Смерть грабителям, или Ускользнувшее счастье

Игорь Москвин, 2023

Когда в столице Российской Империи грабители едва не зарезали главного железнодорожного инспектора действительного статского советника Горчакова, стало ясно, что разбойники требуют к себе самого пристального внимания и жестокого наказания. И почти сразу произошла серия жутковатых злодейств, подстегнувшая органы сыска. Кражи, поджоги, пролитие крови – и все улики указывают, что в центре преступной паутины сидит один человек. Начальник Санкт-Петербургской уголовной полиции надворный советник Владимир Гаврилович Филиппов самолично занялся расследованием. Однако судьба развернула череду событий совершенно непредсказуемым образом…

III

1

Николай Семёнович вернулся от господина Горчакова в приподнятом настроении.

— Владимир Гаврилович, — заявил он почти с порога, — Андрей Николаевич нападавшего опознал по фотографической карточке. Это именно тот, который был у нашего Горчакова.

Филиппов мог бы телефонировать главному инспектору, состоящему при Министерстве путей сообщения, и пригласить для опознания, но был так увлечён новой версией, что счёл самым правильным отправить с фотографической карточкой чиновника для поручений.

Дверь отворил понурый Ефим, но, увидев Николая Семёновича, почему-то обрадовался.

— Барин, — в голосе звучала неподдельная искренность, — Андрей Николаевич дома, но находится, как он говорит, в состоянии, как её, ипохондрии. Во, пока выговоришь, язык сломаешь. Приказал никого не принимать.

— Так ты, голубчик, доложи.

— Так не велено.

— Ты меня не зли. Я не за милостыней явился, а по служебному делу. Доложи, что пришёл чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции Власков. И быстро мне!

Не прошло и минуты, как Ефим вернулся.

— Следуйте за мной.

Хозяин поднялся из-за рабочего стола и кивнул головой в знак приветствия.

— Простите за мой домашний вид, — Горчаков выглядел стройным даже в толстом халате, — но я не хочу никого принимать. — На левой стороне его лица расплылся тёмный, почти чёрного цвета синяк. — В таком виде я не стал появляться на службе, и министр проявил ко мне участие, разрешил остаться дома.

— Андрей Николаевич, — Николай Семёнович расстегнул пальто, — я к вам на несколько минут, сами понимаете, что дознание иной раз требует беспокойства.

— Понимаю.

Власков достал из кармана пиджака конверт с фотографией убитого и потянул хозяину квартиры.

— Не будете ли вы так любезны сказать, знаком ли вам этот человек?

Горчаков достал из конверта фотографическую карточку, взглянул на неё и изменился в лице.

— Это труп? — спросил он внезапно осипшим голосом.

— Увы. Так вы узнаёте этого господина?

— Да, это тот, кто бил меня, — Горчаков указал рукой на опухшую щёку, — и пытался меня убить. Значит, вы его?.. — Андрей Николаевич поднял удивлённый взгляд на чиновника для поручений.

— Нет, — коротко ответил Власков, — мы всегда имеем указание брать преступника живым, даже если он сопротивляется. Здесь иной случай — при ограблении ещё одной квартиры хозяин, обороняясь, убил этого бандита.

— Убил?

— Так уж стряслось.

— Значит, нападение устроили одни и те же люди, — с удовлетворением произнёс Владимир Гаврилович. От полноты чувств начальник сыскной полиции даже поднялся и прошёл по кабинету, — но не только это важно, — Филиппов остановился. — Знаете, Николай Семёнович, есть ещё одна хорошая новость. Вот не знаю, как к ней относиться. В карманах убитого преступника найден билет внутреннего займа с номером, якобы сгоревшим в пожаре на квартире господина Елисеева.

Власков присвистнул.

— Вот так поворот!

— Николай Семёнович, — Владимир Гаврилович выдвинул ящик стола, достал перстень и протянул Власкову, — а теперь посмотрите на гравировку.

— Е. И. Е. — раздельно выговаривая каждую букву, произнёс чиновник для поручений Власков и поднял непонимающий взгляд.

— Ах да, вы же, видимо, не знаете. Бережицкий вёл дело о пожаре в квартире одного купца, так вот, гравировка может означать инициалы пострадавшего — Егора Ивановича Елисеева.

— Дела связаны? — Николай Семёнович наморщил лоб.

