Ниндзя с Лубянки

Роман Ронин, 2017

В романе описаны реальные события, связанные с деятельностью особо законспирированного советского контрразведчика Арсения Чена по кличке Марейкис, который использовал в своей работе приемы в стиле знаменитых шпионов древности – ниндзя. Среди его агентов были офицеры и генералы японской армии, а излюбленными методами – кража секретных документов из сейфов японского посольства в Москве и привлечение к работе широкой сети специально подготовленных русских женщин. Он был арестован во время сталинских репрессий, но выжил, сумев обмануть ежовских следователей. В то же время японская разведка считала его своим самым ценным агентом в СССР.

Оглавление

Из серии: В сводках не сообщалось…

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ниндзя с Лубянки предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 4. Корейский мальчик

Москва, Зубовский бульвар, 1964 год

— Ниндзя существуют. Почему бы и нет? Или не существуют. Нет проблемы в том, что ниндзя есть или их нет. Есть проблема в том, что мы имеем в виду под этим понятием, — хозяин квартиры с улыбкой, но, не глядя ни на кого, долил себе в маленькую, очень чистую чашечку из старого и на вид очень грязного, закопченного металлического чайника светло-зеленую жидкость с запахом рыбьей чешуи, с наслаждением втянул ее, чуть пришлепывая губами, в себя. Умиротворенно прикрыл глаза. На вид ему было от 60 до 70 лет — никак не представлялось возможным установить точно возраст хозяина квартиры. Виной тому была его ярко выраженная восточная внешность и странная для этого места и времени манера одеваться. Он был высок ростом, очень худ, но широк в плечах, как это часто бывает у дальневосточных народов. Если бы не слишком маленький нос, лицо его — очень интеллигентное, с высоким и широким лбом — походило бы на лицо вождя племени апачей из американских фильмов.

Несмотря на жару и тот факт, что хозяин принимал гостей в своей квартире — по-домашнему, без изысков, — одет он был в светло-серую пиджачную пару, отглаженную так, что сама возможность двигаться в таком костюме, не смяв при этом ни одной бритвенно острой стрелки, вызывала серьезные сомнения. Под пиджаком сияла белая сорочка из тех, какие нынче можно увидеть либо в музее, либо на дирижере из консерватории, а жилистая желтая шея была увенчана галстуком-бабочкой, цвет и рисунок которого соответствовали расцветке платка, кокетливо торчавшего из нагрудного кармана пиджака, и рождала у гостей один и тот же эпитет: «благородный».

Гостям было неуютно. Несмотря на то что комната в квартире была немаленькая и проходная, а окна, распахнутые на Зубовский бульвар, давали сквозняк, все равно было жарко. Гости скромно молчали, но втайне хранили уверенность, что виной всему был отвратительный на вкус и на запах зеленый чай. Трое молодых аспирантов, специализирующихся на переводах древних литературных трактатов с японского языка, никогда не бывавших в Японии и не видевших никаких перспектив посетить эту страну до победы мирового коммунизма, пили чай непрерывно, столь же непрерывно покрываясь мелкими бисеринками пота на здоровых и высоких молодых лбах. Молоденькая красотка южных, закавказских корней с интересом, но несколько рассеянно разглядывала комнату, главным украшением которой были бесконечные книжные стеллажи, шкафы и даже какие-то мини-полки с книгами. На некоторых полочках умещалось всего по два-три томика в черных и коричневых кожаных обложечках со следами золотого тиснения на корешках и торчащими с боков закладками, а поверх обязательно лежали какие-то похожие на тетради светло-голубые книжечки с иероглифами на обратной стороне обложки. От обилия красивой и дорогой печатной продукции казалось, что комната заполнена ею доверху, и в какой-то момент книги, как волны через палубу, перехлестнут через окно и выплеснутся наружу, в знойный московский день.

Только один из приглашенных — а все они были созваны в гости к знаменитому советскому писателю-детективщику после его диспута в Библиотеке имени Ленина, — пухлый и начинающий лысеть, но очень жизнелюбивый на вид, активный, небритый молодой человек лет тридцати в распахнутой на волосатой груди рубашке с короткими рукавами, непрерывно строчил что-то у себя в блокноте дорогой авторучкой, время от времени задавая хозяину уточняющие вопросы.

— Что вы имеете в виду, Арсений Тимофеевич? — снова спросил он мужчину в уникальном костюме, к восточной внешности которого ужасно не шло это русское имя.

