её стороны произнесено было достаточно. Мы говорили в офисе, откуда уже вывозили оргтехнику и вещи, поскольку нечем стало платить за аренду. Мне было разъяснено, что, оказывается, девушка относилась ко мне вполне прагматично: вроде как работала за хорошие деньги, но это и всё. Конечно, она была «моей» в интимном смысле, но ведь мы и в этом вопросе состояли в определённых партнёрских отношениях, разве не так? И разве я не получал от этого удовольствия?

У меня язык отнялся. «Неужели всё до такой степени пакостно, — подумал я, — что самые лучшие чувства вдруг начинают измеряться деньгами…» Выходит, пока мы были знакомы, она занималась сплошной имитацией, а я, словно подросток, влюбился по уши и готовился сделать ей предложение. Даже смокинг себе в магазине подобрал, придурок, и галстук-бабочку!..

Я не стал ничего говорить в ответ: выслушал, повернулся и ушёл. Да и что тут можно было сказать? Плюнула в душу, не отвечать же ей тем же. Я мог бы, конечно, сообщить ей, что использовал её как девку, ничего к ней не испытывая, кроме похоти, и все мои к ней признания были самым обычным способом удержать её возле себя, потому что мне нравились некоторые её анатомические детали, — в общем, вывернуть всё наизнанку. Но я слишком любил эту девушку, чтобы обидеть напоследок таким вот гадким образом, даже если она того и заслужила.

Я вышел на улицу, сел в машину, включил зажигание и тронулся. Неожиданно девушка выскочила следом и подбежала сбоку, что-то пытаясь крикнуть на ходу. Я различил слова типа «прости» и «наврала», но для меня всё это больше не имело значения. Я уезжал, чтобы не слышать собственных слов в её адрес, готовых сорваться с языка.

Мне даже стало, по большому счёту, легко. Не было ни денег, ни зависимости от них, ни отношений, которые могли бы оцениваться в долларах или евро. Я ехал куда глаза глядят, потому что любые дороги казались мне теперь открыты. В конце концов, свет клином не сошёлся ни на зубной пасте, ни на девушке, которая её рекламировала. От этого всего осталась одна большая, хоть и горькая, улыбка — вот и всё.

Я доехал до перекрёстка, раздумывая, куда бы двинуться, и по стрелке повернул направо. Через пару сотен метров я увидел женщину с младенцем на руках, которая голосовала здесь, видимо, уже давно. Машины проносились мимо, потому что место для остановки было крайне неудачным: трасса. Я остановился и, не задавая лишних вопросов, подождал, пока женщина усядется сзади. Она захлопнула дверцу, и мы тронулись.

Как потом выяснилось, я сделал абсолютно правильный выбор.

Призовой забег

Мне почти сорок лет, я одет в хорошее пальто и шляпу, и вот — бреду по осеннему парку, размышляя о предстоящей осени в моей собственной жизни, с которой, в смысле — с жизнью, не знаю, что и делать.

Светло-жёлтые листья на светло-сером фоне неба: так выглядел тот октябрь, когда я вышел из машины, чтобы прогуляться среди безветрия и тишины. Ровный рассеянный свет и три красных деревца на зелёной ещё опушке: небольшой пруд, тишина… «Вот и покой, вот и безмятежность; эдак можно сентиментально поверить во что-то хорошее, словно в юности, а в итоге — оказаться в дураках», — подумал я.

В давнюю-давнюю пору, будучи совсем ещё молоденьким, когда я учился на факультете журналистики и мечтал стать лучшим в мире репортёром, мы бродили с одной чудесной девушкой по такому же вот парку, взявшись за руки, и в молчании нашем крылось больше, чем в самых возвышенных словах. Я тогда думал, что состояние это, сводившееся к потребности делать всё, что нужно другому человеку, лишь бы ощущать себя частью целого, где тот, другой, является такой же частью, — это и есть любовь. Я с наслаждением отдавал себя в распоряжение того удивительного существа, которое состояло из нас обоих с той девушкой.

Тогдашнее состояние можно было сравнить с какой-то удивительно чистой, светлой мелодией, которую я запомнил на всю жизнь в надежде, наверное, когда-нибудь её исполнить на тонких струнах души. С тех пор, однако, ничего подобного мне испытать не довелось: первая моя любовь осталась в далёком прошлом, и жизнь постепенно стёрла воспоминание о девушке, с которой мы, взявшись за руки, шли тогда по осеннему парку.

Юность кончилась, в свои сорок я вполне уже повзрослел и поэтому только что расстался с женой, которая отчего-то взяла привычку каждый день поднимать на меня голос. Видимо, она считала меня в чём-то тотально виноватым, а конкретные поводы для претензий оказывались неважны. Я пытался уладить дело миром, но кончилось всё тем, что снял себе квартиру и переехал туда. Я начал сдавать рубашки в прачечную, питаться в неплохих ресторанах и на первых порах испытывал некоторый недостаток интимных услуг. До ухода из дома, помимо жены, у меня была одна лошадка для верховой езды, она была замужем и имела дочь, но сделать этот запасной вариант основным резонов не было никаких. Она так и оставалась в резерве.

Я искал несколько новых девушек, заранее понимая, чего от них хочу и что собираюсь им предоставить.

Журналистику мне давно пришлось забросить, потому что она плохо кормила. Теперь я работал менеджером по продаже недвижимости. Только что фирма подписала крупный контракт, я заработал неплохие деньги, так что можно было сделать передышку в работе и наконец-то заняться личной жизнью, полностью себя этому посвятив. Здесь требовался рациональный подход, потому что на эмоциях далеко не уедешь: в лучшем случае потеряешь время и деньги. А то и здоровье… кому это нужно?

По статистике, самыми сексуально активными на планете были греки — они делали это 138 раз в году. Французы занимались сексом 120 раз, итальянцы — 106. Я подсчитал, что мне хотелось бы заниматься любовью больше трёхсот раз за год. Не потому, что я стремился к рекордам, а просто ощущал себя в тонусе. Это позволяло совмещать разных женщин, не обижая ни одну.

Я завёл знакомства с девушками, выбрав претенденток разного возраста: так сказать, в широком диапазоне. Для краткости я обозначил участниц номерами. Рите (ей был присвоен номер первый) было девятнадцать: темноволосая худенькая студентка и, как оказалось потом, девственница. Света, администратор торгового комплекса (номер второй), была блондинкой, имела все параметры модели, хорошую грудь, стрижку типа «каре», но особым умом не отличалась. Ей было двадцать пять. Ольга (номер третий) работала парикмахером-визажистом, по знаку зодиака — Скорпион, что означало выраженную сексуальность. У неё были длинные волосы цвета льна, мягкие манеры и пропорциональное сложение, что при миниатюрном росте делало её похожей на обворожительного тинейджера. На самом деле ей исполнилось двадцать семь, и она прекрасно понимала, зачем её внимания добиваются мужчины.

Итак, я выстроил своих девушек в ряд и объявил им забег наперегонки — до моей постели.

Каждой я подарил хороший парфюм, в её собственном стиле.

С каждой сходил не в кино, а в театр (!), на тот спектакль, который был ближе именно ей по сути. С номером первым (студентка) мы смотрели драму о любви; с номером вторым (блондинка, хорошая грудь) — откровенную комедию положений; для Ольги (двадцать семь лет) я выбрал изысканную историю с переменой партнёров, где в финале выигрывают все участники.

Каждую я отвёл в ресторан. Романтический ужин — с номером первым (стройная студентка): горели свечи, в бокалах переливалось рубиновое вино, а я говорил с Ритой о прекрасном. Тёмные её длинные волосы струились по плечам, а контуры первого взрослого чувства начинали проступать в её глазах. С номером вторым, моделью Светой (блондинка, грудь), всё обстояло проще: я выбрал шикарное заведение с хорошей кухней, живой музыкой (мы танцевали, обнявшись), и подарил ей украшение — из не самых пока дорогих, чтобы не смущать. Ну а с Ольгой мы забились в тёмном баре на диванчик в закрытой от посторонних глаз нише, и я угостил её вначале ухой со сливками по-фински, потом хорошим бифштексом, а после, когда мы выпили по стопке, короткими поцелуями, с помощью которых женщины безошибочно определяют, что их в дальнейшем ждёт с мужчиной.

Я не спешил. Наоборот, с каждой из участниц съездил в разные ателье, где мы заказали для них платья — одной попроще (номер один), другой поинтереснее (номер два, к её светлому каре очень шёл глубокий вырез, подчёркивающий грудь); Ольга предпочла сразу же купить ярко-красный наряд, встала на высокие каблуки, и я на секунду почувствовал к ней вожделение.

Потом я занялся технической стороной их быта. Студентке Рите подарил музыкальный центр и набор хорошей музыки; красавице Свете — новую модель айфона в перламутровом корпусе; миниатюрной Ольге — компьютер вместо того старого ящика, которым она пользовалась.

После этого мы побывали с каждой из них в магазине нижнего белья, вполне по-свойски выбирая то, что могло бы подойти: высокой худенькой (номер один); выдающейся красавице (номер два); маленькой и сексуальной (номер три).

Мы всё время встречались с ними в кафе и ресторанах, ходили в кино (всё это, естественно, по очереди, с учётом их графика работы или учёбы, который я для себя составил, чтобы не ошибиться).

Спустя месяц все три вышли на финишный круг. Впереди, конечно, бежала Ольга (номер третий, Скорпион): однажды я отвозил её на такси домой, и она как бы невзначай положила мне руку на колено — так, что не оставила сомнений, куда действительно хотела бы её положить. С ней мы уже вовсю целовались и ежедневно писали друг другу вполне откровенные СМС, на грани фола.

Следующей, не сбивая дыхание, но и не отставая, бежала красавица Света. Мы вели с ней задушевные разговоры, я сводил её поиграть в боулинг, потом мы хорошенько выпили пива, и я по-хозяйски её приобнял, не встретив никаких возражений. Поехать ко мне я её не пригласил, потому что чувствовал: мог последовать отказ, а отказов в такой истории быть не должно.

Наконец, делая один шаг вперёд и два назад, за ними последовала Рита. Она не представляла, что её ждёт, и очень боялась любых перемен в судьбе. Все её подружки-однокурсницы без тени сомнения заводили романы, а мне пришлось три раза пригласить её к себе домой и поить там кофе, давая привыкнуть к обстановке, пока она не согласилась, что я должен стать её первым мужчиной.

И я им стал!

Удивительно, но именно Рита выиграла забег у своих опытных партнёрш. Я был с ней предельно деликатен, подарил цветы, которые она унесла домой, нежно обцеловал с ног до головы — но про себя решил, что тратить время на обучение девочки, кричащей от боли при каждом движении, представляется для меня излишеством. Эффект не окупал затрат времени. Мы ещё некоторое время продолжали встречаться в городе, я делал ей подарки, и через неделю мы даже попробовали повторить интим — но варварство, оно варварство и есть, и если девушке не было комфортно, то издевательства над организмом следовало прекратить. Под благовидным предлогом я свёл отношения с Ритой на нет. С забега её сняли.

