Аврора

Канта Ибрагимов

«Аврора» – роман о некоторых реалиях новейшей истории нашей страны. В основе сюжета – судьбы людей, являющихся невольными участниками трагических событий, происходящих в современной России. Герои романа – представители нашего общества, которые страдают, мучаются, верят, любят… и надеются.

* * *

В институте действительно дел с годами все больше и больше. В Москве, в Российской академии наук, что финансирует деятельность НИИ, требуют развития. А какая эволюция может быть среди войны? Так, по гуманитарным отраслям кое-что есть, и то все местечкового формата, а по техническим, тем более естественным, наукам — почти полный провал, потому что отсутствует лабораторно-экспериментальная база, без оборудования опыты не проведешь. А как физик, Цанаев в первую очередь отвечает за естественные науки. Он просит в Москве деньги хотя бы на простейшее научное оборудование, а ему отвечают: у вас естественные науки не развиты.

— А как развивать науку, если приборов нет? — докладывает Цанаев на Президиуме РАН, а ему в ответ:

— Зарабатывайте, как все, на научных грантах.

— Как гранты получить, если нет приборов? — жалуется директор.

— У нас денег нет, только гранты.

Вот такой замкнутый круг. Академия дает деньги только на зарплату и намекает: не будет развития науки, институт могут закрыть. Давайте науку!

Словом, так называемая рыночная экономика вторглась и в научную отрасль России. И если другие институты как-то выживают, то грозненское НИИ на дотациях государство содержать более не намерено, и Цанаев волей-неволей пытается на каждой копейке экономить, а тут бухгалтер жалуется — на Интернет расходуются значительные суммы, и как выяснилось, более в этом деле преуспела опять Аврора.

— Таусова, — от раздражения Цанаев называет ее по фамилии, — что за переписка у тебя в Интернете? Такие суммы!

— Гал Аладович, простите, только наука… Вы ведь знаете, я работала в Норвегии, опыты проводила на уникальном оборудовании. Так там богато живут и устаревшие приборы списывают. Зная это, еще работая в МГУ, я заключила договор, что данное оборудование в рамках научного обмена будет передано в дар московскому университету. Теперь эти приборы поступили в Москву, они на таможне. А МГУ приборы не забирает, им они не нужны, работать некому, я ведь ныне здесь. И вот веду переговоры, чтобы это оборудование передали нам.

— И что? — заинтересовался Цанаев.

— Если бы эти приборы установить здесь, то мы бы выиграли не один грант, хоздоговоры и прочее. И дело бы пошло, наука была бы, и я докторскую закончила бы.

— Так в чем проблема?

— Надо лететь в Москву, договоры переделать и нам оплатить растаможку. Деньги немалые, но все окупится с лихвой, а главное, у нас появится действительно наука, настоящий эксперимент.

— Можешь все расписать на бумаге? — недоверчив Цанаев.

— Запросто, — улыбается Аврора. — Но Вы лично, как руководитель, должны быть в Москве, документы подписывать.

— А кто бумажной волокитой займется? Ты должна вылететь со мной.

— Как я брошу инвалидов? — задумалась Аврора. — Ладно, я с одной медсестрой договорюсь.

— Я оплачу затраты, — предложил Цанаев.

— Спасибо. Деньги мне нужны, — как всегда сказала Аврора. — А командировочные? Два-три дня надо будет провести в Москве.

Они вместе вылетели. В отличие от Авроры, Цанаев предполагал, что это дело затянется как минимум на неделю, и ему придется изрядно побегать по инстанциям, претерпевая бюрократическую волокиту.

Отчасти так и получилось — две недели они провели в Москве. Однако самому Цанаеву бегать почти не пришлось, Аврора сама всюду моталась, и по вечерам она прямо на дом приходила к Цанаеву для подписи или печати на очередном документе.

— Ты зайди, чайку попей, — предлагает Цанаев.

— Нет-нет, я не голодна, уже поздно, еще дела, — дальше дверей Аврора не проходит, тут же, как бы извиняясь, все директору докладывает, а после ее ухода вдруг жена Цанаеву и говорит:

— А у тебя с этой Авророй ничего нет?

— Ты о чем? — удивился Цанаев.

— Как о чем?! — недовольна жена. — Ты там в этом Грозном один, можно сказать «холостой» мужчина. Квартира своя, пустая. А эта Аврора уже не юная девица… Да и девица ли вообще? Вроде весь мир объездила, всюду побыла, все повидала и, видать, через огни и воды прошла…

— Замолчи! — перебил супруг. — Как ты смеешь так говорить!

