Украденная память

Кевин Сэндс, 2018

Кристофер очнулся в полном одиночестве и попытался вспомнить, как здесь оказался, и ничего – пустота! Что ел сегодня на завтрак или хотя бы как зовут его кошку! А есть ли она вообще у него? Вот вопрос! Но любое мысленное усилие сопровождалось тошнотой и ужасным головокружением. И всё это ещё полбеды! Хуже всего то, что он не мог вспомнить, кто он такой!.. Все его воспоминания как будто исчезли, стёрлись! Или кто-то забрал их специально? Но кто? А главное – зачем?..

Глава 5

Они отшатнулись, выпучив глаза.

— Демон! — выдохнул Роберт. — Он украл вашу душу!

Паника окончательно захлестнула меня. Я вскочил с кровати. Девчушка в углу сжалась и с головой спряталась под шкуру. Роберт и Уиз протягивали ко мне руки, пытаясь помешать мне выскочить и кинуться в снег.

— Тише, милорд… — начал Роберт.

Это сон! Это безумие! Мне нужно проснуться. Я влепил себе пощёчину. Щека вспыхнула от боли, стала горячей.

— Милорд!

Я снова ударил себя по лицу — посильнее. И ещё раз.

Уиз вдруг оказался рядом со мной, его пальцы сомкнулись у меня на запястьях как стальные оковы.

— Пусти! — крикнул я. — Отпусти меня!

Старик вывернул мне руку, и я потерял равновесие. В сущности, моя продолжавшая кружиться голова сильно облегчила Уизу задачу.

Роберт взял меня за плечи, и они вдвоём снова усадили меня на кровать.

— Тише-тише, — сказал фермер. — Всё хорошо. Мы здесь. С вами.

— Отпустите, — прошептал я.

Они разжали руки. Я лёг, уставившись в потолок, и не двигался, пока головокружение не поутихло. Роберт и Уиз нависали надо мной, опасаясь, что я снова кинусь бежать. Но у меня уже не было сил…

Кто я такой?

Я умолял Голос ответить мне:

Пожалуйста. Прошу, скажи, кто я.

Но он молчал.

Не думаю, что я мог что-то вспомнить, даже если б попытался: мне было слишком страшно.

Уиз положил руку мне на плечо — на сей раз нежно, с утешением. Они с Робертом помогли мне сесть.

— Вам лучше, милорд? — спросил Роберт. В его голосе слышалась искренняя забота.

Паника прошла, и мне снова стало стыдно — за эту истерику, за синяки на лице Уиза…

— Простите меня, — прошептал я едва слышно. Но они поняли.

— Если зло овладело вами, в этом нет вашей вины, — сказал Роберт. — Вы больше не станете причинять себе боль?

Я покачал головой.

— И не убежите?

— Куда? — в отчаянии сказал я. — Куда мне идти?

Роберт задумчиво потёр подбородок:

— Ну, что ж. Думаю, с этим мы могли бы помочь. Вы можете пойти на ферму. Мы вычистили вашу одежду. Сохранили ваш кошель с деньгами и… другую вещь.

— Какую вещь?

Он поджал губы:

— Точно не знаю. Никогда не видел ничего подобного. Может, вам лучше пойти и посмотреть самому?

Уиз вытащил из-под кровати пару высоких — до колен — сапог и протянул их мне. Они были сшиты из отлично выделанной кожи, подбиты мягкой шерстью и украшены серебристыми пряжками. И пришлись точно мне по ноге.

Я посмотрел на Роберта. Тот кивнул:

— Это ваши. В них вас и нашли.

Он собрался сходить и принести плащ, чтобы я не простудился, но Уиз сэкономил время, накинув мне на плечи свой собственный. Он был слишком длинным — почти волочился по земле, — зато тёплым.

Девчушка в углу смотрела на нас, выглядывая из-за оленьей шкуры.

— А что насчёт неё? — спросил я.

Роберт повернулся к девочке:

— Что скажешь, кроха? Хочешь увидеть моих дочурок?

Она исчезла за покрывалом. Роберт добродушно рассмеялся.

— Похоже, нет. Оставим её в покое. Она присоединится к нам, когда будет готова.