Зато две остальные спортсменки выскочили на финишную прямую, рванув к ленточке буквально шаг в шаг! Как-то днём, когда мы с миниатюрной Ольгой (номер третий) в её обеденный перерыв доедали бизнес-ланч в хорошем ресторане, она своей ножкой, скинув туфлю, под столом ясно дала мне понять, что же нас ждёт сразу после. Такого телесного праздника я не ожидал! В качестве приза для Ольги последовал заранее приготовленный подарок: небольшое, но изысканное ювелирное украшение. Мы успели проделать всё дважды — по времени это заняло часа полтора, после чего Олечка вновь отправилась к себе на работу в парикмахерскую. Я пребывал в эйфории, потому что руки ещё помнили её невероятно эластичное тело, доставлявшее не удовольствие даже, а наслаждение. Я чувствовал, что поймал золотую рыбку: спортсменка номер три явно выигрывала!

Но наступил конец рабочего дня, и мне позвонила Света (номер второй) с нетерпеливым вопросом: когда же мы увидимся? Я не задумываясь ответил: «Приезжай!» — и через полчаса она оказалась у меня в квартире. Всё началось чуть ли не в прихожей, хотя нет, я вначале дал ей выпить, и тут она буквально сошла с резьбы. Я мыл её под душем, используя нежнейшую средиземноморскую губку, и сам не заметил, как прямо под душем всё и произошло.

Это тоже было праздником, хотя с большой долей физических усилий. Света была девушкой крупной, что, как ни крути, накладывало свой отпечаток на происходящее.

С этого дня подарки, цветы, походы с обеими девушками (по очереди, разумеется!) в рестораны, в театры, в кино, поездки с ними за город слились в один нескончаемый хоровод. Ко всему, внимания потребовала та моя лошадка, с которой мы занимались верховой ездой друг на друге последние пять лет. Я взял да и сделал с ней то, о чём давно мечтал! Получилось неожиданно и понравилось обоим. Это дополнило разнообразием каскад встреч, которые превратились в одну длинную любовную сцену. Детали почти не различались, менялись только лица и обстановка.

График складывался примерно так.

Лошадка иногда приносилась утром (она всё-таки была замужем и не могла задерживаться), поэтому скакала галопом (или рысью, по настроению), после чего уезжала, слегка охрипнув от собственных криков в подушку. Я присвоил ей номер первый, взамен выбывшей Риты, и подарил хорошие часы. Как она объяснила их происхождение мужу, меня не касалось.

В обед, в тот же день или на следующий, поскольку я всё-таки не автомат, наступало время миниатюрной Ольги. Она приезжала, валила меня навзничь, закрывала мне лицо своими длинными льняными волосами и вытворяла такое, чего я до этого с женщинами ощущал нечасто. Ольга жила с престарелой матерью и старалась ночевать дома. Это накладывало отпечаток на график наших с ней встреч: только днём.

Вечера обычно принадлежали Свете. Иногда у неё выдавался выходной среди недели, и этот день целиком принадлежал нам. Мы могли уехать куда-нибудь в соседний городишко, где проводился, например, очередной кинофестиваль, чтобы посмотреть там необычный фильм. На следующий день я мог выехать туда с Ольгой и смотрел какую-нибудь новую картину.

В конце концов женщины слились для меня в некое единое существо, требующее развлечения, подарков и моей гиперактивности. Я почти перестал различать, как их зовут, и общался с каждой, как с одной.

Пора было возвращаться к работе, упорядочив всё происходящее, и тут я сломал ногу.

Получилось глупо. Стояла ранняя зима, тротуар обледенел, и, пока я шёл к машине, пришлось преодолевать естественные препятствия. Я упал настолько резко, что с коленом случилась беда: как потом выяснилось, трещина прошла даже по мыщелку. Я попал в клинику, мне сделали операцию, ввинтили в ногу шурупы и поставили меня на костыли.

Я временно выбыл из игры, врачи сказали — на месяц.

Детали здесь описывать незачем, но второй и третий номера, то бишь красавица Света и миниатюрная секс-машина Ольга, не получая больше знаков внимания и подарков, потихоньку съехали на нейтральные СМС, а потом и вовсе перестали отвечать на звонки. Что касается номера первого, моя лошадка иногда, конечно, баловала меня своим вниманием, даже продукты иной раз завозила, но, поскольку являлась матерью семейства, особой активности по определению проявлять не могла.

Временно став инвалидом, я понял, что попытка наладить хорошо организованный гарем сорвалась. До моих проблем девочкам дела не было, и весь процесс рассматривался ими так же прагматично, как и мной. Это они меня, как выяснилось (а вовсе не я их!), гоняли по кругу, а когда я выдохся, списали вчистую.

Всё закончилось быстро и не в мою пользу. Я остался один и вдруг снова, словно в юности, с какой-то острой тоской подумал, что хочу в кого-нибудь влюбиться и чтобы этот «кто-нибудь» полюбил меня. Я не переставал, оказывается, об этом мечтать, и теперь этот мотив звучал всё громче. Я чувствовал, как где-то в душе рождается очень красивая мелодия, которую, конечно же, я скоро исполню, потому что всё сильнее в этом нуждаюсь.

Я ковылял на костылях по своей квартире, потом одевался и точно так же на костылях брёл в ближайший магазин за продуктами. Мне всё больше требовался человек, рядом с которым я перестал бы чувствовать одиночество, — не сегодня, а вообще. Ради такого человека мне не жалко было отдать себя целиком, не изображая больше богатого дядюшку. Я решил: мне нужно стать кому-нибудь очень нужным — взаимно.

Это решение и оказалось тем призом, за который стоило побороться.

Сочинение о премиях за хорошую работу, с повтором для понимания

Шеф написал сочинение для десятиклассницы, дочки своей помощницы.

До этого помощница переспала с шефом на диванчике прямо в его кабинете, и шеф написал сочинение для десятиклассницы, дочки своей помощницы.

Помощница работала у шефа уже три года и с удовольствием занималась с ним любовью, потому что была разведена, и теперь ей очень не хватало мужского внимания. Поэтому помощница переспала с шефом на диванчике прямо в его кабинете, и шеф написал сочинение для десятиклассницы, дочки своей помощницы.

До того как устроиться сюда на службу, женщина успела покрутиться в мире кино. Хорошей актрисы из неё не получилось, но по части свободных нравов она много чего узнала. Помощницей у шефа она работала уже три года и с удовольствием занималась с ним любовью, потому что была разведена, и теперь ей очень не хватало мужского внимания. Поэтому помощница переспала с шефом на диванчике прямо в его кабинете, и шеф написал сочинение для десятиклассницы, дочки своей помощницы.

Самым главным для этой женщины было устроиться на хорошее место, получать неплохие деньги и быть уверенной, что завтра её не уволят. Она перепробовала себя в разных профессиях и ипостасях, но везде оказывалось, что талантов у неё особых нет — разве что очаровательная улыбка, хорошая фигура и трудолюбие, чем бы ни приходилось заниматься.

До того, как устроиться сюда на службу, женщина успела покрутиться в мире кино. Хорошей актрисы из неё не получилось, но по части свободных нравов она много чего узнала. Помощницей у шефа она работала уже три года и с удовольствием занималась с ним любовью, потому что была разведена, и теперь ей очень не хватало мужского внимания.

Поэтому помощница переспала с шефом на диванчике прямо в его кабинете, и шеф написал сочинение для десятиклассницы, дочки своей помощницы.

Шеф получил причитающееся ему удовольствие; дочка помощницы — сочинение, которое в жизни не смогла бы написать, потому что книгу, которую нужно было прочесть, знал любой грамотный русский из тех, что постарше, но она, в силу невысокой своей грамотности, одолеть не смогла. Сама же помощница, как и прежде, получила ежеквартальную премию за сверхурочную работу, которую выполняла со знанием дела, так что всё складывалось как нужно: ко всеобщей радости.

Квиты

Если вы иногда просматриваете гламурные журналы или хотя бы бросаете взгляд на их обложки, то наверняка знаете, как я выгляжу. Блондинка с большими голубыми глазами и притягательным выражением лица, типа «ещё немного, и я вас поцелую». Юбка обязательно короткая, каблуки высокие, а лет уже не двадцать, но ещё не тридцать: для вас — самое то. Примерно такая у меня внешность.

Я сидела в кресле возле прохода и смотрела в иллюминатор, как приближается земля. Самолёт сильно ударился колёсами о посадочную полосу, чуть подскочил и вновь побежал по бетону, опустив закрылки. Все зааплодировали, я тоже. Перелёты через океан стали для меня привычными с тех пор, как я познакомилась со своим милым пожилым американским миллионерчиком. Я уже почти не уставала за десять часов, проведённых в воздухе.

В здании аэропорта он удобно устроился на полу, подстелив газету, и поднялся, чтобы встретить меня возле выхода. Как всегда, он был бодр, оптимистичен и в меру галантен. По его версии, в скором времени я должна была стать его женой — так он решил, познакомившись со мной через интернет-агентство и приехав как-то прошлым летом на пару недель в Россию.

Я тогда сняла для нас в Москве хорошую квартиру (платил, конечно, он), показала ему столицу и даже на два дня свозила в Питер. От белых ночей он вообще ошалел — ходил по набережным и беспрерывно щелкал фотоаппаратом. Мы взяли напрокат катер и хорошо прогулялись по Неве.

Я не только фигурирую на обложках, но и публикую во всех этих гламурных журналах статьи на тему актуальных течений в мире моды. Таким способом я развлекаюсь, чтобы при случае показать свои тексты в последнем номере какого-нибудь глянцевого издания. На самом деле я ищу себе мужа, который обеспечил бы мне жизнь, и любовника, способного доставить мне удовольствие.

Любовника я уже нашла, даже двух, а вот мужа пока подбираю. Забавный старичок из Америки всем был бы хорош, если бы согласился перебраться поближе, пусть даже в Европу. В конце концов, бизнесом можно управлять и по интернету.

Мне двадцать пять. Мои московские мужчины, не догадывающиеся, естественно, друг о друге, имеют то неоспоримое преимущество, что они — рядом. Один из них меня содержит, другой предоставляет все виды сексуальных услуг, на что далеко не каждый мачо способен. Сколько развелось импотентов! Выглядят вроде ничего, но обкурятся какой-нибудь дури или напьются — и толку с них нет. Представьте: такое происходит через вечер! Вот почему мне нужны двое, на подмену. И тот, и другой наслаждаются мною всяк на свой манер, а я играю в их судьбе ту именно роль, которую каждый для меня прописал в собственном деловом ежедневнике. В итоге все довольны.

И вот теперь я — у своего пожилого претендента. Он везёт меня на спортивном «мустанге» по трассе; через полтора часа мы останавливаемся передохнуть в мотеле, и я знаю, какая мне сейчас предстоит нелёгкая работа. Впрочем, не привыкать.

Он думает, что я ни слова не понимаю по-английски, кроме «спасибо», поэтому записался на курсы русского языка и кое-что действительно научился произносить.

По крайней мере, за то время, что мы виделись во время его и моих приездов, он сильно продвинулся, и бытовые проблемы обсуждать с ним по-русски удаётся вполне корректно.

Мы поставили машину на стоянку, зашли в номер, и я отправилась в душ. В ближайшие пять минут меня ждал сюрприз. Пока я мылась, мой дедушка, не особо таясь, позвонил кому-то из своих знакомых и вполне откровенно повёл беседу, касающуюся меня. Он не думал, что я могу что-нибудь понять из английской речи, а поскольку был глуховат, то говорил громко. Между тем владела языком я неплохо, так что всё, что удалось услышать, вызвало у меня шок.