— О-о! Уже защищаешь? — ухмыльнулась жена. — То-то она так смотрит на меня, будто я тебя у нее отнимаю.

— Не пори чушь!

— Это не чушь. Я по-женски все вижу и чувствую. Она неровно дышит к тебе.

— А может, и я неровно дышу к ней? — усмехнулся Цанаев.

— Вот это меня и беспокоит, — констатировала жена и, как про себя отметил Цанаев, не без основания. Потому что он стал замечать, что хочет быть рядом с Авророй, общаться с ней, и ему это приятно, хотя их точки зрения по многим событиям не совпадают, но у Авроры очень странная, даже оригинальная жизненная позиция, которая Цанаева и отталкивает, и одновременно притягивает.

Иногда, когда Аврора ему среди дня звонит, что-то согласовать, он, если жена не слышит, предлагает ей где-либо в кафе посидеть, обсудить дела, правда, все официально. А она также сухо отказывается, и лишь прямо под конец сама предложила:

— В честь успешного завершения давайте пойдем в Большой театр.

— Я билеты куплю, — загорелся Цанаев, но Аврора его остудила.

— Тогда четыре — еще ваша супруга и моя знакомая.

Такая перспектива Цанаева не очень интересовала, но пришли еще и Ломаев с супругой (тоже Аврора пригласила), хоть было с кем в антракте коньяк распивать.

А сама опера Цанаеву не понравилась — убаюкивала, он все позевывал; в общем, по окончании последовал его вердикт:

— Чуть не заснул, — на что Аврора сказала:

— Не надо было пить.

А уже дома жена Цанаева подытожила:

— Эта Аврора корчит из себя светскую даму. Тоже мне, оперой увлекается, а в Большой пошла чуть ли не в парандже, всех напугала… Дура!

Почти то же самое подумал и Цанаев, когда через месяц, работая даже ночами, Аврора все же умудрилась собрать экспериментальное оборудование. Да это все можно считать пустое, потому что материалов для исследования нет, и еще нужен дорогущий термовакуумный пресс.

— Как ненужная мебель, — стал возмущаться Цанаев.

«Вот сейчас бы уволить ее», — даже подумывал он. Но за что? Не только как ученый секретарь работает, но и всю документацию Аврора ведет; как уборщица — старается, тут тоже все в порядке. Да вот только жена к Цанаеву из Москвы ежедневно звонит и непременно, как бы между прочим, спросит:

— Ты еще эту Аврору не уволил? Смотри, что-то есть в ней революционно-реакционное. Эта дура что угодно учудит, тебе отвечать придется.

А сама Аврора в то же время говорит:

— Гал Аладович, я уже договорилась с Норвегией. Мой институт дает нам материалы для исследования бесплатно.

— Ну и в чем дело? — сух Цанаев.

— Надо поехать, привезти.

— Ну и в чем дело?

— Деньги на дорогу нужны.

— Тебе, Аврора, постоянно деньги нужны.

Как обиженный ребенок она потупила взгляд и чуть погодя сказала:

— Мы могли бы получить не один грант: и наука, и деньги. И я бы докторскую добила, — последнее она сказала так горестно, что Цанаев, прекрасно понимающий значение защиты для ученого, все же поддался:

— Сколько денег и какой срок исполнения? — и, ужесточая требование: — Все изложишь в письменной форме. Выпадешь из сметы — пеняй на себя.

На следующий день, увидев справку Авроры, Цанаев усмехнулся:

— Ты посчитала только дорогу? Ведь там жизнь дорогая.

— Общежитие бесплатно, уже договорилась, — сообщает Аврора, ее глаза вновь загорелись энергией. — А питание — пятнадцать долларов в день… Я и на пять долларов там жила — нормально.

— А срок? Две недели.

— У меня открытая виза.

— Ну, смотри, — Цанаев дал добро, и когда Аврора вновь зашла подписать расходный ордер, он сказал: — Вижу, тебе Норвегия нравится.

— Сказать честно… — она немного задумалась. — Там, как мне кажется, словно в раю. Все живут честно, хорошо и добросовестно трудятся.

— А мы здесь не трудимся?

— Трудимся, — гримаса появилась на ее лице, — зарабатываем мало… Несправедливо.

— Это про меня? — возмутился Цанаев.

— Да при чем тут вы? Государство такое.

— Так что ж ты в Норвегии не осталась?

— Осталась бы с удовольствием. Если была бы возможность, — ее голос стал несколько вызывающим и вдруг осекся: — Здесь трое инвалидов на мне.

— Да, — согласился Цанаев и, глянув в окно, про себя подумал, что Норвегия должна быть раем по сравнению с руинами Грозного. — А с кем больных оставишь? — поинтересовался он.

