Китайские сказки

Сборник

Каждый четвертый житель Земли слышал в детстве эти волшебные, красивые и мудрые истории. Издавна народные сказки в Поднебесной, как ценную реликвию, передавали из уст в уста, из поколения в поколение. Как и большинство сказок мира, китайские сказки учат юную душу любви, учат не быть жадными, завистливыми и злыми. Из них ребята узнают, что счастье находит лишь тех, кто творит добро, кто ценит настоящих друзей, и кто не боится тяжелой работы.

Волшебная кисть

Старые люди рассказывают, что жил некогда в Китае один сирота и звали его Ма Лян. Его родители умерли, когда он был ещё совсем мал, и чтобы прокормиться, мальчик собирал в горах хворост и косил траву. Но как только выдавалась свободная минутка, Ма Лян увлечённо рисовал. Как бы ему хотелось заполучить настоящую кисть! Но кисти стоили дорого, и мальчику оставалось только мечтать о ней.

Как-то раз, проходя мимо школы, Ма Лян увидел через распахнутую дверь, как учитель, держа в руке кисть, рисует красивых фениксов. Когда птицы были нарисованы, учитель вывел сверху несколько иероглифов и только тогда заметил Ма Ляна.

— Что тебе здесь нужно? — строго спросил учитель.

— Я хотел бы рисовать так же как вы, учитель, — почтительно сказал мальчик, — но у меня нет кисти. Не могли бы вы дать мне всего на несколько самую плохую из своих кистей?

— Пэй! — удивлённо воскликнул учитель. — Где это видано, чтобы нищий учился рисовать?! Убирайся отсюда, бездельник!

От обидных слов учителя у Ма Ляна потекли слёзы по щекам, но он утёр их рукой и сказал сам себе:

— Пусть я беден, но моё желание рисовать так велико, что я обязательно стану самым лучшим художником!

И с того времени мальчик упорно учился рисовать. Если он отправлялся в горы за хворостом, то, увидев в небе парящего орла, старался воспроизвести веточкой на земле его могучие распростёртые крылья. Если он косил траву на берегу речки, то вглядываясь в воду, наблюдал за игрой шустрых маленьких рыбок, а затем выводил их силуэты на речном песке. Долгими вечерами, он изображал на стене своей фанзы углём, всё, что видел, будь то горшок, циновка или корзинка.

Так незаметно пролетали годы. Ма Лян вырос и превратился в стройного юношу. За это время он научился так замечательно рисовать, что соседские бедняки стали просить его, чтобы он разрисовал стены их убогих хижин. Но кисти, как и раньше он не имел. Ведь даже работая, не разгибая спины, он мог купить лишь горсть гаоляновой муки да кусок соевого сыра, чтобы не умереть с голода.

Однажды Ма Лян вернулся особенно уставшим и даже не поужинав, лёг на свою циновку и крепко уснул. Ночью ему во сне явился белобородый старик. Протягивая юноше сияющую золотом кисть, он сказал:

— Ма Лян, ты стал настоящим художником! Твои руки искусно рисуют, а сердце видит, что хорошо, а что плохо. Я дарю тебе эту волшебную кисть, но ты не должен пользоваться ею ради корысти или зла.

Юноша взял в руки кисть, воскликнул от восторга и проснулся.

«Какой удивительный сон мне привиделся, — подумал Ма Лян, — как жаль, что это всего лишь сон!»

Первые лучи солнца осветили его фанзу, и юноша вдруг с удивлением увидел рядом с собой ту самую кисть, которую видел во сне. Он тотчас вскочил на ноги и, соскоблив с очага сажу, развёл её водой, а затем обмакнул в неё волшебную кисть, чтобы что-нибудь нарисовать на старом клочке бумаги.

— Нарисую-ка я сороку, которая приносит счастье! — радостно сказал Ма Лян.

И он стал старательно выводить кистью силуэт сороки с белой грудкой, чёрными глазами-бусинками, чёрными крыльями и хвостом. И когда он закончил рисовать сороку, произошло то, что он никак не ожидал. Нарисованная птица вдруг ожила. Она лукаво взглянула на художника и, расправив свои чёрные крылья, выпорхнула в окно.

— Эта кисть и вправду волшебная! — снова воскликнул Ма Лян. — Нарисую-ка я ирис, он никуда от меня не улетит.