— Я имею в виду, что феномен ниндзя можно рассматривать с историко-культурной точки зрения, — он внимательно посмотрел на аспирантов. Те подобрались. — А можно с точки зрения специальной, со стороны тайных служб или, например, авторов детективов. В первом случае мы будем говорить о представителях тайных японских кланов. Тех, что за деньги нанимались на службу японским феодалам и занимались по их заданию шпионажем, слежкой и даже тайными убийствами. У таких — традиционных, назовем их так — ниндзя существовала соответствующая экипировка. Может быть, даже специальные костюмы и маски, специальное снаряжение, не применявшееся больше никем, кроме, пожалуй, профессиональных воров. Кстати, это вполне объяснимо. Ведь кража есть кража — секретов ли, денег — все равно это воровство. Просто заказчики разные и разная цена победы. А главное — цена поражения… И сама по себе тактика боя тоже соответствовала целям и задачам синоби — так правильнее будет называть ниндзя. Тихое убийство, которое не привлекает внимания или же вообще не замечается никем, потому что правильно исполнено и замаскировано под отравление, например. Или специально совершенствуемое умение определить, где у нужного человека в доме тайник, как найти его и вскрыть так, чтобы хозяин это не заметил. А вскрыв, суметь быстро прочитать, очень точно запомнить, а при необходимости и дешифровать важный текст, чтобы потом, наоборот, зашифровать его уже своей, неизвестной более никому системой тайных знаков и отправить нанимателю.

— Интересно, — пухлый жизнелюб погрыз кончик «Паркера», брезгливо глянул в чашку с зеленым чаем и внимательно посмотрел на хозяина квартиры, — но что-то это все напоминает.

— Разумеется, — невесело усмехнулся Арсений Тимофеевич и бросил печальный взгляд на потную волосатую грудь собеседника, — разумеется, напоминает. Ведь если убрать особой формы мечи, черные костюмы и умение вскарабкиваться по стенам японских замков, что, скорее всего, лишь легенды, сложенные нашими современниками, а не реальная история синоби, то окажется, что ровно те же самые навыки необходимы представителям любой тайной службы. И чем непрофессиональнее эта служба, тем более ей необходимы именно атрибуты, а не тихая, незаметная и совсем неромантичная работа в кабинете. Ручка, вот вроде вашего «Паркера», а не меч, сообразительность, а не стрельба по-македонски — вот отличительные признаки профессионализма спецслужбы!

— Не понял, — удивился молодой мужчина с дорогой авторучкой, — почему? Разве наличие в органах госбезопасности такого подразделения специального назначения, пусть они называются ниндзя, не важно, где люди умеют драться, владеть любым видом оружия, не свидетельствует о высоком уровне его подготовки?

— Наличие такого подразделения будет свидетельствовать о неспособности этой службы, а шире — государства грамотно отслеживать действия своих противников и предотвращать возможные активные мероприятия силами разведки. Предотвращать! В крайнем случае это будет говорить о том, что государство не в состоянии это делать по объективным причинам, например во время войны. Тут не до сантиментов. Но разведка — настоящая элита тайной службы. Если синоби, или пусть они будут ниндзя, и существуют сегодня, то речь может идти только о разведчиках, а не о героях типа великобританского Джеймса Бонда или еще кого-нибудь в том же духе, которых так любите вы, журналисты, — и Арсений Тимофеевич широко улыбнулся, но почему-то не молодому человеку, а начавшей клевать носом от слишком мужской темы разговора красавице армянке. — Правда, это будут очень хорошие разведчики, с широкими возможностями, которые дадут им разнообразные профессиональные навыки. Я уж не говорю об особом складе характера, который нужен для этой профессии, — не авантюрном, но… Я называю таких людей игровиками.

— Ну, я не очень люблю Бонда, это не мой профиль, — неожиданно столь же обаятельно, как и хозяин квартиры, улыбнувшись, ответил молодой человек, профессия которого, наконец, прояснилась, — и потом я не только журналист. Я ведь отчасти ваш коллега — восточник. Тоже окончил институт востоковедения. Только моя специальность — Ближний Восток, а не Дальний. Но неужели вы верите, Арсений Тимофеевич, в возможность существования таких подразделений, допустим, в вашей любимой Японии? Сегодня, когда там принята мирная конституция, запрещающая даже думать о войне? Неужели там есть такие «игровики» в черных масках? Я понимаю, еще во времена японской оккупации нашего советского Дальнего Востока — это да. Вы же, кстати, из Владивостока, правильно? А вы были там во время оккупации? Видели ниндзя?