— С медсестрой договорилась, и сноха… Я, надеюсь, быстро управлюсь.

Быстро не получилось. На исходе была уже четвертая неделя ее отсутствия. Цанаев находился в Москве и почему-то постоянно думал об Авроре, причем с раздражением — так задержалась. И что ни говори, а оказывается, институт без нее еле функционирует — все на ней, а она пропала в райской Норвегии.

И вдруг жена Цанаева выдает:

— Оказывается, твой институт кого хочет в Европу командирует.

— Ты это о чем? — удивился Цанаев.

— Как «о чем»? Твоя Аврора в Норвегии.

— А как ты узнала?

— Хм, — усмехнулась жена. — Тут целая драма, — она нарочно театрально медлит: — Оказывается, по этой старой деве вроде бы сохнет твой друг Ломаев. И даже хотел вместе с Авророй лететь, якобы, помочь. Так знаешь, как эта Аврора отшила Ломаева?

— Как? — не сдержался Цанаев.

— Позвонила жене Ломаева, и спросила: отпускаешь супруга?

— И что?

— Ясное дело — что? Скандал в семье… Так этой Авроре этого мало. Несмотря на это, она по электронке прислала письмо Ломаеву: «Деньги нужны».

— И что? — встрепенулся Цанаев.

— Жена Ломаева письмо перехватила. Вновь скандал… А ты что побледнел? Может, тоже за Авророй в Норвегию полетишь?

— Замолчи, — не выдержав, повысил голос Цанаев, и гораздо мягче: — Она мой сотрудник. Я ее командировал.

В тот же день он встретился с Ломаевым.

— Сколько у тебя она просила? Всего сто долларов?!

— Дело не в деньгах, — оправдывался Ломаев. — Хотя я Авроре столько помогал. Ей всегда нужны деньги!

— Деньги всем нужны! — раздражался Цанаев. — Сколько она тебе должна?

— Она мне ничего не должна… Но, поверь, не зря она сама себя нарекла Авророй — это точно безумная революция. Вокруг нее все не так.

— Перед женой тебя подставила? — недобро усмехнулся Цанаев. — Дай мне ее реквизиты.

— Правильно, — сказал Ломаев, — должна была сразу к тебе обратиться, ведь ты ее начальник.

— А может, она тебя посчитала другом? Любишь ее? — прямо спросил Цанаев.

— От нее вообще-то, честно, лишь проблемы.

В этом же в очередной раз убедился и Цанаев. То ли он переусердствовал, то ли просто сложилось так. Но он, искренне желая помочь, отправил в Норвегию триста долларов, а более того и существеннее, он дал задание в Грозный посетить дом Авроры и там тоже подсобить деньгами, как бы в счет зарплаты. И надо же, через день, они ужинают с женой, и с музыкой приходит SMS.

От Авроры Цанаев никогда SMS не получал, а сейчас просто нутром догадался, что она. Он резко встал из-за стола, быстро прочитал: «Всем сердцем благодарна за Ваше участие… Здесь бюрократы похлеще наших. На днях все разрешится. Дай Бог Вам здоровья (на чеченском)».

Цанаев сразу эту запись стер, но жена тут как тут — за спиной:

— Небось, твоя Аврора к себе кличет? Эта старая дева… Хе-хе, вроде старая дева. Весь мир объездила, нагулялась, а теперь липнет к чужим мужьям! Сучка! Дрянь!

— Замолчи! А ну, дай телефон.

Не только в семье Ломаевых, но и у Цанаевых из-за Авроры скандал. К сценам ревности Цанаев вроде бы относится спокойно. Да его беспокоит иное: он почему-то много стал думать об этой Авроре, в то время как ему надо было бы готовиться к докладу на Президиуме РАН, где ему сразу же заявили:

— Гал Аладович, мы понимаем, что у вас тяжелая постконфликтная ситуация, и мы вам всеми способами помогаем. А вы еще просите средств, но науки-то у вас, согласитесь, как таковой нет. Одни гуманитарии — историки и филологи, и у них мелкотемье, местечковый уровень. А естественные науки — тут совсем провал… Мы не требуем от вас фундаментальных исследований, но хотя бы прикладной характер должен быть. Иначе… Что нам занести в протокол?

— Через год у нас будут фундаментальные исследования, — заявил вдруг Цанаев.

— Фундаментальные? — удивился председатель.

— Да, — твердо подтвердил Цанаев, и он думает вновь только об Авроре, лишь она теперь может спасти его личную репутацию и весь институт.