— Вполне возможно, хотя… — Владимир Гаврилович не договорил и взялся за ус. — Не верю я, Николай Семёнович, в такие совпадения. Но даже если преступник у нас один, то всё равно хочу в этом убедиться. Съезжу к господину Елисееву. Может быть, он что-то сможет прояснить.

С экспертом Брончинским начальник сыскной полиции столкнулся в дверях.

— Я к вам, Владимир Гаврилович!

— Вижу по вашему озабоченному лицу, что есть новости?

— Есть, но не будем же мы о них говорить в дверях.

— Простите, — и Филиппов пропустил Константина Всеволодовича в кабинет. Вернулся вслед за экспертом Власков.

— Новости таковы: нож действительно изготовлен не для продажи, а, так сказать, для личного пользования, где-нибудь в деревне или селе, где есть кузнец. Но не это главное, господа. Я ассистировал доктору Стеценко при вскрытии убитых на Гороховой, и выяснилась любопытная деталь — ширина ран не соответствует ширине лезвий ножей, которые мы обнаружили в телах.

Филиппов и Власков обменялись взглядами.

— Следовательно, убийца поставил сцену борьбы хозяина и грабителя для нас? — Николай Семёнович то ли утверждал, то ли спрашивал.

— Видимо, да.

— Таким образом второй бандит хотел отвести от себя подозрения и представить нам убитого преступника единственным исполнителем, — сказал Филиппов. — Я не знаю, была это мимолётная жалость к Горчакову или далеко идущий план, но так или иначе, это внушило Андрею Николаевичу мысль о том, что второй преступник менее кровожаден.

— Да, Владимир Гаврилович, вы правы, ведь от господина Горчакова нам всё равно стало известно, что нападавших двое и один из них — противник убийства.

— Сейчас он хочет нам показать, что главным был убитый, — Владимир Гаврилович посмотрел в окно и задумчиво добавил: — Что-то мне подсказывает — убийства продолжатся, но не сейчас, а через некоторое время. И нападения совершены не случайным образом, их должна связывать какая-то нить. Пока я её не улавливаю.

— Самая простая нить — это, — Брончинский улыбнулся, показав белые зубы, — как ни странно, женщина.

— Не очень похоже, — отмахнулся Власков. — Я же не говорю, что это истинный мотив, — пошёл на попятную Константин Всеволодович.

— А ведь вы можете оказаться правы, — посмотрел на эксперта Филиппов.

— И каким образом? — Николай Семёнович был удивлён, что начальник сыскной полиции поддержал Брончинского, казалось, в бредовой идее.

— Можно допустить, что у них одна любовница или они пользовались услугами одной и той же… дамы, — последнее прозвучало двусмысленно. — Надо мне навестить господина Елисеева, — добавил Владимир Гаврилович, — и самому прояснить некоторые детали. Кстати, где Бубнов?

— Вы же его с Михаилом Александровичем направили на квартиру, где проживал Григорий.

— Ладно, поехали.

Егор Иванович, смущаясь от того, что принимает дорогих гостей в домашнем виде, пригласил начальника сыскной полиции и чиновника для поручений в кабинет.

— Садитесь, господа, — указал рукой хозяина на изящные стулья.

— Благодарю, — кивнул Филиппов, достал из кармана перстень и протянул Елисееву. — Вам знакома эта вещица?

— А как же, — обрадовался Егор Иванович, — это ж мой перстень. Он находился в шкатулке у моей супруги. Вот на нём и мои инициалы: Е.И.Е — «Егор Иванович Елисеев». Вы нашли поджигателя?

— Да, — коротко ответил Владимир Гаврилович.

— Кто он? — нетерпеливо спросил хозяин. — Простите, если в интересах следствия вы не можете назвать его имя, то…

Начальник сыскной полиции не обратил внимания на слова Елисеева.

— Егор Иванович, вы видели когда-нибудь вот этого человека? — и протянул хозяину дома фотографическую карточку.

— Увы, — тот отрицательно покачал головой, — не припомню, — и, подняв взгляд на Филиппова, тихонько произнёс: — Он мёртв?

— К сожалению.

— Я не предполагал… — побледнел Елисеев.

— Егор Иванович, можете быть спокойны, вашей вины ни в чём нет. Человек, запечатлённый на карточке, замечен не в одном преступлении. Поэтому понёс заслуженное наказание.

— Я…

— Лучше посмотрите ещё раз внимательнее. Может быть, вы встречали этого человека ранее? Может быть, на него обратила внимание прислуга, или он крутился во дворе, что-то вынюхивая?