Юноша склонился над бумагой и нарисовал прекрасный полураскрывшийся цветок с нежными лепестками и удлинёнными листьями. Лишь только он оторвал кисть от бумаги, прекрасный ирис потянулся к солнцу и наполнил убогое жилище тонким чудесным ароматом. Ма Лян осторожно взял цветок и посадил его у своего окна. В это время из соседней лачуги, причитая и всхлипывая, вышла старая вдова.

Добросердечный юноша спросил соседку о причине её слёз, и она ответила:

— Сегодня я разбила свой единственный горшок и теперь мне не в чем приготовить суп.

— Не горюйте, тётушка! — сказал ей Ма Лян, а затем быстро нарисовал на пороге её лачуги три новых горшка.

Блестящие глиняные горшки тотчас выстроились в ряд на пороге, и соседка от радости не знала, как и благодарить художника.

С того дня не проходило и дня, чтобы Ма Лян не помогал кто-нибудь из бедняков. Одному он нарисовал новую мотыгу, другому — крепкую рыболовную сеть, дети просили игрушки, девушки — черепаховый гребень для волос. Никому не отказывал художник, и все бедняки получали то, что просили.

Как-то раз Ма Лян помогал строить фанзу и возвращался из соседней деревни уже за полночь. Дорогой он думал только о долгожданном отдыхе но, не доходя до своей фанзы, услышал приглушённый стон. Стон раздавался из распахнутого окна покосившейся лачуги старого батрака Чу. Бедняга всю жизнь горбатился на полях помещиков, а теперь, когда силы оставили его, он стал никому не нужен. Юноша вошёл в лачугу и увидел скорчившегося на истёртой циновке больного старика.

— Чу! — негромко позвал его Ма Лян. — Что с тобой?

— Я умираю, сынок, — еле шевеля губами, прошептал Чу.

— Чем я могу помочь тебе? — участливо спросил юноша.

— Мне бы ещё хоть раз увидеть рассвет, но я не доживу до него.

— Ты увидишь его, я тебе это обещаю!

Но старик только устало закрыл глаза, и по его лицу покатилась слеза.

Ма Лян достал свою волшебную кисть, с которой никогда не расставался и принялся рисовать рассвет на стене лачуги.

Вдруг комната озарилась нежным розовым сиянием восходящего солнца. И перед глазами умирающего бедняка стали распускаться благоухающие лотосы, качающиеся на водной глади озера, а вдалеке виднелись горы, окутанные утренним туманом.

Жизнь старого бедняка была скупа на прекрасные мгновения. Ему некогда было любоваться красотой природы. Всё, что он видел — это бесконечные поля помещиков, которые нужно было обрабатывать, да убогие голые стены его обветшалой лачуги.

Чу вглядывался в чудесный пейзаж и глаза его ширились от удивления и восторга. Старик промолвил:

— Сынок, откуда ты узнал? Я родился на берегу этого озера и для меня это самое прекрасное место на земле. Какое счастье снова увидеть его!

Блаженная улыбка осветила лицо старика, он легко вздохнул, и последний его вздох был счастливым.

Едва жизнь покинула хозяина лачуги, в ней снова стало темно. Лишь только слабый огонёк светильника подрагивал, догорая.

Ма Лян закрыл глаза покойному и шатающимися усталыми шагами пошёл в свою фанзу, чтобы хоть немного поспать.

Но только короток был сон юноши, а пробуждение было неприятным.

Как ветер разносит созревшие семена, так и весть о чудесах Ма Ляна разлетелась по всей деревне. Долетела она и до ушей жадного помещика. На рассвете его слуги ворвались в фанзу художника и потащили Ма Ляна к своему хозяину.

— Зачем нужно было тащить меня силой, — сказал помещику юноша, — тебе достаточно было просто попросить меня, и я нарисовал бы тебе то, что нужно.

Богач положил перед художником лист тонкой бумаги и сказал:

— Для начала нарисуй мне новую семихвостную плеть. Хоть у меня и есть пятихвостка, чтобы стегать слуг, но она недостаточно хороша — бьёт не больно.

Ма Лян был бедняком и все его соседи и знакомые были бедняками. От них ему не раз доводилось слышать, что сердце богача чёрное от злобы и жадности. Но ему трудно было в это поверить, ведь его помыслы были чисты. А сейчас, услышав просьбу помещика, он словно увидел его отвратительное чёрное сердце и отшатнулся от него.