Он говорил кому-то, что русские шлюхи — самые лучшие, даже с негритянскими не сравнить. Да, японки умеют создать настроение, да и вообще азиатки в этом смысле потакают мужчинам. Это их философия. Темнокожие темпераментны и получают удовольствие, громко сообщая об этом всему миру. Но русские — о, эти отдаются процессу всем своим женским существом, поэтому называть происходящее сексом как-то даже неудобно. Конечно, этонелюбовь, новкакой-тостепенипохоже. «Вотпочему, — продолжил, обращаясь к кому-то, мой милый старенький миллионерчик, — я тебе рекомендую эту девочку (то есть меня!). Когда будешь в России, набери её номер и скажи, будто нашёл через агентство знакомств. Расскажешь о впечатлениях».

Я вспомнила, откуда у меня появился этот американский дедушка: он точно так же позвонил, сослался на агентство — хотя там вначале всегда присылают на e-mail данные о претенденте. А до того… вот ведь чёрт! До того у меня случилась подобная история с одним шведом, а ещё раньше — с немцем: я всех их считала претендентами в мужья, но выходит, меня просто передавали из рук в руки, словно шлюху!

Мой миллионерчик как раз и закончил разговор этим словом, похвалив мои физиологические особенности… И на том спасибо!

Я вылетела из душа взбешённая и на беглом английском сообщила ему, даже выкрикнула всё, что о нём думаю. Он с американской улыбкой выслушал мой монолог, а потом спросил, довольна ли я той суммой, которую он каждый раз вручает мне при расставании. Я оторопела. «Да или нет?» — настойчиво повторил он свой вопрос.

Вообще-то, мы были квиты. Я пожала плечами и кивнула.

Тогда он тоже кивнул и расстегнул штаны.

Под другим углом зрения

— Давай сыграем, — предложила она, — ты побудешь мной, а я тобой, и мы расскажем друг другу, что у нас за отношения. Уже год вместе, интересно же!..

— Гы… Давай, — согласился парень, лениво потягивая пиво. Они лежали на городском пляже у реки, среди других таких же отдыхающих: она — в открытом купальнике, он — в шортах до колен. Оба были ещё белыми — видимо, выбрались на пляж в первый раз. Впрочем, лето только входило в силу.

— Начинай, — предложила она.

Парень хмыкнул, почесал белобрысую шевелюру.

— Ну, в общем, я девушка бойкая, встретила довольно-таки нормального пацана и теперь хочу, чтобы он за мной продолжал ухаживать. Гы… Я к нему привязалась, а он ко мне. Оба мы друг другу нравимся, свыклись уже по жизни, мне не терпится побыстрее замуж, а этот что-то тянет. Вроде я ему нравлюсь, по всем статьям подхожу, стараюсь всё время сделать как лучше, а от него ни ответа, ни привета. Между прочим, я хорошая хозяйка, умею вкусно готовить, за домом слежу. Гы… Так что скоро поставлю вопрос ребром… Правильно? — Он снова отхлебнул из бутылки.

Девушка была пегой, не тёмненькой и не светленькой; она слушала со вниманием, очень серьёзно.

— Ладно, теперь я за тебя скажу. — Она чуть нахмурилась и привстала на локте. — Пацан я по характеру спокойный. Звёзд, конечно, с неба не хватаю, но на механика выучился, в машинах разбираюсь. Раз с руками — значит, на жизнь хватит. Если так, любая бабец за меня согласится выйти, а я могу пить себе пиво и над ними, глупыми курицами, посмеиваться. А эта… — Девушка махнула рукой в сторону, — из кожи вон лезет, хочет меня захомутать. Мне бы ещё годика два погулять на свободе — вон сколько кругом возможностей. А на то, что меня кто-то любит, можно пока внимания не обращать: никуда она от нас не денется!

Девушка замолчала.

— Всё сказала? — спросил парень с обидой в голосе.

— Всё, — ответила она, снова укладываясь на подстилку лицом вверх.

— Тогда я за тебя ещё добавлю, ну, в смысле того, что я — это ты… Сама я по себе девушка глупая, красотой не отличаюсь, перспектив у меня никаких, только бы замуж удачно выскочить, родить ребёнка и щи варить. А чтобы ему, то есть мужу, хоть какой-то интерес в жизни со мной был, — это неважно. Книг я умных не читаю и не хочу, в кино только на эти… где слёзы и сопли… хожу, пострадать чтобы. А если мой муж собрался на футбол или с мужиками в баню, так я ему за три дня до этого начну плешь протирать, чтобы дома сидел или со мной, неумной, выходной где-нибудь провёл — ну там, за городом, или на аттракционы сводил… в цирк, короче, на клоунов посмотреть! Если он за юбку мою не держится — значит, и не любит.

Девушка закрыла глаза и слушала всё это молча. Когда парень остановился, чтобы сделать глоток, она подвела горький итог:

— Значит, ничего ты за целый год не понял. Если, не дай бог, с тобой чего случится, я ж тебя с того света вытащу.

— Гы… Я туда пока не собираюсь, — хмыкнул парень. — Мне жить хочется, а не с тобой тут… целыми днями околачиваться.

— Ты меня что, гонишь? — спросила она, садясь.

— Да нет, — по-прежнему с ленцой ответил он. — Присутствуй пока. Сиди, загорай.

Девушка резко поднялась и, схватив одежду, принялась одеваться.

— Ты куда? — не понял он.

— От тебя подальше, — ответила она, вытряхивая песок из туфель и пытаясь их надеть.

— Эй, эй!.. Не пори горячку! — Он даже вскочил. — Мы же играли, ты сама предложила!

— Доигрались! — отрезала она. — Больше меня не увидишь!

Парень схватил её за руку, заглянул в лицо и увидел слёзы.

— Пошутил я, — извиняющимся тоном попытался он свести разговор к миру. Девушка вырвала руку и схватила свою сумку. — Слушай, ну… давай поженимся, а?

— Опять пошутил? — спросила она.

— Не, я всерьёз. Хочешь, сегодня в загс пойдём?

— Сегодня воскресенье, — напомнила она.

— Тогда завтра. Ладно, я тоже сейчас соберусь, чего тут валяться. Давай сходим куда-нибудь, что ли?..

— В цирк? — улыбнулась она, всхлипывая.

— Да хотя бы и в цирк, — согласился он, натягивая брюки прямо поверх шорт. — Мне всё равно, лишь бы с тобой.

Время было ещё утреннее, народ прибывал на пляж, а эти двое уже шли к выходу, взявшись за руки, и о чём-то говорили, смеясь и перебивая друг друга. Предстоял выходной, и можно было просто побыть вместе.

Наконец-то!

Чем пахнут грязные носки

Вот история так история!

Я работаю секретаршей, считаю свою роль весьма ответственной, одеваюсь по-деловому и стараюсь ярко не краситься. Лёгкий макияж, хорошие духи… Для моих тридцати двух лет вполне достаточно. Глазами стараюсь не стрелять, хотя и хотелось бы.

Отпуск мне летом не дали, и я, как всегда, сидела в приёмной у шефа, отвечала на звонки, набирала сообщения на компьютере, следила за его расписанием — словом, делала привычную работу. В окна било солнце, но у нас установили кондиционер, и жарко не было. И тут появился этот… Я просто обмерла. Он ещё только в дверях возник, а у меня внутри всё похолодело, я даже дыхание задержала, потому что он двинулся прямо ко мне со своей победоносной улыбкой, и голова моя закружилась от первых же его слов.

Я заранее знала, что всё у нас случится, и с первой же секунды, как он вошёл, сама хотела этого. Он, перекинувшись со мной буквально двумя словами, пригласил меня на обед, а потом без стука зашёл к шефу, оставив в приёмной запах своего парфюма, словно шлейф, — и я одурела окончательно. Хотелось идти по этому воздушному следу, пока он не приведёт меня к нему — этому тридцатилетнему, с ослепительной улыбкой… кому? Я взглянула в расписание и увидела его имя, фамилию, должность директора какой-то фирмы и тему для обсуждения — что-то из области высоких технологий.

Он остался у меня в ту же ночь! Обычно со мной такого не бывает, но тут, я чувствовала, — явно особый случай. Если бы я им не воспользовалась, то оказалась бы круглой идиоткой. И правильно сделала, что воспользовалась!

Я потом не просто хотела его — я днями и ночами бредила надеждой дотронуться до его тела. Я, глупая, писала ему очень искренние, неуклюжие стихи, где говорилось про вихрь, который он принёс в мою душу, и в стихах было непонятно, нужно ли всё это мне.

В общем, он дал мне почувствовать всё, о чём я раньше только грезила. Умный, красивый, ироничный и эрудированный до такой степени, что я порой начинала комплексовать. Про мужа я ему сообщила, будто разведена, потому что на тот период муж находился в международном плавании, а значит, так оно и было.

И вот однажды, в самый разгар отношений… Не знаю, как это получилось, но он нашёл под диваном старые мужские носки. Синтетические, нестиранные, на одном даже дырочка маленькая… Я их после уже разглядела, когда выбрасывала. И только потом сообразила, что их оставил другой мой любовник, Витечка, когда в дверь не вовремя позвонили, а он подумал, будто вернулся муж. Это означало бы смертоубийство, потому что, хотя муж по два-три месяца бывал в дальних рейсах и неизвестно, как у него там обстояло с женщинами, — мне, он считал, посторонние мужчины были ка-те-го-ри-чес-ки запрещены. А Витечка этот, хоть и выглядел тщедушным с виду, имел некоторые достоинства, которыми я и пользовалась, если становилось невтерпёж.

Короче, Витя сиганул тогда в окно со второго этажа: слава Богу, ничего себе не сломал, но от него остались те самые носки с дырочкой.

Этот мой, нынешний, подержал их двумя пальцами, потом сделал вид, будто понюхал издали, и ушёл, даже не попрощавшись. Не могла же я объяснить, что это не свежеоставленные, а старые носки, ещё до нашего знакомства! Пахли они, если честно, не очень — но это я потом почувствовала, а тогда совсем растерялась.

Теперь у меня нет ни Витечки, ни этого моего красавца — только муж, а он постоянно в рейсах.

Буквально не знаю, что и делать!..

Самый дорогой парфюм

…Она ещё продолжала что-то говорить, но он уже всё про неё понял — и то, что он понял, ему не понравилось.

Мужчина представительной внешности одет был в дорогое длинное пальто, явно пошитое по фигуре, а женщина, с которой он разговаривал, выглядела вполне обычно — как все. Эти двое случайно встретились ранней осенью в холле крупного универмага, куда он зашёл, чтобы купить жене парфюм, а она, как и все женщины, — чтобы увидеть обилие возможностей. Раньше они вместе работали в исследовательском институте, но он был тогда нищим аспирантом, а она — дочерью богатых родителей, которые фактически покупали для неё научную степень. Он пытался ухаживать за ней, но эта молодая особь не принимала знаков его внимания. Теперь выяснилось, что новые времена унесли у её родителей всё нажитое, а сама она осталась с ребёнком, без мужа и без особых перспектив.

У него теперь был свой бизнес, и он легко мог бы устроить её к себе на работу, тем более что технологи ему как раз были необходимы. Но он посмотрел на её маленький рот и вспомнил ту спесь, с которой она проходила мимо него тогда, в институте; он увидел гримаску, которую она на мгновение скорчила, когда говорила о своих нынешних делах, — и, не особо заботясь о приличиях, прервал разговор и попрощался.