— Владимир Гаврилович, рад бы вам помочь, но в данном случае я бессилен.

— Хорошо. Вы не будете возражать, если я опрошу всех живущих в вашем доме?

— Отнюдь.

Уже взявшись за ручку двери, ведущей из кабинета, Филиппов спросил:

— Егор Иванович, простите, вам имена Андрея Николаевича Горчакова и Ивана Самсоновича Иващенко о чём-нибудь говорят?

— А как же, — с некоторым удивлением ответил хозяин. — Я бы не сказал, что они близкие мои приятели, но иногда мы встречаемся за карточным столом, то у меня здесь, то у Андрея Николаевича на Большой Морской, то на Гороховой у Ивана. А в чём, собственно, дело?

— Ничего существенного, Егор Иванович. Преступник, изображённый на карточке, побывал и у них.

— Тоже поджоги?

— О, нет, там кражи. Кстати, не подскажете, за карточным столом вы собирались втроём?

— Нет, у нас был и четвёртый. Разве вам Иващенко и Горчаков не сказали?

— В ту минуту меня занимали иные мысли. Не соблаговолите назвать четвёртое имя?

— Владимир Гаврилович… — надул губы Егор Иванович.

— Господин Елисеев, пока вы утаиваете имя, которое, кстати, можно узнать у ваших компаньонов по карточному столу, возможно, у четвёртого господина в квартире находятся воры, или они появятся чуть позднее.

— Заведующий паспортным делопроизводством канцелярии градоначальника, коллежский советник Василий Андрианович Суворков.

— Простите, где он проживает?

— Ропшинская, три.

В коридоре Филиппов шепнул Николаю Семёновичу.

— Живо на Ропшинскую!

Первой опрошенной оказалась супруга господина Елисеева. Предъявленную фотографическую карточку она долго крутила в руках.

— Господин Филиппов, — она скорчила гримаску, — вроде бы и видела сего господина, но вот где?.. Простите, хотела бы помочь, но… по правде напоминает мне кого-то, но… — и развела руками.

— Елизавета Самойловна, извините за назойливость, вы знаете господ Горчакова, Иващенко и Суворкова?

Супруга господина Елисеева вспыхнула, гневно скользнув прищуренными глазами по полицейскому, но потом вмиг побледнела.

— Нет, — вырвалось у неё, но она тут же попыталась сгладить свою неловкость. — Мой муж — заядлый картёжник, и с этими господами иной раз просиживает далеко за полночь.

— Вы были им представлены?

— Ну, я же хозяйка! — возмутилась Елизавета Самойловна.

— Прошу простить за бестактные вопросы, но меня извиняет только одно — моя служба.

С этими словами Владимир Гаврилович приложился к руке госпожи Елисеевой и откланялся.

Горничная Катя опознала изображённого на фотографической карточке господина сразу же.

— Да это же Гришка, сын Ульяны!

— Ты его хорошо знаешь?

— Не очень. Приходил иногда к матери, пытался ухаживать за мной, но мне такие не нравятся.

— Какие? — спросил Филиппов.

— Есть порода людей, не только среди господ, — Катя поняла, что сказала что-то лишнее, исподлобья взглянула на начальника сыскной полиции, но тот словно не слышал последних слов, — есть такая порода людей, у которых, кроме одной пары исподнего белья, ничего нет, но они себя королями чувствуют, словно все сокровища мира у них в кармане.

— Гришка приходил с кем-нибудь или в одиночестве?

— Один, да и то я заметила, если и появлялся, то обязательно в отсутствие господ.

С кухаркой Владимир Гаврилович решил поговорить в сыскном отделении. Всё-таки сын Ульяны оказался замешан не только в поджоге, но и в ограблении со смертельным исходом, да и сам лишился жизни.

Филиппов, хотя и допрашивал людей разного звания и положения, но всегда страшился разговоров с женщинами. Всё бы ничего, но слёзы и истерическое поведение действовали на него угнетающе.

— Садись, Ульяна, — начальник сыскной полиции стоял за столом. Воспитание не позволяло садиться первым, даже при особе низкого происхождения.

— Благодарствую, — как ни странно, кухарка выглядела спокойной, без испуга в глазах, даже нотки насмешливости звучали в голосе.

Вслед за женщиной в кресло опустился Филиппов и положил руки на столешницу. Не слишком вежливо, но… обстоятельства требовали сосредоточенности.

— Ты, наверное, догадываешься, по какой причине тебя сюда привезли?

