Високосная. Огонь желаний. Две пьесы

Игорь Галеев

Действующие лица – Он и Она. Правда, потом появляется нечто третье – Оно, но, отнюдь, не ребёнок. Он всё ещё по инерции выживает – стяжательствует, ловчит, хапужничает и агрессивничает. Он давно уже выжил, но страх, что его обойдут соседи, укоренился в его бедной голове.История болезненной Любви в наше время, помешанное на погоне за оргазмами и на разборках о статусах мужчины и женщины.

Явление третье

Он (появляясь). Сначала, было туго. Ты мне днями и ночами покоя не давала. Только ты! Как наваждение, как колдовство! Ты меня изнуряла!

Она. Онанизмом занимался?

Он. Занимался.

Она. Бедненький, какое унижение ты испытывал!

Он. Да нет, не в этом дело. (Возбужденно.) У меня озарение случилось! Была ночь, темно, вокруг стены, пол, потолок, окна зашторены, никого нет, и тут, как вспышка, чувствую и вижу, что нет никаких стен, нет крыши, пола, нет самой Земли, нет такой пещеры, такого убежища, где можно было бы спрятаться. Словно все пронизывается чьим-то взглядом! Сквозь бетон, сквозь сталь, сквозь свинец, сквозь толщи земли свободно проходит этот взгляд, мгновенно все взвешивая и оценивая… А я?.. Я словно завис в пространстве, в бесконечной пустоте — маленький кусочек плоти — со своим членом, зажатым в кулаке… Спрятался называется.

Она. Замечательно… и страшно.

Он. Да нет, хотя… страшновато поначалу.

Она. Это Оно к тебе приходило тогда.

Он. Кто?

Она. Одиночество мое.

Он. Подожди. Самое главное — я понял, что взгляд тот и его пронизывающие лучи — это и есть я, понимаешь? Если нет никаких преград, если ничего, кроме меня, не существует, то я и есть то бесконечное пространство, просвечивающее само себя…

Она. С членом в кулачке?

Он. Ну да. Но потом-то не только в этом положении, но и в работе, в мыслях, поступках…

Она. И когда ты меня душил…

Он. Извини. Вот я встаю перед тобой на колени (встает). Я же не смог тебя задушить.

Она. А я так надеялась!

Он (уткнувшись лицом в ее колени). Почему ты такая?

Она. Потому что полюбила тебя, но встретила не во время.

Он. Не во время любовь не бывает.

Она. Еще как бывает.

Он. Я хотел спросить… ты только не обижайся… Мне кажется… может быть, у тебя была какая-то травма, ну, психическая, сексуальная?

Она. Ты уже спрашивал. Конечно была, у всех они есть.

Он. Может быть, тебе стоит мне рассказать?

Она (смеясь). Психоанализ здесь не поможет.

Он. Ты мстишь мужчинам?

Она. Не знаю… вряд ли. И не борюсь, не соревнуюсь с ними, я не эмансипо… Я просто тебя полюбила.

Он. Ты все время говоришь: люблю тебя, но я как-то… не чувствую этого, ты произносишь это так обыденно.

Она. Мы же с тобой не малолетки. Понимаешь, в тебе есть нечто такое, чего нет у других, чего нет и у меня, но ты это не использовал, занимался не своим делом, поэтому я тебе и подарила его.

Он. Да кого же? Хорошо, я согласен, у тебя на той квартире происходили странные вещи, может полтергейст какой-нибудь и проживал, но у меня-то — ничего подобного. Я и не верю в это, я его не вижу, не чувствую, не ощущаю…

Она. Ой ли? А я чувствую, видимо, я рано к тебе пришла…

Он. Ты снова уйдешь на год? Я тебя не отпущу, я прикую тебя к батарее.

Она. Милый, ты не сможешь содержать нас троих.

Пауза.

Он (встает и расшвыривает картины, стулья). Ну где здесь третий? Нет здесь никого, понимаешь, нет! И не нужно мне навязывать эту раздвоенность!

Она. Это ты мне ее навязал. До тебя я была очень даже однолинейная. А от тебя зачала и понесла, это ты хоть понимаешь?

Он. Ну допустим, понимаю, а что дальше? Как нам быть? Чего ты хочешь?

Она. Вот видишь, нам нельзя подолгу вместе, мы заводим друг друга. А тебе нужен покой, тебе нужно собраться с мыслями, тебе нужно много думать.

Она встает. Он преграждает ей дорогу.

Он. Я тебя не выпущу!

Она. Ты успокойся. Вот мой архитектор закончит свой проект и я приду. Это будет очень красивое здание, таких еще не бывало. И мне будет приятно сознавать, что в этом великолепном здании есть и моя частичка, ты понимаешь?

Он. Ты плачешь?

Она. Да, любимый. Я жалею себя, я жалею, что не могу видеть тебя ежечасно, что я не могу ухаживать за тобой, говорить с тобой каждый день, видеть как ты думаешь и что делаешь. Я жалею себя, потому что никогда не смогу родить тебе ребенка, и все, что я могу тебе подарить — это мечту моего одиночества, которым ты меня заразил… Прости, я не хочу, чтобы ты видел меня зареванной. Мне пора, а не то мой архитектор с ума сойдет.

Обходит его, оцепеневшего. Хлопает дверь.