Я чувствовал себя так, словно оказался внутри какой-нибудь картины. Справа возвышался фермерский дом из выщербленного ветром камня, крытый почерневшей от времени соломой и увенчанный снежной шапкой. Напротив стояли два небольших коттеджа с протоптанной между ними тропкой, а возле меня — ещё одна хижина из саманного кирпича, похожая на ту, откуда я вышел. Из труб поднимался дым, исчезая среди серых облаков. За коттеджами виднелся огромный амбар из растрескавшихся досок, выбеленный той же известью, что покрывала стены хижины. В дверях амбара стояла корова, тыкаясь носом в снег. За ней слышалось тихое мычание.

За фермой вздымались округлые холмы. Половину горизонта закрывал лес — сейчас безлистный. Слышалось журчание ручья. С противоположной стороны холмы сходили на нет, и виднелся огромный синий простор океана. Я чувствовал запахи — свежий морозный воздух, запах скотины, запах морской соли.

— Где мы? — спросил я.

— В Девоншире, милорд. — Роберт указал в сторону моря: — Это Ла-Манш.

Девоншир. Итак, я на юго-западе Англии. В памяти всплыло название…

— Эксетер, — произнёс я.

Роберт кивнул:

— Это столица нашего графства. До него двадцать миль на запад. А ближайший к нам городок — Ситон, он всего в нескольких милях к востоку, в устье реки Экс.

Я не узнавал этих мест. Всё, что я знал о них: графство Девоншир находится на юго-западе, а его столица называется Эксетер.

— Может, я оттуда?

— Вряд ли, милорд, — покачал головой Роберт. — Судя по выговору, вы с востока. Наверное, из Лондона?

Ну конечно. Акцент указывал, откуда я родом. Я разговаривал не по-западному, как Роберт, и потому, возможно, мой говор поможет узнать, кто я такой. Я напряг мозги, но чем усерднее пытался вспомнить, тем сильнее кружилась голова. Я с неохотой отказался от этой мысли. Не хотелось снова рухнуть лицом в сугроб.

Мы двинулись к ферме, проваливаясь в снег на добрые два фута. Уиз шёл следом, закинув свой длинный лук на плечо. Такое количество снега придавало пейзажу волшебный, сказочный вид, но идти было тяжеловато.

— Столько снега — это нормально для Девоншира? — спросил я.

— Вот уж нет, — сказал Роберт. — Даже полфута — уже странно. И никогда в начале зимы. Зимовать будет трудновато, особенно тем, кто не заготовил корм.

— Какой сегодня день?

— Воскресенье. Двадцатое декабря.

Я чуть поколебался:

— А… год?

Роберт приподнял брови:

— Господа нашего 1665-й.

Я покраснел, чувствуя неловкость. Я знал, где находится Девоншир, помнил название его столицы, разбирался в диалектах… но понятия не имел, какой сейчас год? Как такое возможно?

— Стало быть, вы держите коров? — спросил я, просто чтобы сменить тему.

Роберт кивнул:

— И ещё несколько коз, ради молока, хотя нам столько и не надо. Держу в основном потому, что дети их любят. Они привечают всё, что с четырьмя ногами.

— А вы привечаете всё, что с двумя?

Он рассмеялся:

— Так и есть. Каждому найдётся место, дай им Бог.

Словно услышав его слова, к нам подлетела птица.

Её перья были цвета соли с перцем. Она захлопала крыльями и приземлилась ко мне на плечо. Я застыл. Птица прошлась по моему плащу, потом подскочила и ткнулась клювом мне в волосы. Роберт и Уиз смотрели на неё, улыбаясь.

— У меня на голове сидит голубка, — сказал я.

— Похоже, что так, милорд.

— Ваша ручная птица?

— Вообще-то, я думаю, ваша.

Моя?

Я медленно протянул руку, ожидая, что птица улетит. Но она разрешила взять себя и потыкалась клювом мне в пальцы. Тёплая, с мягкими нежными перьями…

Уиз указал на неё, потом на меня, а затем в сторону моря. И тогда Роберт принялся рассказывать, как меня нашли. Я слушал и не верил.

Уиз охотился в лесу, когда рядом приземлился голубь. Он взялся за лук, чтобы пристрелить его на суп, но птица побежала прямо к нему. Тогда он сообразил, что птица-то, видать, ручная. А она отлетала и снова садилась, словно зовя его за собой.

— Так он и сделал, — сказал Роберт. — Пошёл за ней. И нашёл на берегу вас.