Она пожала плечами, но ничего не ответила, только спустя минуту нарушила паузу.

— Вы, барин…

— Владимир Гаврилович, — подсказал хозяин кабинета.

— Простите, запамятовала, Владимир Гаврилович! В последнее время вы интересуетесь пожаром у моих господ.

— Совершенно верно.

— Но, к моему сожалению, Владимир Гаврилович, к тому, что я поведала ранее, ничего добавить не могу.

— Ульяна, так у нас разговора не получится.

— Простите, барин, но раз привезли меня сюда, то вы держите меня в подозрении?

Вопрос не застал Филиппова врасплох.

— Да, держу.

Женщина явно не ожидала такой откровенности. Она открыла рот, но тут же закрыла. Опять возникла пауза, в течение которой начальник сыскной полиции разглядывал кухарку, наклонив голову набок.

— Я ушла вслед за хозяевами, и Катька может это подтвердить.

— Она и подтвердила.

— Вот.

— Но есть ещё маленький штришок. Ты знаешь этого человека? — Филиппов протянул ей фотографическую карточку Григория.

Ульяна, едва взглянув на портрет, вернула карточку Владимиру Гавриловичу, явно что-то обдумывая.

— Вы же уже знаете, что это мой сын Григорий.

— Хорошо, тогда следующий вопрос. Когда ты его видела в последний раз?

— Давно, — кухарка нахмурила брови, словно пытаясь вспомнить, — месяц тому, а может, и больше.

— По моим сведениям, он приходил за час до пожара.

Женщина сверкнула глазами.

— Ваши сведения ошибочны. Видимо, с кем-то перепутали Григория.

— Возможно. Так где сейчас Григорий?

— Он проживает в Выборге, служит на каком-то судне матросом.

— У него есть приятели?

— Наверное, — пожала плечами кухарка и торопливо добавила: — Но я их не знаю. Гриша редко бывает у меня, но о приятелях не рассказывал.

— Ульяна, не подскажешь, кому ты посылала записки по адресу: «Большая Монетная, восемь»?

Женщина побледнела, глаза её свернули, но выражение лица не изменилось.

— Не знаю, Владимир Гаврилович, о чём вы. Никаких записок я не посылала.

— Что ж, пусть будет так. Не посылала так не посылала. Но вот что мой свидетель ошибся, — Филиппов улыбнулся, — я даже допустить не могу. Очень уж большое он вызывает доверие.

— Ошибся ваш свидетель, ошибся. Не мог мой Гриша приходить в день пожара, не мог!

— Я же сказал, Ульяна, что это не самый неблаговидный поступок Григория. Есть, к сожалению, и другие.

Женщина насторожилась и сжала в руке угол платка.

— Какие? — голос её дрогнул, и теперь в глазах читался, кроме заинтересованности, ещё и испуг.

— Ты говоришь, что приятелей у Григория не было, но, видишь ли, Ульяна… — Филиппов снова протянул карточку кухарке. — Тебя ничего не смущает на портрете?

Женщина робко взяла карточку и сразу же закрыла рот ладонью.

— Он здесь как будто…

— В том-то и дело, что не «как будто», Ульяна.

— Он… — кухарка сглотнула слюну, — мёртв?

— Мне хотелось бы сказать иное, но увы, у меня служба такая — иногда приносить людям трагические известия.

Кухарка выронила из рук карточку, закрыла ладонями лицо. И по её мелко трясущимся плечам начальник сыскной полиции понял, что слёз в этот раз ей сдержать не удалось.

2

На Ропшинской, в квартире заведующего паспортным делопроизводством творился сущий бедлам. Гувернантка не могла справиться с пятью детьми в часы, когда госпожа Суворкова уезжала с визитом к престарелой матушке.

Николаю Семёновичу открыла дверь средних лет горничная, не утратившая девичьей красоты. Густые волосы обрамляли лицо, на котором светилась приятная улыбка и ярко-голубые глаза.

— Простите, но Василий Андрианович убыли на службу, а Наталья Николаевна навещают госпожу Иванову.

— Что у вас так шумно? — поморщился Власков.

— Дети, — улыбнулась женщина.

— Такое ощущение, что у вас целый табор.

— Всего лишь пятеро. Что вам угодно передать Василию Андриановичу?

— Передай мою карточку, — Николай Семёнович протянул визитку, — и проси телефонировать господину Филиппову, начальнику сыскной полиции.

Конец ознакомительного фрагмента.