— Я не стану рисовать для тебя! — крикнул юноша помещику. — Даже не возьму в руки кисть!

Богач покраснел от гнева и велел слугам запереть несговорчивого художника в пустом сарае. Ма Ляна в течение трёх дней морили голодом, а ночью четвёртого дня случились заморозки и выпал снег. Утром помещик выглянул в окно и с довольным видом сказал сам себе:

— Уж если голод не сделал этого мальчишку покорным, то после этой холодной ночи, он не станет мне перечить!

Накинув на себя тёплую одежду, богач отправился к сараю, в котором томился художник. Подошёл помещик к двери, а из-под неё пробивается алый свет, как от пламени очага, да и доносится аппетитный запах. Заглянул богач через щель в сарай и опешил, так как увидел, что сидит Ма Лян перед пылающим очагом и ест свежеиспечённые лепёшки. Смотрит помещик и дивится — откуда всё это взялось в пустом сарае? А Ма Лян тем временем взял в руки свою волшебную кисть, которую всегда держал при себе и нарисовал на полу чайник и чашку. И тотчас принялся пить горячий ароматный чай маленькими глотками.

«Ах ты, собачий сын! — гневно подумал богач. — Для себя нарисовал и очаг, и чай с лепёшками, а для меня рисовать не желает! Погоди, я с тобой сейчас расправлюсь!»

Помещик стал громко звать слуг, а когда те прибежали к сараю, отдал им приказ:

— Отоприте сарай и забейте этого несговорчивого художника насмерть!

Слуги тотчас бросились исполнять его приказание, но старый ржавый засов не так-то легко было отодвинуть и слугам пришлось с ним повозиться. Помещик же уже закипал от злости, и ему не терпелось излить её на Ма Ляна. Он первый вбежал в открытую дверь и чуть не лопнул от своей злости, потому как художника в сарае не было, а к стене была приставлена лестница.

Ма Лян услышав крик богача, понял, что ему несдобровать, и поспешно нарисовал лестницу, затем взобрался по ней на камышовую крышу, разобрал её и убежал, спрыгнув с крыши в глубокий снег.

Помещик, не помня себя от гнева, полез по нарисованной лестнице, но едва он поднялся до её середины, она рассыпалась под его тяжестью, и толстяк рухнул на пол.

А юноша тем временем был уже на краю деревни. Ему было ясно, что злой и жадный помещик не даст ему житья, и Ма Лян решил покинуть родные места. Достав свою волшебную кисть, он нарисовал на снегу красавца-коня. Пара штрихов и белоснежный скакун уже стоял перед ним и нетерпеливо бил по снегу копытом.

Юноша вскочил на коня и, взглянув в последний раз на свою деревню, с грустью сказал:

— Прощайте, друзья! Кто знает, когда нам теперь доведётся свидеться.

Белоснежный конь тряхнул гривой и помчал всадника прочь.

Скакал Ма Лян на коне, скакал и вдруг услышал позади себя: «сюаньхуа, сюаньхуа!» Оглянулся назад и увидел десяток всадников, настигающих его, а впереди всех, нещадно стегая коня, скачет злой помещик.

Тогда Ма Лян, не слезая с коня, стал рисовать на полах своей куртки лук и колчан со стрелами.

Всё ближе и ближе скачет помещик, размахивая острым мечом, готовый на ходу отсечь юноше голову. Ма Лян не стал ждать, когда богач настигнет его, он повернулся в седле и выпустил стрелу в злого помещика. «Сао!» — пропела пущенная стрела и пронзила горло помещика. Он захрипел и упал замертво с коня, а его слуги в страхе бросились в рассыпную. Ма Лян же, подстегнув своего белоснежного скакуна, помчался вперёд.

Весь день юноша мчался, не останавливаясь и слез с коня только на закате дня, добравшись до большого города. Многолюдный город с красивыми домами и площадями пришёлся по душе Ма Ляну, и он решил в нём остаться.

За пищу и ночлег на постоялом дворе нужно было платить, а в карманах у бедного юноши было пусто. Другой бы на его месте нарисовал бы себе полный сундук золота и серебра, а то и целый дворец с горами пищи и напитков, но честный Ма Лян помнил, что волшебная кисть ему дана не для корысти. К тому же юноша подумал и о том, что если уж в небольшой деревеньке нашёлся злодей пожелавший владеть волшебной кистью, то в многолюдном городе таких будет, хоть отбавляй. Поэтому Ма Лян решил зарабатывать, рисуя такие картины, которые не будут оживать.