Когда-то давно, в период восхождения и надежд, ему очень нужна была её улыбка — которой он так и не дождался. Сегодня она тоже ни разу не улыбнулась — ни ему, ни так, вообще, в процессе беседы, но уже по другой причине.

Он обо всём этом подумал и понял, сколь благосклонны к нему оказались обстоятельства, которые отвели его тогда от этой связи.

Мужчина зашёл в отдел с парфюмерией и, поскольку хорошо разбирался в ароматах, попросил принести ему самый дорогой флакон, по форме напоминавший корону. Уникальный запах, хранящийся там, символизировал для него всё, что он мог бы вообще испытать к женщинам: любовь, вожделение и понимание.

Всё это он отдавал своей жене — любовь, вожделение и понимание — и, пока флакон запаковывали, чувствовал себя счастливым человеком.

Каким, конечно же, и был.

Кантемировский мост — только начало

I

Небольшой отель построили прямо на берегу залива, и внешне он напоминал белый лайнер, развёрнутый носом к воде, а кормой — к дюнам и соснам сразу за ними. Его так и проектировали: с десятью номерами, сауной и кафе, где по узкому трапу прямо от столиков можно было подняться на верхнюю палубу и, если дело происходило летом, позагорать в шезлонге, а зимой — обозреть пространство льда от берега до самого горизонта.

Сейчас стояло жаркое безветренное лето, и эти двое приехали сюда в будний день, разорвав бесконечную череду обстоятельств — каждый своих, опутавших паутиной больших и малых дел. Теперь они вернулись с пляжа и, появившись в номере, тотчас вдвоём отправились под душ — смывать друг с друга приливший к телу песок, ласково намыливая шампунем. Мужчина вышел первым, набросив на бёдра белое полотенце, и скинул с кровати покрывало. Номер напоминал просторную каюту, куда даже сквозь зашторенный иллюминатор пробивалось солнце. Работал кондиционер, и было в меру прохладно.

Мужчина в свои сорок пять сложен был вполне прилично. Он положил полотенце на стул и глянул в зеркало глазами стального цвета, секунду или две поиграв рельефной мускулатурой и состроив соответствующее выражение лица. Потом мужчина чуть улыбнулся, справедливо признав происходящее глупостями (которые, к счастью, никто не видел), провел рукой по короткому ёжику волос, уже начинающих седеть, и, откинув одеяло, забрался в постель — ждать спутницу.

Та вскоре появилась, завернувшись в полотенце, и на цыпочках обежала кровать с противоположной от мужчины стороны. Он всегда любовался её танцующей походкой, и она это знала. Женщине было чуть меньше тридцати, господь одарил её вытянутым, как струна, телом, которое оставалось звонким и молодым. Ей приятно было возбуждать любимого одним лишь своим появлением. Оба предвкушали очевидное и не спешили, наслаждаясь прелестью неявных признаков начала.

Тряхнув лёгкой, разных оттенков — от тёмного до светлого — причёской, женщина сбросила полотенце и неуловимым движением оказалась рядом с мужчиной, прижавшись к нему всей своей длиной. Они потянулись друг к другу и совсем уже обнялись, когда со стороны её тумбочки мелодично зазвонил её мобильный телефон.

— Не буду ему отвечать, — промурлыкала женщина, не размыкая объятий. — Не хочу его слышать.

Мужчина отстранился и сказал утвердительно:

— Давай, как договорились. Всё получится.

Та вздохнула, слегка недовольная, но подчиняющаяся и, отвернувшись, дотянулась до телефона. Звонил муж.

— Нет, не приеду, — сообщила ему женщина, отчего-то умерив голос и лёжа, как и оставалась, на боку, отвернувшись. — Почему шёпотом? — тут же переспросила она с нормальными уже интонациями и громко. — Еду на работу.

В это время мужчина обнял её за талию и приник, обнимая, сзади.

— Починила утром машину на станции, — продолжала говорить в телефон женщина каким-то неестественно ровным голосом, стараясь себя контролировать и явно уже предчувствуя происходящее, готовое вот-вот наступить. — Теперь на работу добираюсь. Где еду? По мосту…

Мужчина, который её обнимал, в тишине номера слышал звучащий в трубке недовольный баритон, не разбирая слов.

— По какому мосту? — переспросила женщина и сделала короткую паузу, чуть подогнув, по настоятельному требованию мужчины, колени. Тот обнял её совсем уже сильно и сделал главное движение, а потом всё быстрее повторял его.

— По Кантемировскому!.. — почти выкрикнула женщина, не в силах больше сопротивляться потоку, который делал её безвольной и увлекал к краю. — Не могу больше разговаривать, поворот делать надо!

Это прозвучало словно истерический всхлип, потому что она почти уже потеряла сознание, пытаясь нажать подряд на все кнопки телефона — куда придётся, лишь бы отключить. Бросив обратно трубку на тумбочку, женщина с дикой силой, торопясь сорваться, стала догонять мужчину, и оба они закричали, словно признаваясь друг другу во всём сразу. Она уткнулась в подушку лицом, заглушая этот свой крик, не предназначенный никому, кроме них двоих, и долго не поднимала головы, всё ещё продолжая вздрагивать.

Придя в себя, женщина вдруг расслабленно заплакала, прижавшись щекой к мужскому плечу и всем своим длинным телом приникнув к любимому, вжавшись в него, обнимая и словно расплавившись рядом. Мужчина тихонько её гладил.

— Ну вот, — немного погодя сказал он, — ты ещё одно своё желание исполнила.

— Это было твоё желание, — возразила женщина, всё ещё всхлипывая.

— Это было твоё желание, которое я угадал.

Она вытирала быстро ушедшие слёзы.

— Не думала, что окажется так трудно, — вновь уткнувшись в его плечо, выдохнула женщина. — Вы с ним — это два разных мира, я их никогда не смешивала. И больше не хочу.

— Нужно было хоть раз попробовать.

— Больше не хочу, — повторила женщина. — Попробовала, а теперь чувствую себя шлюхой.

— Мы тебя оба любим, каждый по-своему.

— Да, но я-то люблю тебя одного, и не хочу ни с кем… совмещать.

— Всё равно совмещаешь. Пару раз в месяц, но с ним — приходится.

— Ты сам виноват, — мстительно сказала женщина, перевернувшись на спину, устраиваясь рядом и укрывая их обоих одеялом. — Не хочешь разводиться со своей… и не надо. Женился бы на мне — я стала бы только твоей. Нарожала бы тебе детей, между прочим. А так…

— А так?

— А так я верна вам обоим, — заявила она, — тебе и мужу. Вынуждена в своей семье играть роль примерной супруги и, кстати, хорошей матери для ребёнка. Я ведь рассказывала, что испытываю, когда он меня обнимает.

— Ничего хорошего.

— Это тебе бы так хотелось. Что мне прикажешь, мучиться и терпеть? Эгоист! Технически там всё обстоит нормально. Просто не надо путать, когда отдаёшься кому-то всей душой… всем своим существом, как с тобой… — или когда тебя доводят до кипения, потому что так природа устроена. Мы с ним десять лет вместе, это своего рода ритуал.

— Прекрати немедленно, — потребовал мужчина, — ты ещё дифирамбы ему начни здесь разводить!

— Просто сегодня ты меня заставил совместить несовместимое, а я тебя, как всегда, послушалась…

Он лежал, глядя в потолок.

— Это счастье, — сказала вдруг женщина, снова его обнимая. — Любой твой каприз исполню, любую фантазию… Ну, прекрати, сходим поесть.

Когда они сидели в уютном ресторанчике в двух шагах от отеля, а свет, отражённый заливом, рассеивался в просторном помещении с большими витражными стёклами, лица у обоих казались ещё более загорелыми, чем были. Белые тарелки на тёмно-фиолетовых скатертях, наполненные снедью, являли собой прекрасное, давно ожидаемое зрелище, и женщина ела, улыбаясь от удовольствия. За рулём сегодня была она, поэтому ей полагались только минеральная вода и кофе на десерт, никакого алкоголя.

Он глядел, как её синие глаза щурятся в улыбке, и не испытывал ревности к тому, кто считался её мужем. И сейчас, и в любое время женщина эта принадлежала ему по праву. Он всегда знал, что держит её в своих ладонях, подчиняя её своей воле так, что каждая встреча у них не была похожа на предыдущую. Это длилось уже почти пять лет, хотя, когда всё начиналось, никто не мог бы предположить, что всё затянется так надолго.

Залив отсвечивал за окнами голубым золотом, отражая солнце, и солнце это стояло в глазах у женщины, когда она поднимала взгляд.

— Пойдём скорее обратно в номер, — попросила она, — оставим хорошее впечатление от поездки.

Он встал, подавая ей руку, и они вышли к заливу, распахнувшему своё пространство им навстречу — словно объятья, в которые эти двое готовы были заключить друг друга.

II

Вначале, когда они только встретились и она не знала об этом человеке почти ничего, кроме того, что он умён и что она влюблена в него без памяти, — женщина искренне считала, что чем больше выполнит его желаний, тем скорее он на ней женится. С мужем, в прошлом — однокурсником, тренировавшимся в одной сборной по плаванию, они прожили к тому времени шесть лет, пять из которых потрачены оказались на обустройство быта и преодоление материальных обстоятельств. Наконец он попал на хорошую должность в службу кабельного телевидения, и в доме появились деньги.

Подрастала девочка, родившаяся почти сразу после свадьбы, и всё шло вполне понятным чередом.

Особых перспектив такая жизнь не сулила, но после того, как в семье появилась первая машина (подержанная, зато с небольшим пробегом), а сразу за ней, в кредит, и вторая — попрестижнее, для мужа, — стало ясно, что простым и безобидным надеждам суждено обязательно сбыться. Теперь стоило добавить усилий. Муж уставал на работе, да и молодой женщине надоело уже сидеть дома: дочку отдали в детский сад, и женщина устроилась в автосалон, продавать авто высокого класса.

Улыбчивая и красивая, она через месяц разбиралась в нюансах работы двигателя и особенностях ходовой части, так что могла объяснить солидным и грамотным покупателям, насколько же удобно им будет, сидя в пахнущем кожей салоне, управлять именно этим автомобилем. Объём продаж с момента её появления подскочил чуть ли не вдвое, а через полгода она стала менеджером отдела, обучая прочих ведению дел.

Тогда в её жизни и появился этот мужчина. В мире крупного бизнеса его имя почти никогда не озвучивали, поскольку интересы этого человека представляли другие. Крепкий, плотно сбитый, с живыми, стального цвета глазами, он вёл свои дела, нигде не задействуя собственные фирмы, но полностью владея ситуацией в целом. На него работали производственные, торговые, венчурные подразделения в разных городах и странах, к нему сходились самые разные нити, но он мог позволить себе появляться где угодно без охраны, поскольку не светил ни своего капитала, ни способов его получения. Даже машину он водил средненького класса — «ниссан», так себе игрушечка для взрослых мальчиков и девочек. Ему был чужд плебейский апломб, связанный с имущественным статусом, — он глядел поверх материальных формул и видел крупные цели, которых обязательно достигал. Как потом, по обрывочным репликам, стало ясно женщине, он управлял политиками, исподволь скупая их и подготавливая что-то вроде импичмента президенту или конституционного переворота, — она так и не поняла, что же именно, да и не старалась понять.