Я прижал к себе голубку. Она заворковала.

— Истинное благословение, милорд, — серьёзно сказал Роберт. — Берег здесь весь изрезан бухтами, а в холмах сотни пещер. Если б птица не привела его к вам, вы бы умерли и море смыло бы плоть с костей. Эта голубка спасла вас.

Странное дело — быть обязанным жизнью какой-то птице. Но она вела себя дружелюбно, а держать в руках казалось так естественно, что я готов был поверить: птица и в самом деле моя. Я осторожно почесал её под пёрышками, и она закрыла глаза от удовольствия.

Это заставило меня задуматься: если со мной был голубь, то, может, и люди тоже? Семья? Друзья? Они тоже плыли на том корабле? Я никого не мог вспомнить — ни лиц, ни имён. Но чем ярче я представлял себе корабль, разлетающийся на части под ударами шторма, тем сильнее сжималось сердце. Что сталось с остальными пассажирами? Были ли среди них те, кого я любил? Возможно, теперь все они мертвы?..

При этой мысли на душе стало тоскливо. Стараясь утешиться, я погладил голубку.

— Она жила в амбаре, — сказал Роберт. — Дети кормили её. Пойдёмте, я отведу вас к ним.

Мы двинулись дальше, и, когда приблизились к дому, мой живот оглушительно заурчал от доносившихся до нас запахов. За домом Роберт готовил половину говяжьей туши, варившейся в коже, — вот откуда кровь на рубашке, пояснил он. Свежая коровья шкура висела, словно гамак, над небольшим костром. Она была заполнена кусками говядины, овощами и травами, которые томились на медленном огне, обещая превратиться в жирное, наваристое рагу. У меня подгибались ноги; от одного только запаха я едва не рухнул на землю. Я больше не мог сдерживаться — и намекнул:

— Когда пришла ваша дочь Марджери, она несла мне рагу. Боюсь, я напугал её, и…

Роберт всё понял:

— Конечно, вы голодны! Я вас накормлю. Сейчас же!

Уиз махнул рукой в сторону домика.

— И малышку, — кивнул Роберт. — Верно.

Он провёл меня в дом. Здесь не было прихожей — лишь одна длинная широкая комната, занимавшая всё пространство фермерского дома. В очаге пылал огонь, наполняя комнату теплом. Над дальним концом длинного стола склонилась женщина; мальчик и девочка лет десяти помогали ей выскабливать внутреннюю поверхность коровьей шкуры. С другой стороны девочка помладше вынимала из ведра горсти соли и втирала её в куски говядины; руки её были покрыты розоватой пеной от выступающей свежей крови. У огня стояла на стуле девушка, помешивая мелкое озерцо сливок в плоской сковороде, подвешенной на цепочках над кастрюлей с кипящей водой. Ореховый маслянистый запах горячих сливок был одуряющим.

Марджери — девочка, которую я напугал, — вошла в дом следом за нами. Увидев меня, она ахнула и выронила стопку белья. Теперь на меня уставились все. Женщина посмотрела на голубку в моих руках, потом перевела взгляд на мужа.

— Дети, — сказала она. — Огню нужны дрова. И коровы сами за собой не уберут.

Старшая дочь вынула ложку из сливок, взяла младших за руки и увела из дома. Уходя, они оглядывались на меня. Мальчик остался, но тоже смотрел с нескрываемым любопытством.

— Я что сказала? — Женщина схватила сына за ухо и вывела из комнаты, невзирая на его протесты.

Роберт смущённо покраснел. Но я понимал его жену. Ведьмовские защитные знаки, мои припадки, кровоподтёк на лице Уиза… Она боялась меня. Она считала, что я принёс в её дом зло. И я задумался: так ли это? Мне вспомнилось выражение лица Роберта, когда я признал, что не помню даже своего имени.

Демон. Он украл вашу душу…

Я вздрогнул.

Это правда?

Для некоторых не имеет значения, где на самом деле правда. Нужно быть очень осторожным со словами. Если люди поверят, что в меня вселился злой дух — не важно, так это или нет, — они могут сжечь меня заживо.

Уиз вытащил из сундука у двери комплект одежды и разложил её на стульях, стараясь не запачкать вещи коровьей кровью, капавшей со стола. Да уж, эта одежда не походила на ту, которой снабдил меня Роберт. Рубашка из синего шёлка, жилет с суконной спинкой и кожаный ремень с тиснением. Бриджи были из шерсти — но шерсти высшего качества, тонкие и мягкие. Плюс изящные чулки.