Арсений Тимофеевич замахал руками под напором энергичного журналиста и засмеялся:

— Не видел! Во всяком случае, тех, о которых пишут ушлые американские писаки. И если вы когда-нибудь прочитаете о том, что они там были или увидите фильм о прыгающих по приморской тайге японцах в черных балахонах, знайте: автор — пройдоха! Не было у синоби черных балахонов. И слава богу… Хотите еще чайку? Прекрасный гэммайча, мне друзья привезли. Нет? Напрасно, а я люблю, — но чай заваривать не пошел, а неожиданно посерьезнев, ответил на вопрос, поняв, что коллега-востоковед просто так не отстанет, — да, я был там. Все думаю описать эти события в очередной повести или, может быть, рассказе, но… Знаете, ниндзя я там не видел, но ваших коллег, прекрасно выполняющих эту функцию, встречал, — хозяин встал и отправился на кухню ставить чайник.

Оставшись одни, гости принялись благоговейно разглядывать потемневшие корешки бесчисленных книг, потом зашушукались. Лишь один журналист-восточник, задумчиво посмотрев вслед вышедшему хозяину, вновь продолжил что-то помечать в своем блокнотике.

— Ты слышала, он во Владивостоке был во время японской оккупации!

— А ты что-то знаешь про этих ниндзя?

— Мне кажется, я где-то читала… Может быть, у Пильняка… Или у Конрада?

— Ты читала вообще, что про него в книгах написано? Про Чена? Учился в Японии. Понимаешь, в Японии! Был связан со спецслужбами! Он сто процентов наш советский разведчик!

Стоявший на кухне хозяин слышал каждое слово, произнесенное в гостиной, но лицо его оставалось непроницаемо, и только кончики красивых пухлых губ слегка кривились в улыбке. Вернувшись в комнату, он принялся выделывать загадочные пассы с чайником перед изумленными и втайне надеявшимися на то, что им не достанется порции гэммайча, гостями. Опустившись в кресло, Арсений Тимофеевич с наслаждением отхлебнул из чашки свежезаваренного чаю.

— Вы не оговорились, Арсений Тимофеевич? — напомнил ему окончание разговора журналист. — Наших коллег? Вы, конечно, имеете в виду востоковедов?

— Отнюдь. Я имею в виду ваших коллег. Журналистов. В самом начале двадцатых, когда в Приморье еще вовсю шла Гражданская война, во Владивостоке было много талантливых японистов. Правда, работа для них была весьма своеобразная. В городе тогда стояли японские войска, и большинство наших с вами коллег служили переводчиками в разных японских штабах. Да, еще в правительстве братьев Меркуловых было создано статистическое бюро, где занимались отнюдь не статистикой. Это было настоящее высокопрофессиональное разведывательное бюро. Возглавлял его полковник Цепушелов…

— Беляк? — не выдержал самый молодой из аспирантов.

— Почему беляк? — поперхнулся чаем Арсений Тимофеевич. — Впрочем, да. Беляк, конечно. Но еще и опытный кореевед и японист. Да и многие другие ученые служили, ну или были связаны с этим бюро. Работа-то там была интересная. Поинтереснее, чем во многих нынешних институтах. Там, друзья мои, теория каждый день проверялась практикой. А если решение было неверное, что вместо «неуда», как на экзамене, или «черного шара», как на защите диссертации, провалившегося могла ждать тюрьма, а то и вовсе — пуля. Руководил нашими коллегами очень знающий специалист — профессор Спальвин. Сложный человек был по характеру, ладить с ним было почти невозможно, но специалист прекрасный. Женат был на японке, да в конце концов в Японию и уехал…

— А вы тоже там служили? — снова не выдержал аспирант.

— Нет, Виктор, — с улыбкой ответил хозяин квартиры, — в то героическое время я был крайне мал. Не скажу, что я был дитя, но мне было примерно столько же лет, сколько вам сейчас. Я еще учился в Восточном институте и только подрабатывал в информационном центре правительства Приморья — помогал журналистам переводить статьи из японских газет.

— То есть разведкой конкретно вы не занимались? — с усмешкой предположил бородатый журналист.