Стояла зима. В автосалоне этот человек появился, одетый в хорошую дублёнку и тёмный костюм с галстуком. Он хотел присмотреть более-менее приличную «вольво» с высоким клиренсом и, как сам он сказал, порекомендовать её другу. Полушутя, мужчина предложил очаровательному менеджеру сопровождать его во время тест-драйва, и женщина отчего-то согласилась. Сила этого человека, таившаяся внутри, проявлялась в каждом его движении, и, сидя в кабине рядом с ним во время пробной поездки, женщина вдруг почувствовала, как всё в ней задрожало — до тошноты. У неё и в мыслях тогда не было изменять мужу, воспитана она была в традиционных представлениях о верности до гробовой доски; просто ноги отчего-то стали слабыми, и всё. «Будто кур воровала», — пытаясь отшутиться, произнесла она про себя поговорку, годную на данный случай, а потом, словно сомнамбула, продиктовала мужчине номер своего телефона, если (как тот сказал) придётся посоветоваться.

Звонок раздался через три дня, они встретились и пили кофе где-то возле её работы, а ещё через день снова пересеклись в центре города, и ей было стыдно, что она приехала на своём драндулете, а он наверняка посмотрит на её подержанную машину и поймёт, в каких она живёт условиях. Ещё утром, когда она одевалась, муж в шутку поинтересовался, зачем она надевает красивое нижнее бельё.

— На работу иду, как видишь, — белозубо засмеялась в ответ женщина, не сразу даже поняв, почему, действительно, хочет чувствовать себя вызывающе сексуальной, хотя никто этого не увидит.

— Хорошо, что не к зубному на приём, — сострил муж. Он тоже собирался на службу: натянул рубашку и застегнул джинсы. Костюмов он никогда не носил, а галстуки терпеть не мог.

Дочка бегала по квартире, которую они тогда снимали. Вскоре им предстояло купить свою первую «двушку» — шикарные по тем временам апартаменты.

Прошла неделя, в течение которой они с тем мужчиной виделись каждый день. Во время обеденного перерыва он забирал её в кафе или отвозил в ресторан, а потом доставлял обратно. Час, а иногда полтора они разговаривали — обо всём; точнее, говорила по большей части она, вытаскивая на свет божий детали своего настоящего и прошлого, сперва в виде намёков (неизвестно, как отреагирует собеседник), а потом уже подробно, со смехом или всерьёз. Она и сама не знала, отчего её словно бы прорвало, но каждый раз она становилась всё откровеннее. Однажды она высказала свою тайную мечту: занять административный пост на поприще спорта. «Там, — сказала она, — я смогу быть полезна, потому что серьёзно в этом разбираюсь. А торговать машинами — это же не навсегда».

Мужчина тогда бросил на неё внимательный взгляд и промолчал.

Он тоже, хотя гораздо более сдержанно, упоминал в своей жизни, своих интересах, почти не затрагивая ни бизнес, ни политику (хотя это являлось главным), и не пытаясь вызвать даже тени сочувствия к тому, какое вёл существование в личном плане. Эта тема вообще не обсуждалась, сказано было только: жена — юрист, плюс имеется сын, который оканчивает вуз, на этом всё. Собственно, большего женщине и не требовалось, потому что главным для неё оказалось стремление выговориться, и это была не обычная дамская болтливость, а что-то вроде исповеди мудрому и доброму пастору, который не осудит, но даст спасительный совет. Потому что женщина вдруг осознала (и это стало для неё откровением), что она начала тонуть в болоте материального быта, то есть тупого, безысходного однообразия, где не было места ни сильным и высоким чувствам — за их ненадобностью, — ни каким-то иным помыслам, кроме заурядного представления о достатке, который уже вот-вот должен был наступить, но далее такого достатка ничего не просматривалось. Терялся общий смысл существования, вот что означало — тонуть, и вот, в конечном итоге, на какую тему она говорила с мужчиной, умевшим слушать, о чём бы ни шла у них речь.

Помимо её воли, с женщиной начало происходить всё то, чему она, слабея всё больше, в силу собственного воспитания противилась как могла. Но однажды, во время очередной встречи, мужчина положил ей руку на ладонь, и она не убрала свою, как случалось раньше.

— У нас всё уже случилось, притом всерьёз, — констатировал он, — и не делай вид, будто ты этого не понимаешь.

Она и не делала вид, осознавая в действительности только одно: остановиться не получится, потому что ей самой всё сильнее хотелось того, чего она не знала, но лишь предчувствовала, всё больше пугаясь невозможности вернуться к себе прежней, да и не желая уже возвращаться.

Её первым мужчиной был тренер из сборной, он тогда долго ухаживал, а у неё наступила взрослая пора, но теперь она не помнила даже ощущений от той близости. Вторым оказался муж, с ним всё обстояло по-молодому хорошо, а потом родилась дочка и всё как-то переменилось, но ничего неправильного в этом не было.

У неё никогда не кружилась голова от того лишь, что кто-то положил ладонь на её руку, и глаза её никогда раньше не наливались слезами от переполнявших душу желаний, готовых воплотиться во всё что угодно и прямо сейчас. Сегодня она сидела, разговаривала с этим человеком и чувствовала в себе то, чего до сих пор даже не могла предполагать.

— Пойдём, — сказал ей тогда мужчина, и она поднялась за ним следом, почти теряя сознание, потому что поняла: она уже не выберется оттуда, куда её влекло.

Она ещё пыталась себя контролировать — даже когда они приехали на какую-то квартиру и она, словно сомнамбула, отправилась в душ, скорее для того, чтобы оттянуть время и, может быть, попытаться всё-таки включить тормоза, но через пять минут уже оказалась в его постели и боялась пошевелиться, а он всё сделал с ней сам, и, когда это произошло, она поняла, что стала теперь совершенно другой — но какой именно, ещё предстояло узнать и почувствовать. Сейчас она испытывала неловкость, потому что всё это время лежала почти неподвижно, словно бревно: ей мешал сковывавший испуг, мешало чувство стыда и то ощущение, будто вот сейчас её используют, а потом скажут: «Одевайся!» и отправят восвояси, уносить подальше свой позор.

Она в ужасе ждала, что же теперь последует, но ей принесли в постель кофе, наговорили кучу нежных слов и поцеловали так, чтобы она почувствовала себя дарительницей, которой благодарны. А спустя немногое время всё повторилось снова, но она опять не смогла понять, как себя вести — то ли тем же образом, что и с мужем, то ли совсем иначе, ведь было неизвестно, чего может ожидать от неё этот опытный мужчина, по-всякому переворачивающий её и достигающий самого потаённого дна её не разбуженных пока вожделений.

Скудный предшествующий набор её представлений оказался бесполезен. Когда они одевались, женщина отчётливо осознала, что если с ней не захотят больше встречаться, то это окажется вполне справедливым: кому нужна такая фригидная особа? Как самой ей быть дальше, она тоже не знала, но мужчина обо всём догадался и посоветовал:

— Ни при каких обстоятельствах ничего не говори мужу.

— А я… смогу? — жалко улыбаясь, спросила женщина.

— Так надо, — пояснил он. — Пускай дома у тебя всё идёт как и прежде, совсем по-другому, чем здесь.

— Конечно, здесь по-другому… — кивнула она. — Ты знаешь, такое у меня в первый раз.

Потом, оказавшись в прихожей рядом с мужчиной и отчётливо полагая, что вот сейчас, через минуту, её могут вежливо отодвинуть прочь и невостребованная, никому не нужная её любовь останется похоронена в этой чужой квартире, женщина обняла такие родные теперь его плечи, заглянула в глаза, казавшиеся в вечернем свете совсем свинцовыми, и сказала, будто встав на колени:

— Я прошу тебя, пожалуйста… Научи меня быть такой, какая тебе нужна. Я смогу. Я буду во всём тебя слушаться. Только не оставляй меня, слышишь?

Мужчина посмотрел на неё долгим взглядом и ответил, как она того и ждала. Он произнёс лишь одно слово, но и этого было достаточно, потому что слово было твёрдым.

Он сказал:

— Хорошо.

Вместе они вышли на лестницу и захлопнули за собой дверь. На улице было морозно, пар шёл изо рта, и только сейчас женщина вдруг до конца почувствовала, что же с ней случилось. Она села в свою машину, он — в свою, и, помахав друг другу ладонями сквозь лобовое стекло, они разъехались в разные стороны, унося с собой каждый собственное впечатление от произошедшего.

Падал тихий снег, и женщина ехала, почти не различая дороги. Потом она сообразила, что нужно включить дворники. Она пыталась представить, как посмотрит мужу в глаза и не поймёт ли тот всё с первой же секунды. Она не знала, что будет дальше.

Но ни на миг её не оставляло ощущение, что всё, что она сделала сегодня, она сделала правильно.

III

Грохот выстрелов был таким, что, если бы не наушники, можно было оглохнуть.

Женщина стояла, одетая в чёрный свитер и чёрные брюки, в туфлях на высоком каблуке, и держала пистолет на вытянутых руках, слегка откинувшись корпусом назад. Нажимая на спуск, она точно знала, что попадаёт куда нужно, и возвращала ствол в исходное положение, нащупывая силуэт мишени сквозь прорезь прицела. Выстрелы гремели один за другим. Запах пороха и масла, которым протирали оружие, сливался с этими звуками, и это рождало ощущение своеобразного куража.

Когда патроны кончились, женщина, как и учили, вынула магазин, проверила казённик, оттянув затвор до упора, затем мягко спустила курок, придержав его большим пальцем левой руки, и положила пистолет на стойку.

Мужчина стоял сбоку от неё и наблюдал за происходящим, любуясь непроизвольной грацией, которой было исполнено любое движение спутницы. Он уже закончил свою серию и теперь, сняв наушники, готовился вместе с инструктором и женщиной пройти к мишеням, чтобы оценить результат.

— Вы действительно в первый раз стреляете? — переспросил у женщины инструктор, удивляясь и отмечая цветным мелом дырки от её пуль, чтобы не смешивать с последующими. Та кивнула. — Хорошая кучность… Я вам поправлю прицел, можете метиться туда же, ствол сам уйдёт в нужное место.

У мужчины все выстрелы легли «в десятку», да по-другому и быть не могло.

Они потом ещё долго стреляли — каждый выпустил по коробке патронов. Женщина с каждым разом уменьшала радиус разброса, сдвигая попадания всё ближе к центру мишени. Когда всё закончилось, пальцы у неё прочно впитали тот неповторимый горький оттенок, которым пахнет оружие. Она с наслаждением, поднося ладони к лицу, втянула этот новый для неё запах обеими ноздрями и обернулась к мужчине:

— Как всегда, удивил. Спасибо! — и без всякого перехода осведомилась: — Красиво я стояла, когда стреляла, правда?

Мужчина захохотал: красота, как всегда, во-первых, а меткость для неё оказалась последним делом. Они вышли из здания тира, улыбаясь друг другу, в полыхающую жёлтым осень. Каждому пора было по делам, они обнялись:

— До завтра…

— Звони, буду ждать, — сказала, а точнее попросила женщина.

Прошло ровно год и два месяца с тех пор, как они ездили тогда на залив, и очень многое в её жизни изменилось. Мужчина обустроил всё так, чтобы для неё открылась дорога в городском комитете по спорту, — там она ведала теперь подготовкой инвалидов, пробивала финансирование для площадок, отвечала за состав тренеров. Жизнь заиграла совсем другими, чем прежде, гранями.

Женщина села в свою новую машину и, осваиваясь, вставила ключ зажигания в замок. Коробка передач была теперь автоматической, машина — лёгкой в управлении.