Как же ему удавалось рисовать обычные картины, вместо волшебных, ведь другой кисти у Ма Ляна не было? А всё дело было в том, что художник, изображая что-нибудь, не дорисовывал какую-нибудь незначительную деталь, например копытце у оленя или чешуйки у рыбок, вот они и не оживали. Свои картины Ма Лян продавал на базарной площади, и они хорошо раскупались, поэтому жил юноша припеваючи.

Как-то раз захотелось Ма Ляну нарисовать журавля-стерха. Так как день был погожий, художник устроился в тени дерева рядом с домом и начал рисовать. Из-под его кисти на бумаге появилась грациозная белая птица с длинным клювом и хохолком. Вот только глаза не нарисовал Ма Лян своему стерху, но и без глаз птица получилась просто замечательной.

Тем временем мимо художника проезжал в своём паланкине императорский чиновник. Увидев картину, он пожелал купить её и окликнул Ма Ляна. Юноша сидел задумавшись и вздрогнул, когда услышал громкий окрик. В этот момент капелька туши случайно соскользнула с его кисти и, капнув на рисунок, превратилась в журавлиный глаз.

Что произошло потом, не трудно себе представить. Прямо на глазах у чиновника белый журавль-стерх, захлопав крыльями, взмыл под облака.

Важный господин от удивления открыл рот и долго вглядывался в небеса, провожая ожившую птицу своим взглядом. Когда же он опомнился, то поспешил в столицу в императорский дворец, чтобы рассказать об этом чуде правителю Поднебесной.

Стоит ли говорить, что императору захотелось своими глазами увидеть подобное чудо, и он отправил за художником своих придворных.

Найдя Ма Ляна, самый главный из придворных сказал ему:

— Сам Сын Неба желает видеть тебя! Прими это за честь и собирайся в дорогу.

Но Ма Ляну вовсе не хотелось покидать этот город и ехать к императору.

— Мне и здесь хорошо, — ответил он, — я не поеду в столицу.

Тогда придворные больше не стали церемониться с юношей, связали его и в таком виде доставили во дворец.

Император, взглянув на Ма Ляна, властно произнёс:

— Я хочу, чтобы ты нарисовал мне золотого дракона — символ моей власти!

Когда он это говорил, то его толстые щёки раздувались, как у жабы и Ма Лян, недолго думая, нарисовал ему не благородного золотого дракона, а отвратительную зелёную жабу, усеянную бородавками. Жаба тяжело плюхнулась с листа на пол и уставилась, выпучив глаза, на императора, а затем стала раздувать щёки совсем, как он и квакать, от этого придворные еле сдерживали свой смех.

Император буквально позеленел от гнева, отчего стал ещё больше напоминать эту мерзкую жабу и закричал:

— Немедленно отнимите у этого негодяя, его кисть и бросьте его в темницу!

Завладев кистью, император сам принялся рисовать. Но как бы он ни старался, волшебная кисть не подчинялась ему и властитель только портил тонкую рисовую бумагу. В гневе он зашвырнул кисть в самый дальний угол и, чтобы утешиться, приказал дать палок чиновнику, рассказавшему о чудесном художнике.

А бедный юноша в это время томился в мрачной императорской темнице.

Когда его бросили в тесную сырую клетушку, он обнаружил там мальчика лет десяти.

— Что здесь делает ребёнок? — вслух удивился юноша.

— Ждёт, пока ему снимут голову с плеч, — еле слышно произнёс мальчик.

— С каких пор в Поднебесной детям рубят головы? Что же ты такого мог натворить?

— По мнению императора, я достоин самой страшной казни, ведь я сломал его любимый цветок. Это вышло случайно. Я помогал своему отцу, который служит садовником поливать цветы, но поскользнувшись, упал прямо на цветок и сломал его, — сказал мальчик, всхлипнул и умолк.

В душе Ма Ляна поднялась волна негодования — так вот каков Сын Неба и законы Срединного царства!

Но что он мог сейчас сделать для мальчика? Только отвлечь его от горьких мыслей, и юноша принялся рассказывать забавные истории. И вскоре мальчик улыбнулся, а потом и стал смеяться, позабыв о предстоящей казни. Так и прошла ночь.