Профессор пропустил вопрос молодого коллеги мимо ушей, еще отхлебнул из чашечки и продолжил:

— Там был у нас один очень интересный человек… Тоже журналист, молодой, мне ровесник — года двадцать два — двадцать три, но видно, что опытный сотрудник…

— Сотрудник чего?

— Скорее кого. Сотрудник Блюхера. Тот командовал тогда большевистскими войсками на Дальнем Востоке и был влиятельнейшей фигурой. Ведь по договору с Дальневосточной республикой Советская Россия не могла напрямую заниматься разведкой в Приморье. Но, конечно, военные, Красная Армия, все равно пытались узнать как можно больше о планах белогвардейцев. Опыта, понятное дело, не хватало. Кто тогда был военными разведчиками? Бывшие слесари, механики. Образование, в лучшем случае ЦПШ…

— Простите, что?

— Церковно-приходская школа. А состязаться приходилось с тем же полковником Цепушеловым — умничкой, выпускником академии, участником войны. Брали красных разведчиков пачками. Правда, многих и отпускали сразу — пытались тогда еще придерживаться норм закона, искали доказательства, а они — доказательства эти — все в тайге. Поди найди!

— Вы так говорите, как будто симпатизируете белякам, — не удержался один из аспирантов.

— А что вы думаете? — хозяин еще отхлебнул чаю и строго посмотрел на молодежь. — Там были очень серьезные, умные и по-своему благородные люди. И, если бы у нас не было таких же, мы бы никогда не выиграли в этой борьбе. Хотя, конечно, нам таких людей, серьезных, образованных и благородных, все же явно не хватало. Вот и присылали из центра, из Москвы. Тот молодой человек, которого я упомянул, тоже приехал к Блюхеру из Москвы. Его послал сам Дзержинский.

— То есть журналист на самом деле был чекистом? — уточнил бородатый.

— Да.

— А как его фамилия?

— Ну… Зачем вам его фамилия? Могу сказать только, что звали этого интеллигентного молодого человека, в прошлом, кстати, колчаковского офицера, Максимом Максимовичем.

— Как у Лермонтова? — спросила девушка.

— Верно, совсем как у Лермонтова. Хотя я и не уверен, что это было его настоящее имя. Думаю, у него их было довольно много.

— А откуда вы его знали, Арсений Тимофеевич?

— Я же сказал: мы работали вместе. В информационном центре правительства братьев Меркуловых. И не только. Дело в том, что Максиму Максимовичу нужен был человек во Владивостоке, уже имеющий какие-то связи, а главное, говорящий по-японски, — информация из штаба японских оккупационных сил, из консульства очень интересовала и Блюхера, и Дзержинского.

— И вы… — молодые люди, не исключая и красавицы армянки, с обожанием посмотрели на хозяина квартиры.

— Да, и я стал его связным. Вернее, как тогда говорили, «секретным связистом».

Гости замолчали на время, а потом молоденький аспирант по имени Виктор спросил:

— Вы сказали, что уже тогда знали японский язык? Вы же еще учились в институте в то время?

Бородатый журналист задумчиво добавил:

— И откуда у студента нужные Дзержинскому или его агенту связи?

— Я учился в Японии. Вы, наверное, это знаете…

— Знаем, — подтвердили аспиранты.

— Но это не объясняет наличия нужных ЧК контактов, — пристально глядя на Чена, снова заметил бородатый журналист, а Чен отметил про себя, что сейчас его собеседнику очень пошла бы сигара в одной руке и бокал виски в другой, но вслух сказал:

— Вы думаете? Вы ошибаетесь, — и мягко улыбнулся.

Токио, 13 сентября 39-го года эпохи Мэйдзи (1906-й — по европейскому летоисчислению)

Токийский вокзал Симбаси не был похож на привычный владивостокский и не показался Арсению таким уже красивым и великолепным, как рассказывал про него отец. Пожалуй, даже здорово проигрывал — хотя последние полтора часа поезд шел по самой кромке Токийского залива, перед самим вокзалом уже не было моря, не качались на океанских волнах парусники и джонки, не стояли боевые корабли, а само здание станции более всего походило на средних размеров магазин. Впрочем, и во Владивостоке боевые корабли тоже теперь не стояли — большую часть японцы потопили в прошлом году под Порт-Артуром. Тех, которых русский царь прислал на замену, японцы снова утопили — уже под Цусимой. Едва живой пришел крейсерок «Алмаз» да еще пара суденышек, чудом спасшихся от огня японских линкоров. Бухта Золотой Рог выглядела теперь пустой, хотя и была заполнена торговыми и рыбацкими шхунами. Но это все было не то, что раньше. Теперь обе русские эскадры — и Первая, и Вторая — лежали на дне моря, отправленные туда по воле японского адмирала со смешной фамилией Того.