Женщина улыбнулась и тронулась с места. На душе, как всегда после встречи с любимым, оставался флёр лёгкого восторга, помноженного на очередную неожиданность, которой мужчина угощал её, словно отдельными блюдами в ресторанах. Не так давно он отвёз женщину в одно местечко, где в специально огороженном водоёме можно было поймать рыбу, а потом её при вас жарили и подавали барбекю прямо к столу, где вы уже доедали холодную закуску. Такие сюрпризы он делал постоянно.

Когда случалась близость, то, помимо всплеска удивления и восторга, мужчина рождал в ней новые и новые ощущения. Она и не знала, что в течение шести лет можно ни разу не повториться. Мужчина заставлял её делать то, что раньше являлось плодом запретных и сладких мечтаний. Из её подсознания эти помыслы вырывались наружу, и не было пределов воображению, когда мужчина подчинял её оборотной стороне женских вожделений. Она становилась именно такой, какой хотела бы оказаться — безо всякого контроля или самоосуждения — и всё это доводило её до такого состояния, что, вспоминая затем происходившее, она сама не могла поверить, будто та улыбчивая и добропорядочная леди, в которую она теперь внешне превратилась, эта строгая и разумная мать семейства становится похотливой кошкой, без ограничений и запретов.

Именно потому, что состояние её перестало быть ей понятным, она захотела взять совет у одного из лучших психиатров; как говорили знающие люди, он был знатоком девиантных проявлений, выходящих за грань разумного. Теперь женщина ехала к нему, чтобы получить хоть какое-то представление о своём предполагаемом будущем.

Будущем — в самом предметном смысле слова, основанном на понятии «быть».

IV

Она не обратилась бы за помощью к женщине или к специалисту, которого могла считать ровесником. Принимавший её профессор был добрым с виду стариком, который сразу же усадил её в мягкое кресло за небольшим столиком и угостил душистым чаем с печеньем и конфетами. Беседа, за которую она заплатила довольно серьёзные деньги, вылилась в тот разговор, которого она ждала все шесть лет, с тех пор как стала вести две параллельные жизни: одну — в семье с её обязанностями, а другую, с нескончаемыми, хоть и редкими праздниками — с любимым.

Вскоре профессор всё про неё узнал; он задавал вопросы, улыбался и вместе с ней пил чай. Женщине казалось, будто она говорит не с ним даже, а сама с собой. Когда она упомянула, что в качестве подарка на день рождения её отвезли в дельфинарий, одели в гидрокостюм и дали возможность целый час поиграть в воде с белугами и дельфином, который, упёршись носом в её пятки, катал её по акватории, а потом подкидывал ей носом мяч, чтобы она ловила и возвращала бы затем ему, притом что другой дельфин ревновал и всё время подплывал, переворачиваясь и требуя, чтобы ему погладили брюхо, — профессор, довольный, засмеялся и даже воскликнул: «Браво!»

Он сразу же сказал, что между близкими людьми не бывает извращений, только изощрения, а потом одобрительно кивал головой, когда женщина рассказывала, как её любимый, укутав её в тёплый плед и раскрыв томик Пушкина, читал ей последние главы из «Евгения Онегина», в которых Татьяна была уже взрослой дамой; и ещё про то, как однажды летом, сидя рядом с ней в машине и возвращаясь по трассе в город, мужчина попросил её снять блузку и лифчик, чтобы остаться за рулём фактически голышом, — так она и вела машину по улицам, посреди домов, пока они не свернули в парк и не остановились ветровым стеклом к кустарнику, а боковые стёкла машины были сильно тонированы; и ещё, как они однажды весной шли по улице, а на ней были надеты сапожки, длинное кашемировое, с поясом в талии, пальто, модель которого он сам ей нарисовал и они сшили его за две недели в ателье, — так вот, она шла в пальто и сапожках, а под пальто на ней ничего не было, только шарфик на шее в вырезе отворота, и на последнем этаже в какой-то парадной всё произошло необычно быстро, а снизу кто-то мог подняться и постоянно ездила кабина лифта; и ещё — зимой в бане он парил её веником, а потом заставил выйти, замотавшись простынёй, на улицу и нырнуть в прорубь, держась одной рукой за верёвку, а у женщины от холода сводило ноги, но это длилось недолго, на раз-два-три, она выскочила — и наступило блаженство, даже бросило словно бы в жар, и они бежали, прикрывшись простынями, обратно, а там он снова бил её в парилке вениками, потом дал выпить водки, всё закружилось, а в комнате отдыха ей делали массаж две красивые девчонки:

— Ей-Богу, я и не думала, что такой массаж бывает, да ещё с женщиной, а тут сразу две, — и я попросту куда-то улетела. Это делалось ради меня, профессор, понимаете? Я всё видела и чувствовала, будто в дурмане, и ни на что не обращала внимания, потому что заранее на всё согласилась, я ощущала себя королевой, вот именно, королевой, — а после, представьте, набросилась на своего мужчину и довела его до исступления, так что когда мы вместе заорали, я сказала ему словно бы в отместку: «Это тебе за прорубь!» — И он меня понял, хотя тут никакой логики не было, да не в ней и дело. Мир в очередной раз расширил границы. И сколько бы мы ни встречались, горизонт только отдалялся. Я не свихнусь, доктор? Не стану нимфоманкой? Не превращусь в зомби?

Старик по-доброму засмеялся и чуть помолчал, а потом сам стал задавать вопросы:

— Вы ведь хотите выйти за него замуж? Хотите новую семью и нескольких детей, как я понял? — услышав утвердительное «да», профессор приостановил женщину: — Раньше этот мужчина конкурировал для вас с вашим мужем, а вы решали, кто из них лучше. Тут и решать, наверное, было нечего. Но когда стало ясно, что ваш любимый на вас не женится, вы жёстко разделили две половины своей жизни, позволяя себе с любимым всё, о чём мечталось, и оставаясь в пределах нормы с мужем, в семье. Так? Теперь подумайте хорошенько: чего от вас хочет любимый? Почему он на вас до сих пор не женился, раз у вас с ним всё так хорошо?

Вопрос поставил женщину в тупик.

— Наверное, он хочет полной самоотдачи… но я ему и так всё отдаю, — неуверенно произнесла она.

— Ошибаетесь, — ответил профессор. — Вы должны быть ему интересны как личность, поэтому вам следует поставить перед собой по-настоящему высокие цели — и тогда появится нечто большее, чем сексуальное партнёрство. Разве он не подталкивал вас к тому, чтобы не замыкаться на сугубо материальных стимулах в жизни?

— Говорил, — вздохнула женщина. — Он хотел, чтобы я когда-нибудь взяла в руки олимпийскую сборную. Для успеха даже тему диссертации мне определил и нашёл специалистов, которые помогут… А я… — Она махнула рукой. — Работа, семья и так далее. К тому же уровень… Нужно ведь самой как минимум звездой стать. Кто я такая, чтобы олимпийской сборной руководить? Даже в качестве методиста… Не потяну.

— Эдак вы его скоро потеряете. — Профессор укоризненно покачал головой. — Он ведь, как я понял, птица высокого полёта. Ему с обычными людьми скучно — ему интересный человек нужен рядом. А интересными бывают только те, кто всерьёз к чему-то стремится. Вы его любите, вы ему позволяете любые прихоти — тем для него и хороши. Но дальше — стоп, он вас в личную жизнь не пускает. И не собирается, поверьте. Ведь там требуется не фейерверками заниматься, ему равный партнёр нужен.

Кухарку, посудомойку и уборщицу он и без вас найдёт. Да и девиц, готовых на всё, может в себя по уши влюбить сколько захочет.

— Что же мне, наукой, что ли, заниматься? Карьерой? — растерянно спросила женщина.

— Вы когда последнюю книгу прочитали? — задал встречный вопрос профессор. — Художественную, притом серьёзную: не гламур и не детективы?

Женщина задумалась и не ответила.

— Небось, сериалы смотрите, — беззлобно предположил профессор, — когда на кухне вертитесь с готовкой. А потом этими сюжетами делитесь с любимым… не приведи вас Бог! Скучно и глупо, поверьте: он внутренне морщится, когда всё это слышит. Пересказываете ведь ему сериалы? Не лукавьте.

— Ну да, — констатировала она, постепенно осознавая происходящее. — Получается, что его это не радует. А я, дура, воспринимаю всё это как контакт… какая, дескать, разница, о чём болтать и на какую тему!

— Всё это может очень быстро кончиться, — пожал профессор плечами, — притом резко и в однозначной форме. Он вас отведёт от своей жизни, и всё.

— Какой ужас! — прошептала женщина. — Ведь он разрушил все мои табу. Он мне позволил понять, как это бывает, когда, например, насилуют. Любимый человек, но — насилует! Мы в это как бы играли, но на грани… Он со мной снимал откровенные фильмы, где мы чем только не занимались, так что потом, когда видели себя на экране, даже поверить было трудно. Я была с ним потомственной аристократкой и сбежавшей с корпоратива секретаршей. Мы делали это посреди города на балконе, когда нас мог увидеть любой прохожий, и в присутствии других… представляете — других! Однажды за границей, на курорте, я через полстраны умудрилась смотаться к нему на такси, лишь бы увидеть на пятнадцать минут и запомнить потом свою длинную голую ногу в зеркале раздевалки… Я теперь не знаю уже кто, абсолютно разнузданная и готовая на всё ради него, — и вот вы говорите, будто я могу стать для него ненужной?

Профессор помолчал, потом вернулся к теме:

— Поставьте себе высокую цель, деточка, и начинайте к ней двигаться. Без этого окажетесь для него лишней. Что он вам говорил про Олимпиаду, про диссертацию? Прислушайтесь к его советам.

Она всё ещё ошарашенно молчала, потом произнесла, словно бы решая что-то:

— Может, выбрать Паралимпийские игры для инвалидов? Странно… Пришла к вам по поводу личных дел, а говорим о работе.

— Мы говорим о вас, — уточнил профессор. — Да перестаньте вы хныкать, миленькая!

У женщины глаза и впрямь оказались красными от навернувшихся слёз.

— Как же вам повезло, хорошая вы моя! Знали бы вы, сколько дам от восемнадцати до восьмидесяти вообще лишены личной жизни, а скольким то, что с вами происходит, показалось бы раем! Они, поверьте, отдали бы всё, что имеют, за малую толику вашего счастья. Будьте же благодарны учителю и становитесь самой талантливой на свете ученицей!.. Но самое главное: определите свою высокую миссию в жизни, это спасёт ваши с ним отношения. Вы ведь за этим рецептом ко мне пришли, верно? Вот и возьмите рецепт.

Женщина посидела, что-то молча обдумывая, профессор допивал чай.

— Спасибо, — сказала она, вставая, — вы мне очень помогли.

Женщина вышла из кабинета и пошла, цокая каблуками, по кафелю коридора. Лицо у неё застыло, словно маска, и сохраняло своё выражение всё то время, пока она ехала домой.

В машине её застал звонок мужа:

— Ну и где ты?..

Она поглядела вокруг: движение застопорилось.

— В пробке.

— Нда, — сказал он, — не слишком ты часто в пробках? Во сколько будешь?

— Не знаю, — равнодушно ответила женщина. — Двигаюсь по три метра за пять минут. Хорошо, что здесь светофор перепускает, но час мне ещё нужен. Если не больше.