Я не знал, что и думать. Я отнюдь не чувствовал себя лордом, но эта одежда определённо была моей.

Роберт вынул из сундука небольшую шкатулку и открыл её ключом.

— Плаща у вас не было, милорд. Зато было это.

Он протянул мне мешочек для монет. Я взял его, пересадив голубку на плечо. Она взмахнула крыльями, устраиваясь поудобнее; казалось, ей тоже было интересно заглянуть в кошель. Он был из гладкой и мягкой кожи и зазвенел, когда я взял его в руки. Мешочек казался тяжёлым, хотя был заполнен только наполовину. Я открыл его.

Монеты. Их было много. И больше половины — золотые. Кроме них — серебро и совсем немного меди. Да я богат!

— Видите, милорд? — сказал Роберт. — Всё на месте.

Я копался в монетах, пропуская их сквозь пальцы, и тут заметил кое-что необычное. Взяв один золотой, я осмотрел его.

На одной стороне — замысловатая чеканка из четырёх корон, четырёх лилий и восьми букв L, расположенных в форме креста. Надпись по кругу гласила: CHRS REGN VINC IMP, что означало Christus regnat vincit imperat — «Христос царствует, побеждает и повелевает».

С другой стороны был изображён красивый молодой король с длинными вьющимися волосами и лавровым венком на голове. Здесь также имелась надпись: LVD XIIII D G FR ET NAV REX 1653. Это значило: Ludovicus XIIII Dei gratia Franciae et Navarrae rex — «Людовик XIV, милостью Божьей король Франции и Наварры».

— Это французская монета, — сказал я и порылся в кошеле. — Большинство из них.

Роберт с любопытством оглядел их.

— Может, ваш корабль плыл оттуда? Вы возвращались в Англию и попали в шторм.

Может, так, а может, наоборот. Я сразу же опознал монеты — золотые луидоры, серебряные экю, медные су. Вдобавок я без труда понимал латынь, а значит, у меня было какое-никакое образование. Но что, если…

Я попытался подумать на французском. Et tout de suite, je me suis rendu compte que je parler couramment^[1].

У меня перехватило дыхание. Может, я француз? Я не чувствовал себя французом. Но, с другой стороны, я понятия не имел, как должен чувствовать француз. И, если честно, вообще ничего не чувствовал. Только… пустоту.

Я попробовал мысленно поговорить на разных языках — и с удивлением обнаружил, что знаю их несколько: испанский, немецкий, итальянский, классические варианты латыни, греческого и иврита, а также некоторое количество слов на других языках.

Роберт утверждал, что во время приступов я говорил на странных языках. Так, может, мой бред вызван не злым духом и я — это только я? Хотелось бы верить. Но очевидно, что не знание языков вызвало судороги. И мне по-прежнему было неведомо, кто я на самом деле.

Так или иначе, увидев кошель, я проникся к Роберту чувством благодарности. Я держал в руках целое состояние. Фермер и его семья не просто ухаживали за мной; они отказались от огромной суммы денег — которой хватило бы им и их детям до старости. А ведь, судя по их простому жилищу, они были не слишком богаты.

— Спасибо, — сказал я.

Роберт довольно улыбнулся.

— Ещё у вас был… Мэри, где тот… э… ремень?

Я кивнул на стул, где Уиз разложил мою одежду:

— Он здесь.

— Нет, у вас был ещё один. Мэри?

Жена просунула голову в дверь:

— Он в амбаре.

— Почему ты… — Роберт покачал головой. — Секундочку, милорд.

Он вышел из комнаты. Я услышал приглушённые голоса — Роберт и его жена обменялись не вполне мирными репликами, — а затем фермер поспешил на улицу. Я повнимательнее осмотрел одежду. Голубка спорхнула с моего плеча. Я провёл ладонями по ткани, надеясь, что почувствую… хоть что-нибудь. То, что не сумела поведать моя сломанная память…

Ничего.

Вернулся Роберт, принеся с собой уличный холод.

— Вот это было при вас, — сказал он.

И я уставился на предмет, который он держал в руках.

Примечания

1

И сразу понял, что говорю свободно (фр.).