Пароход, на котором Арсений Чен с отцом прибыли в Японию, шел в Цуругу — порт хотя и оживленный, но маленький и какой-то совсем-совсем азиатский. А вот когда уже подъезжали к Токио, остановились в Йокогаме — городе большом, красивом, современном. Одно слово — Европа! Из окна было видно красивую, как на картинке, бухту, много пароходов, но отец сказал, что это ерунда. Императорский флот великой Японии стоит сейчас в Йокосуке — это чуть дальше Йокогамы, но поезд через нее не идет — надо специально ехать. Там, в Йокосуке, вместе с героическими японскими линкорами и эсминцами пришвартованы и грозные трофеи — бывшие русские крейсера и броненосцы «Николай I», «Пересвет», «Апраксин» и «Варяг». Про последний Арсений слыхал, хоть и был совсем маленьким, два года назад — пяти лет еще не исполнилось, но слово это — «Варяг» — звучало тогда в городе на каждом шагу, со всех улиц, со всех углов. Говорили, что корабль этот — герой, подвиг совершил. Что за подвиг, Арсений не знал и удивлялся, почему русский герой стоит теперь в японском порту Йокосука. Отец сказал просто: «трофей», а в их семье лишних вопросов задавать не было принято, даже если тебе всего семь лет от роду и ты понятия не имеешь, что такое трофей.

Трофей вообще противное слово, отдает чем-то трупным. Непонятно почему, когда сошли с поезда и поехали на рикше в интернат, все время говорили про трофеи — отец сетовал на то, что не могут проехать через Дворцовую площадь — не по пути. А между тем, рассказывал родитель, на огромной площади перед дворцом императора Японии стояли русские пушки, специально построенные по такому случаю ангары с винтовками, саблями, казачьими пиками, отнятыми у государевой армии на маньчжурских полях. Хотели даже было поехать туда сначала, но все же передумали: и вещей много, и устали, и жара стояла страшенная — во Владивостоке такой не бывает. Рикша, коричневый и высушенный на жарком солнце до состояния стрекозы, что была приколота булавкой в комнате Арсения во Владивостоке, не сбавлял шага. Только широкополая шляпа покачивалась в такт бегу. Глядя на ее качающиеся соломенные поля, на равномерно мелькающие пятки рикши, Арсений почувствовал, что у него кружится голова, укачивало. Отец же неутомимо продолжал свои наставления:

— В первую очередь думай о вежливости, о ритуале! У них это называется «рэй». Рэй — первым делом. Наша семья занимает очень высокое положение, и все же то, что тебя приняли в эту школу, — большая честь не только для тебя, но и для всей нашей семьи! Надо помнить об этом всегда.

Арсений послушно хмыкал, кивал маленькой стриженной головкой, удивляясь тому, как хорошо отец все знает про Японию, и тому, как неутомимо бежит по раскаленному булыжнику рикша («А у нас не прижились! Еще бы — Владивосток — не ваш Токио, у нас вон какие сопки крутые и высокие!»), тому, как красиво сочетается на улицах вокруг Европа и Азия.

Рикша протрусил мимо какого-то красивого парка, спускавшегося с крутых склонов холма. Наверх вела такая крутая каменная лестница, что, как ни ерзал, как ни старался Арсений заглянуть снизу вверх, чтобы увидеть, что там, на вершине, ничего не получилось. Вход на лестницу был обрамлен высокими и тоже каменными воротами. Было понятно, что это именно ворота — чем еще могут быть два столба с перекладиной поверх, если сквозь проходит дорога, но вот ни забора вокруг, ни собственно воротин не было. Отца Арсений о странных воротах спрашивать не стал — мутило так, что не хотелось говорить совсем. Только подумал, что если в Токио есть ворота нормальные, обычные (путешественники проезжали мимо огромного и очень красивого храма с большими красными воротами), то почему бы и не быть таким странным? Ну, нет забора… А может, они и не воруют друг у друга? Тут у японцев все не так, не как у людей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

Из серии: В сводках не сообщалось…

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ниндзя с Лубянки предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я