— И где же ты находишься? — снова спросил муж.

Женщина поглядела в окно:

— На мосту, стою как раз посередине, — устало произнесла она. — Какой именно мост? Кантемировский. Давно пора его переехать.

На этот раз сказанное было чистой правдой.

V

Мужчина стал всё чаще и подолгу куда-то уезжать — на неделю-две, скорее всего, за границу. Возвращался он усталый, слегка взвинченный, но никогда не срывал настроения. Он отошёл от своей манеры всё время чем-то удивлять женщину и превратился в заботливого джентльмена даже в мелочах. Похоже было, готовились какие-то серьёзные перемены, и он к ним был напрямую причастен, тут уж не до фантазий.

Она теперь полностью переключилась на методики тренировок для инвалидов, и те, кого она опекала — так называемые колясочники, — души в ней не чаяли. С мужем они расстались вполне спокойно, словно бы и не жили вместе. После развода у женщины появилось ощущение, будто она сделала первый вдох после глубокого заныривания и теперь отмеряла гребок за гребком на новой своей дистанции. Дочь оказалась приучена к железной дисциплине: уроки в школе и занятия во Дворце спорта — лёгкая атлетика.

Так всё и длилось, пока не случилось главное, после чего они стали неразлучны со своим мужчиной и виделись с ним каждый день.

Его машину расплющил встречный «КамАЗ», погибли жена и взрослый сын, а сам он теперь лежал, закованный в панцирь из гипса и железных штырей и шарниров, продетых и закреплённых с разных сторон, периодически проваливаясь в кому и всплывая лишь ненадолго, словно бы для того, чтобы всё вспомнить — и вновь уйти во тьму.

Женщина уже месяц ежедневно появлялась в клинике. Для ночного дежурства она наняла сиделку. У неё не было доступа к его банковскому счёту, так что всё приходилось делать за собственные деньги. Поскольку причина аварии оказалась явно не случайной, никто из его партнёров или сослуживцев не рискнул появляться в близкой видимости: политика — дело тёмное: кто туда попал, может и не вернуться.

Иногда мужчина приходил в себя и в такие минуты начинал понимать, где находится. Он узнавал женщину и даже пытался с ней говорить. Она разбирала его речь и, когда брила его щёки или срезала ногти на руках и ногах, угадывала, что он пытается шутить. Плачущим она не видела его никогда: глядел стальными глазами в потолок, и всё.

Однажды, на короткое время будучи в сознании, мужчина попросил вызывать к себе нотариуса, и с этого дня у неё появились деньги. Денег было очень много, но это не решало проблем, потому что врачи, несмотря на самые лучшие препараты, не давали ей излишних надежд. Но и не отнимали, объясняя, что в основном всё зависит от силы воли пациента и на самую малость — от господа Бога. Чудеса случаются, объясняли они женщине, только если их очень захотеть.

Она очень этого хотела. Как-то в один из вечеров, когда мужчина вновь пребывал в забытьи, она села возле его кровати, достала флакон и нанесла на себя тот парфюм, что был им когда-то подарен, — с пожеланием использовать в тот вечер вместо платья.

Парфюм таил в себе аромат нескромности; это был запах красивой, знающей себе цену женщины, которая прекрасно понимает, чего хочет, и уверена, что это не будет истолковано превратно. Палату наполнило ощущение откровенного предложения в адрес мужчины, когда предложение это делается уже в постели, уже в обнажённом виде, в самый последний момент перед близостью — а на самом деле, возможно, мимо вас прошла дама в вечернем туалете, даже не взглянув в вашу сторону, а вы остались стоять и не можете двинуться с места.

Вот что таил аромат парфюма — того, что выбрал тогда и подарил ей любимый мужчина, готовящийся снять с неё одежду и оставить лишь этот запах.

Воспоминания оказались столь глубокими, а заложенные в них чувства столь сильны, что лежащий на кровати мужчина открыл вдруг глаза и посмотрел на женщину, сидевшую рядом.

Их взгляды встретились, и тогда он улыбнулся женщине почти как прежде, а потом, кажется, подмигнул.

С этого момента она поверила, что он выберется на их общий берег и они вновь обязательно окажутся в небольшом отеле, построенном у залива и напоминающем белый лайнер. А потом, прямо по песку, забредут в ресторанчик, находящийся в двух шагах, и станут смотреть, как вечернее солнце отражается в воде, заполняя пространство неявным рассеянным светом.

Женщина улыбнулась своему предчувствию, которое никогда её не обманывало, и попросила мужчину так, словно не было нескольких лет, прошедших после первой близости:

— Пожалуйста, не оставляй меня больше одну… Обещаешь?

Он ответил тихим голосом, но, как и тогда, по-мужски твёрдо. Чуть повернув к ней голову, сколько позволял пластмассовый воротник, мужчина выговорил одно только слово:

— Хорошо.

Теперь она точно знала, что выйдет за него замуж.

Свобода выбора

Письмо: «Ирочка, прости, долго не писала, но это не из-за лени, просто нужно было разобраться в себе.

Вот я смотрю сейчас на нашу с тобой школьную ещё фотографию, где у меня улыбка, косички и острый носик, и понимаю, как всё изменилось. Острый нос, конечно же, остался, только причёска у меня теперь — чёрные волосы, длинные и стильно стриженные, а улыбка если и появляется, то лишь по особым случаям. Поводов не так уж много.

Мы с тобой одногодки, у тебя уже двое детей и ты всё время спрашиваешь меня в письмах, почему в свои тридцать два года, да ещё проживая в таком большом городе и получая солидные деньги, я до сих пор не вышла замуж.

Не за кого, Ира!

Не в том смысле, что тут мало тех, кто носит штаны. А в том, что достойных мужчин хоть шаром покати! Поверь, я бы с радостью отдала свою душу, руку, сердце и в придачу обе ноги человеку, которого смогла бы уважать. Но такие, видимо, перевелись на корню.

У одних не хватает такта, чтобы прежде всего хотя бы несколько раз повстречаться, прежде чем предложить отправиться в постель. С постели, наоборот, как раз и предлагают начать знакомство, а там уж как пойдёт!.. Вы, в глубинке, наверное, по-прежнему считаете, будто спать друг с другом можно только после свадьбы, а здесь нравы совсем иные. Да я, может, и сама рада была бы с хорошим человеком обняться, но вначале нужно понять, действительно ли он того стоит. Верно?

Другие, наоборот, полные размазни: всё за них решить должна женщина. Поговорить о том, о сём, умные мысли высказать — это у них пожалуйста, а чтобы ладонь на мою талию положить — он тридцать раз спросит разрешения и, конечно, получит отказ.

Ко всему, я очень хорошо и дорого одеваюсь, так что держусь настоящей королевой. Все считают, будто за мной стоит влиятельный любовник, который покупает мне шубы и шьёт модные платья. Я именно так себя и веду, поэтому всякая мелочь ко мне даже на километр не подплывает. Но я остаюсь одна, Ирочка, понимаешь, — одна! Иногда хочется прижать к себе мужчину, и я по ночам реву в подушку белугой. Если, конечно, у белуги есть подушка. А утром иду на работу как ни в чём не бывало, да ещё при росте метр семьдесят шесть добавляю себе десять сантиметров тонкими шпильками. Над большинством мужчин я буквально возвышаюсь. Получается что-то стройное и элегантное, начальник мою задницу глазами ест (я это в зеркале периодически вижу, когда выхожу из его кабинета в приёмную). Он и рад бы, да женат, к тому же мне противен… Бывает ведь: противен и всё, чего тут объяснять.

Ты спросишь, не получится ли так, что я со своей гордостью просижу всю оставшуюся жизнь взаперти? Маме моей внуков хочется, и всё такое. Конечно, мне встречаются вполне приличные люди, но вот дальше у нас, по разным причинам, не складывается.

В прошлом году совершенно случайно познакомилась с импозантным мужчиной лет пятидесяти. Умный, энергичный и очень интересный человек. Мы хотя бы на четверть часа в день пересекались, оба работаем в центре города — отчего бы кофе вместе не выпить? Я увидела его тяготение ко мне и решила: хоть он и женат, но если нам обоим вместе комфортно, почему мы должны отказывать себе во всяческом удовольствии… Только пусть он всего добьётся сам, чтобы мне по-настоящему к нему захотелось!

Не поверишь, он мне такой каскад неожиданностей устроил, что я, словно попав в водоворот, только и успевала глазами моргать! В самом начале отвёл меня в дельфинарий, куда я с детства мечтала попасть. Я об этом вскользь обмолвилась, а он взял билеты, заказал такси, и — посреди зимы я оказалась в этом сказочном месте, среди тюленей, морских коров и дельфинов, и они прыгали через обручи, кидали из воды мячи и танцевали на хвостах!.. Ирка, не поверишь: я кричала вместе с детьми и с их родителями “Ура!” и хлопала в ладоши. Дело не в том, что я не смогла бы попасть на это шоу самостоятельно, а в том, чтобы нашёлся кто-то взрослый и отвёл меня туда за руку, словно ребёнка. Вот о чём я мечтала! Теперь такой человек сидел рядом со мной, из бассейна на нас летели брызги, а я была счастлива, будто мне от роду пять лет и всё это не имеет никакого отношения к моей нынешней взрослой жизни.

Потом мы поехали в уютный ресторанчик и пили там горячий глинтвейн, с мороза, Ирочка, это было именно то, чего я больше всего тогда хотела!..

Мы продолжали видеться, и постепенно я начинала понимать, с какой безукоризненной точностью он выполняет все мои внутренние пожелания, играя именно ту роль, которую я для него в этот раз предполагала. Не теряя достоинства, он вёл себя как самый чуткий партнёр, и я всё чаще стала задавать себе вопрос: если он таков в обычной жизни, какое наваждение ожидает меня с ним в любви? Я не подпускала его на близкую дистанцию, и мы оба (он — особенно) терпеливо ждали, когда моё собственное желание нас сблизит.

Мы всё так же пересекались днём и наспех вместе обедали (у обоих не было времени). Как я поняла, он занимался крупными инвестиционными проектами, а я продолжала мотаться с разрешительной документацией, касающейся строительства. Тем не менее встреч этих оказалось достаточно, чтобы мы оба сумели понять друг друга и решили, что нам всё это нужно.

Тогда он арендовал лимузин (Ирочка, я даже на чужих свадьбах не ездила на таком бело-розовом “линкольне”!), отвёз меня в красивый отель на берегу озера, напоминавший замок, и я не смогла отказать нам обоим в долгожданном удовольствии.

Ты даже не представляешь, что у нас там творилось! Честно, я и сама раньше не могла ничего подобного нафантазировать. Да, у меня были мужчины, а два года назад случился, как ты помнишь, роман с Владом, и поэтому я считала, будто понимаю что-то во всех таких вещах. Ерунда! Понимать я начала с того дня, когда на “линкольне” среди снега, лежащего у елей на лапах, мы прибыли в гостиницу-замок, а вокруг стояла тишина, какая бывает только зимой в безветренную погоду. Похоже, я орала в номере так, что слышно было на другой стороне озера, но мне на всё было плевать, потому что я наконец-то дорвалась до настоящего мужика.

Если ты думаешь, что на этом праздник закончился, то ошибаешься. Он только начался. Спустя неделю мой милый как-то вечером привёл под окна моего дома (убогого, прямо скажем, строения серийной застройки)… кого бы ты думала? Не поверишь: лошадь под седлом, белую в яблоках! Я спустилась вниз на его срочный телефонный звонок, думала — что-то случилось, раз такая спешка, открыла дверь из подъезда на улицу, а там стоят мальчишка-конюх, лошадь и мой славный с огромным букетом лилий!