А властителю Поднебесной в его мягкой шёлковой постели в эту ночь тоже не спалось. Мысли о волшебной кисти не давали ему покоя до самого рассвета. Поэтому он поднялся раньше обычного и приказал привести к нему Ма Ляна. Как только художника привели, император стал обещать ему золотые горы, лишь бы тот согласился рисовать для него.

Юноша на это ответил:

— Мне не нужны твои сокровища! Но если ты освободишь мальчика, нечаянно сломавшего твой цветок, то я нарисую тебе всё, что ты попросишь!

Как всякому другому правителю, императору не хотелось нарушать своё повеление, но в его голове пронеслась одна хитроумная мысль, и он ответил Ма Ляну:

— Так и быть, я выполню твоё условие и освобожу мальчика, но как только закончится завтрак, ты будешь для меня рисовать!

Завтрак императора проходил в золочёной зале, за роскошным столом и в окружении многих придворных. Ма Ляна же отвели в крошечную комнатку и поставили передним скромный завтрак. Из окна этой комнатки был виден императорский сад и юноша стал любоваться прекрасными цветами. Вдруг он увидел знакомого мальчика с тяжёлой лейкой в руках. Мальчик принялся поливать нежные лилии, но цветы почему-то стали увядать. Ма Лян пригляделся и увидел, что цветы вянут от горьких слёз его товарища, падающих на нежные белые лепестки.

— Эй, братец! — весело крикнул из окна юноша. — Впервые вижу, что человек льёт горькие слёзы из-за того, что ему не отрубили голову!

Мальчик поднял к нему опухшие от слёз глаза и грустно сказал:

— Моя-то голова на месте, но вместо неё по приказу императора отрубили голову моему отцу.

Ма Лян ничего не сказал мальчику, он только крепко сжал кулаки и решил, что отомстит за него.

Сколько бы всевозможных блюд не подавали императору, но всё же завтрак закончился, и художника повели в тронный зал. Император важно восседал на троне, а рядом с ним на золотом подносе лежала волшебная кисть Ма Ляна и шёлковое полотно.

— Что бы такое пожелать? — вслух размышлял правитель.

— Может нарисовать для тебя безбрежное лазурное море? — предложил ему Ма Лян.

— Почему бы и нет? Рисуй море! — приказал император, и юноша взялся за кисть. Вскоре у самых ног властителя разлилось лазурное море. Оно было спокойным и ласковым, и его недвижимая гладь напоминала огромное зеркало из нефрита.

— Но где же рыбы? — поинтересовался император.

Юноша сделал несколько штрихов своей кистью и в море стали резвиться красивые золотистые рыбки. Их чешуя сверкала в лучах солнечного света, когда они, выпрыгивали из воды и снова ныряли в море. Император смотрел на них как заворожённый. Ему захотелось поймать одну из чудесных рыбок, и он протянул к ним руку, но золотистая стайка, вильнув хвостом, устремилась в безбрежную даль.

— Немедленно рисуй корабль! — приказал император, — Я хочу догнать их!

Ма Ляну не составило труда нарисовать большой парусник, и правитель вместе со своими чиновниками поспешил на его борт.

— Ветер! Нарисуй ветер! — потребовал император.

Юноша тотчас выполнил приказ, и лёгкий ветерок надул паруса корабля, и он поплыл по морю. Но всё же корабль не мог угнаться за рыбками и император снова закричал:

— Больше ветра, черепаший сын!

Художник нарисовал на море волны и белые барашки, отчего паруса корабля натянулись, как барабан, и корабль, словно полетел над волнами. Однако Ма Лян не стал на этом останавливаться, и его кисть вздымала волны всё выше и выше, пока на море не разыгралась настоящая буря. Корабль оказался во власти неистовой стихии, и его бросало по огромным волнам словно щепку.

— Хватит ветра! — кричал изо всех сил, промокший насквозь император, но Ма Лян будто бы не слышал его, рисуя ураганный ветер.

Чёрные тучи закрыли небо, и раскаты грома оглушали всех, кто плыл на трещавшем под натиском волн паруснике. Огромный водяной вал обрушился на императорский корабль и навсегда скрыл его в бездонной пучине.

А куда же подевался Ма Лян? Это никому неизвестно. Но люди поговаривают, что он до сих пор странствует по белому свету и помогает беднякам, рисуя своей волшебной кистью. Говорят также, что он ходит не один, а вместе со своим названным сыном, которого он однажды спас от казни. Этот мальчик тоже стал художником, а кто он — догадайтесь сами…