Из Норвегии Аврора вернулась совсем иной: модельный костюм, ухоженное лицо, стильная прическа. Однако это мало кто видит — Аврора сутками пропадает в лаборатории.

Цанаев волнуется, как бы она не сдалась, а у нее, наоборот, в глазах огонь, видно, что занимается любимым делом и у нее все выходит. А движется она по уже проторенной дорожке, и Цанаев даже представить не может, что Аврора, точнее, их институт совместно с норвежским научным центром уже выполняют задание на крупный международный грант, где исследование Авроры — составная часть.

По контракту, который Цанаев хранит в своем портфеле, Аврора обязана в течение пяти месяцев завершить экспериментальную часть. От себя Цанаев по привычке добавляет еще пять-шесть месяцев — всего год. Как раз он успеет к Президиуму РАН показать результат. А Аврора ровно через три месяца вдруг заявила:

— Гал Аладович, мне с отчетом надо срочно лететь в Норвегию. Я готова, и меня ждут.

— Деньги нужны? — непонятные чувства обуревают директора.

— Нет, — улыбается Аврора, — мне на счет уже выставили аванс.

— Аванс? А если… — директор запнулся.

— «Если» не будет. Я уже выслала по электронке полученный результат и получила прекрасные отзывы. Меня там ждут.

— А ты не останешься, случайно, в Норвегии? — вырвалось у Цанаева.

— Как я останусь? — вмиг омрачилось лицо Авроры, видать, вспомнила родных.

На сей раз Аврора была в Норвегии всего нару недель. Приехала — не узнать! Настоящая европейка: ухоженная, статная, уверенная. И ее первый вопрос директору:

— Деньги не поступили?

— А что, должны? — обрадовался Цанаев; на счету института — ноль, и они кругом должны, даже связь отключили.

В ожидании денег он каждый день ездил в банк.

В прифронтовом Грозном всего один банк — это военно-полевой банк, который соответствует своему названию. Кругом высоченный забор с колючкой, БТРы, многочисленная охрана и огромная очередь на входе.

У Цанаева привилегия — удостоверение советника Главы, да и оно действенно, коль внутрь вложена купюра. От того, что Цанаев проник в банк, вовсе не значит, что деньги поступили на счет. Цанаев уже злится, Аврора беспокоится, ведь европейцы — четкие в своих делах. А тут сообщение: согласно контракту сумма не может быть зачислена на счет института, а только на личный счет грантообладателя — Таусовой. Так на имя Авроры поступила огромная для нее сумма — сорок пять тысяч евро.

«Ты поможешь институту?» — хотел было сказать Цанаев, но Аврора его опередила:

— Четвертую часть могу оставить себе? А остальное институту.

— Я думал, половину, — доволен Цанаев. — Но если так, то треть точно твоя.

— Боже, как я благодарна тебе, — прошептала Аврора. — Эти извечные долги — как удавка на шее. — Тут она чуть ли не подпрыгнула, — Никому не буду должна. Как я счастлива!

Это счастье длилось недолго. Уже на следующее утро, как раз Цанаев курил на балконе, сверху он увидел свысока въехавший во двор «Уазик». Тот самый усатый чеченец-чекист направился к входу.

Директор подумал, что это к нему, вернулся в кабинет. Прошло более четверти часа — никто не зашел. Цанаев выглянул во двор, машина уже разворачивается. Он сразу же пошел в кабинет Авроры, а она улыбается своей странной улыбкой-ухмылкой.

Теперь Цанаев знал, что это некая маска Авроры, за которой она скрывает свои чувства.

— Этот усатый у тебя был?

— Да, — Аврора встала, как положено, приветствуя мужчину.

— Чего он хотел?

— Денег.

— Узнал, что на твой счет поступили деньги?

— Они все знают, — грустно выдала Таусова.

— И сколько? За что? Я это так не оставлю. Мы ученые! Я советник Главы. Я…

— Гал Аладович, не впутывайтесь в это дело. Грязь! Ведь вся эта гарь войны — из-за денег и ради денег. Лучше я в последний раз откуплюсь, и все. Дальше будем спокойно работать; у нас еще не один грант впереди, денег еще больше будет.

— Да, — быстро согласился Цанаев, понимая, кто правит бал, и надеясь от этого уйти. — А крышу починить сможем?

— И крышу починим, и отцу с племянником — операцию в Европе, и себе — дом! — вот теперь улыбается, буквально сияет Аврора. — Лишь бы не было долгов и никто не мешал… Все будет хорошо, — и вдруг, как бы внушая самой себе, она сказала:

— Я сильная, очень сильная! Я вынесу все!