Я, как была, в джинсах и курточке, села верхом на лошадь и проехала с букетом в руках вокруг собственного дома. Ощущение от происходящего было нереальным. Он даже не поднялся тогда ко мне, уехал по делам (или к жене, что, в общем, одно и то же), а я забралась в горячую ванну, напустила туда пены и, пока отмокала, осознавала всем своим существом, что счастье бывает и вот таким.

Спустя ещё два дня он научил меня кушать палочками суши в японском ресторане. К стыду своему, до сих пор я этого не умела. Оказалось довольно просто: две пробы — и всё. Справилась на твёрдое “хорошо“ — теперь при случае могу управиться с этими инструментами.

Но уж теперь, после ужина с суши, отпускать своего возлюбленного я не стала, да и он оставил для нас вечер свободным. Скучно с ним не было никогда — пока мы ехали в такси, он рассказал такую кучу интересных вещей о предмете, который я, казалось бы, профессионально знала, как свои пять пальцев (строительство объектов культуры), что мне оставалось только молчать в тряпочку. Меня переполняло уважение к нему, в конце концов перешедшее в самое настоящее вожделение — до такой степени, что в уютной частной гостинице, куда мы приехали, я начала раздеваться, по-моему, уже в холле.

Ира, мне не стыдно это произносить: до встречи с этим мужчиной я была обычной провинциальной девчонкой. То, что у нас с ним каждый раз происходило в смысле ощущений, можно считать настоящей школой чувств. Я даже не знала, что такое бывает. Об этом, конечно, не говорят, но поверь: если ничего подобного в душе и сердце не испытать, то так и умрёшь недоразвитой. Он умел вызвать во мне эмоции, которые и намечтать-то не всегда получится, а уж чтобы испытать… Женское моё тело он баловал, как никто и никогда раньше. Поверь — знаю, что говорю.

В общем, я поняла, что пропала окончательно и бесповоротно. В довершение оказалось, что он чудесно поёт и играет на всяких инструментах: однажды мы пришли в ресторанчик с живой музыкой, он пошёл к музыкантам, сел за синтезатор и спел мне что-то очень нежное, а они подыграли. Потом взял гитару и изобразил бурный гавайский танец — ему даже сами оркестранты аплодировали. В том ресторане он накормил меня рулькой, то есть я съела свиную ногу, и вечер мне запомнился тем, что я еле-еле смогла встать из-за стола.

Кстати, поняв, что меня впечатляет эстрада, он пару раз сводил меня на сейшн в джаз-клуб. Было интересно и мило. После этого я стала замечать, что грущу без его звонков, — мы два раза в день, как правило, перекидывались парой слов, но если он был занят, всё откладывалось, и мне становилось не по себе. Я совершенно умышленно не пускала его глубоко в душу, но против такого энтузиазма трудно было устоять. Мне нравилось всё, что между нами сложилось, и я уступала здоровому напору этого мужчины, который нёс с собой какой-то огромный заряд позитива.

Но я не любила его, Ира, понимаешь? Что-то во мне отделяло это чувство от происходящего между нами, не позволяя очертя голову и закрыв глаза броситься в его объятия. Наверное, первоначально всё дело заключалось в том, что он был женат, а я не хотела ни с кем делить своего мужчину. Между тем делить-то как раз и приходилось, и это рождало мучительное внутреннее противоречие, заклинившее всё остальное.

Вот почему, когда он поставил вопрос ребром и предложил мне жить вместе, притом что проблему со своим разводом он в будущем обязательно собирался решить, я, Ира, ему отказала. Причина была всё той же: я не любила этого очаровательного, умного, сильного мужчину, божественного любовника, интереснейшего и разностороннего человека. Нет, не любила. А значит, не могла дать ему то, что он искал во мне или вообще в жизни.

Не сказать ему об этом было бы бесчестно. Многие девицы и женщины себе ухо бы могли откусить, появись у них такой шанс. Им достаточно было бы один раз прокатиться на его “лексусе” или попасть в пентхаус, где он жил и где я однажды побывала, когда жена его была в отъезде. За такие потенциально доступные спонсорские деньги наши девочки могут сделать себе пластическую операцию и вновь стать нетронутыми в свои двадцать пять потрёпанных лет! Но мне, поверь, совесть не позволила обмануть этого удивительного человека. Ведь он хотел главного, а главного я ему подарить не могла. У нас у всех есть свобода выбора, а для меня это означает право жить, не делая другим подлостей.

Он выслушал мой отказ, поцеловал мне руку и навсегда уехал. Я не думала, что всё закончится именно так, и ещё пару раз ему позвонила, но на звонки он не ответил, а потом прислал смс-сообщение: “Забудь мой телефон”.

Забыть я, конечно, не смогла, но считаю, что поступила верно. С большими чувствами не играют, и теперь ты должна понять, почему я снова осталась одна в этом городе и в этом мире.

Поеду, пожалуй, отдохнуть куда-нибудь на пару недель — нервы стали ни к чёрту.

Как у тебя дела? Мне говорили, будто…»

Я получила это письмо, держала его в руках и ничего не могла с собой поделать — ревела. Пока оно ко мне шло, подруга попала в какую-то дикую аварию: за рубежом автобус с нашими туристами перевернулся и улетел с обрыва, в живых никого не осталось — это показывали по телевизору во всех новостях. Она тоже оказалась в том автобусе, в чужой стране, и я представила, как её родителям привозят цинковый гроб.

С течением времени всё это забылось, но письмо до сих пор лежит у меня в секретере вместе с другими её письмами и той детской фотографией. На ней я тоже маленькая и худенькая — не то что теперь, когда после родов превратилась в тётку солидных размеров.

Я раньше думала про подругу: вот ведь дура какая, счастье своё раз за разом упускает! А потом решила: молодец! Может, я и сама бы так хотела — стать себе хозяйкой и делать всё по совести. Но кому теперь расскажешь?

Муж мой устроился на бензоколонку, вставляет шланг в баки подъезжающих машин. В нашем городке хорошей работы вообще не найти — повезло хоть с такой. Детишки мои вроде в порядке, недавно старшенькая переболела ветрянкой, но в основном здоровы.

Обо всём этом я и хотела ей написать, но теперь — некуда.

Надпись на обелиске

Ранняя осень. Вечером в полупустой вагон метро вошли двое: мальчик лет трёх и его молодая мама. Они сели напротив меня через проход. Мама тут же достала телефон (по-новому — айфон) и начала писать кому-то. Кому именно — было видно по её серьёзному лицу. Мальчик сбоку толкал маму, беспричинно привлекая внимание к себе, но она жестом показывала: дескать, я занята, и тут же мне стало понятно: они оба — глухонемые.

В этот момент мальчик посмотрел на меня, мы встретились взглядом и оба поняли главное в каждом из нас. Главное заключалось в том, что и мальчик, и я — старикан семидесяти пяти лет — родились с пониманием своей миссии в этом мире. Конечно, каждый выбирает свой путь к воплощению собственной мечты — так называется миссия, воплощённая в действия для достижения цели. Звучит сложно, повторяю: я знаю свою миссию. Моя цель — спасти Россию от разрушения. При этом мой возраст не имеет значения: пока я жив, делаю максимум того, на что я способен. Именно это понял мальчик, когда мы посмотрели в глаза друг другу.

Ещё он осознал, что имеет свою миссию и что это стало понятно тому старику, который сидит напротив, через проход в вагоне. Мальчик постучал обоими кулачками по своей голове, объявляя маме и мне о том, что он думает обо всём происходящем. Вагон покачивался на стыках, и время до следующей остановки растянулось в вечность. Мама улыбнулась мальчику и снова продолжила своё письмо.

Мальчик не знает, как сложится жизнь у него, глухонемого, но мама служила примером: всё будет хорошо, если ты улыбаешься этому миру вокруг. Он ждал и получил улыбку. Я показал жестами пальцев: ты — молодец! В ответ он ткнул в мою сторону указательный палец и вскинул большой палец: ты тоже молодец! Мы понимали один другого.

Конечно, он не знал, что я — изобретатель и что я создал аппарат, переводя силу гравитации в электричество и тепло. То есть обычная сила притяжения отапливает дома и подаёт электричество в промышленность, так что не нужно ни гидроэлектростанций, ни атомных реакторов. И главное: не нужно сжигать нефть или тащить куда-то трубы, линии ЛЭП. Из горючих материалов производить нужно товар, а не топить небо ассигнациями! Идея не моя, а Менделеева, но согласен с ним полностью. Все вопросы решаются созданием локальных гравитационных генераторов, которые смонтированы по моим чертежам и работают в практике. Тем самым создаётся бесплатная энергия — кстати, не из «ниоткуда», а за счёт земного притяжения. От гравитации (если кто-то не понял): появляется синяк на вашей заднице, когда вы падаете со стула на пол.

Пример — один из многих. Поставьте велосипед с упором снизу. Поднимите переднее колесо, чтобы оно свободно вертелось. Представьте: вы предварительно наполнили шину — наполовину водой, наполовину жидкой ртутью. Раскрутите рукой колесо до скорости, которая по инерции выкидывает ртуть наверх. Выдавливая несжимаемую воду, ртуть падает вниз (тяготение Земли), и вновь по инерции возгоняется вверх. Цикл повторяется: колесо будет крутиться само без остановки. Генератор готов — нужно подключить провода, и электродвигатель на основе гравитации станет работать всегда.

Проще некуда, но почему это не сделано нигде? Гравитация в природе есть, хотят или не хотят знать об этом нефтегазовые магнаты. Именно им я пережимаю артерию.

Власти России вопят мне: «Вы что — когда появится бесплатная энергия, хотите лишить Россию доходов от нефтегазового сектора?!» — на что спокойно отвечаю: «Производство товаров на бесплатной энергии имеет перспективу бóльшую, чем продажа нефти и газа. Известно, что половина владельцев «Газпрома» и «Роснефти» — иностранцы. На кого вы работаете, власть: на интервентов, что ли?!» Риторический вопрос, и одновременно ответ.

Я лично работаю на Родину. Меня предупредили: за это могут убить. Во-первых, я слишком стар, чтобы бояться смерти. А во-вторых, за Родину умирать славно и почётно. Об этом это сказано в надгробии в Санкт-Петербурге: «Здесь лежит Суворов», или на Кубе, где надпись на обелиске: «Фидель». Проще не скажешь — всем понятна истина, обозначенная именем на обелиске.

Всё это вспомнил, когда поезд метро подходил к моей остановке. Я встал, держась за поручень (всё-таки ноги у меня ходят плохо), и показал мальчику жестом: я выхожу здесь. В ответ он махнул ручонкой вдоль вагона: мол, мы с мамой поедем дальше. Я снова показал ему пальцами: «Ты — молодец!» Он заулыбался, помахал ладонью: «До свидания!»

Я вышел на платформу. Мы молча прощались ладонями через стекло вагона, пока поезд не умчался в тоннель — в тоннель нашей жизни. Желаю тебе, мальчик, счастливого будущего в этом мире — где ты знаешь свою миссию и поэтому всё преодолеешь. Удачи нам с тобой!

Я поглядел на уходящий поезд и двинулся к выходу, который хорошо видел.