К 22 июня 1941 года перед Гитлером уже пали Франция, Польша, Норвегия, Голландия, Бельгия, Дания, Греция и Югославия. Англия целый год в одиночестве обороняла свой остров, не зная, придет ли в конце концов ей кто-нибудь на помощь или нет. Сражения шли в Африке и Азии, в войну были вовлечены десятки стран… Но эта книга, конечно, не о том, чей вклад в Победу был весомее. А просто попытка рассказать о еще одной трагической и героической странице Второй мировой войны. Той войны, которую мы до сих пор слишком плохо знаем.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дюнкерк предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 1
Война началась
1 сентября 1939 года в 4 часа 45 минут утра немецкая армия без объявления войны вторглась в Польшу. Вторая мировая война началась.
О нападении Германии на Польшу, бомбардировке Варшавы, Кракова и других городов в Лондоне и Париже узнали почти сразу. Польский министр иностранных дел Юзеф Бек позвонил Кеннарду, английскому послу в Варшаве, и сообщил ему, что началась война между Германией и Польшей.
Весь мир замер в ожидании дальнейших действий Англии и Франции, еще недавно гарантировавших Польше немедленную помощь в случае немецкой агрессии.
Конечно, беспокоили эти вероятные действия и Гитлера, но не так чтобы очень сильно. Почему? Для того, чтобы это понять, стоит вернуться на одиннадцать месяцев назад, когда 1 октября 1938 года Лондон восторженно встречал премьер-министра Англии Невилла Чемберлена, возвратившегося из Мюнхена после переговоров с Гитлером. Выйдя из самолета, он объявил: «Я привез мир нашему поколению!» И предъявил договор, в соответствии с которым Британия и Германия обязались впредь никогда не воевать друг с другом. Чехословакия, которую Англия еще недавно обещала защищать, была принесена в жертву политике умиротворения Гитлера, о чем стыдливо старались не вспоминать.
В палате общин Чемберлена тоже встретили как героя. Мюнхенские соглашения, которые позже красноречиво называли «Мюнхенским сговором», были ратифицированы подавляющим большинством голосов. Против выступили всего несколько человек, в том числе Первый лорд Адмиралтейства Дафф Купер, который в тот же день подал в отставку, и Уинстон Черчилль, произнесший по этому поводу одну из лучших своих речей.
«Мы потерпели полное поражение, — говорил он. — Условия, которые привез нам премьер-министр, могли быть получены обычными дипломатическими путями в любой момент еще летом. И больше того, если бы чехов с самого начала предоставили самим себе и сразу предупредили, что им нечего рассчитывать на какую-либо помощь Запада, они добились бы для себя лучших условий; в любом случае, условий хуже быть просто не может… Вот увидите, что через какое-то время, которое может занять годы, но может и месяцы, Чехословакия будет полностью поглощена нацистским режимом… Наш народ должен знать, что мы потерпели поражение без войны, и его последствия будут долго преследовать нас на нашем пути. И не думайте, что все закончилось; это только начало сведения счетов, первый глоток, первые капли из горькой чаши, из коей нам предстоит еще не раз испить, год за годом, если только резкий подъем военной мощи и духа нации не поможет нам встать на защиту нашей свободы, как в былые времена».
Но его уже давно никто не слушал. Мнение людей, стоявших тогда во главе Англии, о возможной войне точнее всего выразил все тот же Чемберлен: «Сколь ужасной, фантастичной и неправдоподобной представляется сама мысль о том, что мы должны здесь, у себя, рыть траншеи и примерять противогазы лишь потому, что в одной далекой стране поссорились между собой люди, о которых нам ничего не известно. Еще более невозможным представляется то, что уже принципиально улаженная ссора может стать предметом войны».
В палате общин шутили, что предостережения Черчилля стали такими же привычными, как голос муэдзина в пустыне. Звучат себе и звучат фоном, никому не мешают. Но Черчилль не зря всегда верил в силу слов — даже если их не слушают, они все равно не пропадают бесследно. Так и произошло.
В середине марта немецкие войска заняли Прагу, Мюнхенские соглашения, подписанные всего несколько месяцев назад, превратились в пустую бумажку. Мир словно прозрел — почти всем вдруг стало совершенно очевидно, что политика «умиротворения», от которой еще недавно общество было в полном восторге, оказалась роковой ошибкой, у Гитлера хватит наглости разорвать любые соглашения. Война была уже на пороге.
И вот тогда вспомнили о Черчилле и его предостережениях. Он и правда не напрасно сотрясал воздух, не обращая внимания на насмешки и равнодушие. Теперь, когда его пророчества сбывались у всех на глазах, он из шута превратился в пророка. Все настойчивее зазвучали требования вернуть его в правительство — уже в мае, по данным влиятельного агентства «Gallup», этого хотели 56 % британцев (в марте эта цифра составляла всего около 7 %).
«Над Европой воцарилась тишина. Что это за тишина? Увы! Это тишина тревожного ожидания, а для многих стран это тишина отчаянного страха. Прислушайтесь! Только прислушайтесь хорошенько! Слышите этот звук? Лично я слышу его вполне отчетливо, а вы? Это топот солдатских сапог по хрустящей гальке учебных плацев, по размокшей глине невспаханных полей — это шум шагов двух миллионов немецких солдат и более миллиона итальянцев…» — говорил Черчилль 8 августа 1939 года.
Но сторонники умиротворения во главе с Чемберленом упрямо держались за надежу все-таки договориться с Гитлером. Черчилль безуспешно пытался достучаться до товарищей по партии и убедить их, что сейчас куда перспективнее заключить союз Великобритании, Франции и СССР. Сам он сумел отодвинуть в сторону свою ненависть к коммунизму еще в 1938 году, когда советский посол обратился к нему с просьбой довести до министерства иностранных дел предложения СССР. «Черчилль, конечно, был антикоммунистом № 1 в королевстве, — пишет его биограф Франсуа Керсоди, — но прагматичного Иосифа Сталина подобные мелочи не смущали: враг моего врага — мой друг, а Черчилль считался врагом Гитлера уже пять лет».
В 1939 году такие переговоры все же начались, но только для вида — ни Чемберлен, ни его сторонники не желали договариваться с Советским Союзом… потому что такой альянс мог рассердить Гитлера. К тому времени уже, кажется, все поняли бессмысленность политики умиротворения, но кабинет министров продолжал упорно за нее цепляться. Польшей негласно решено было пожертвовать, на нее давили, заставляя уступить требованиям Гитлера. Одновременно Германии предложили значительные экономические льготы в обмен на заключение англо-германского пакта о ненападении.
24 августа 1939 года стало известно о заключении пакта Молотова — Риббентропа. Ни в Лондоне, ни в Париже никто не ожидал такого поворота — пока они тянули время, пытаясь умилостивить Германию и стравить ее с СССР, те заключили между собой договор, оставив Францию и Англию с их «умиротворением» в дураках. Но даже это не заставило Чемберлена и его сторонников пересмотреть свою политику. Они все еще рассчитывали как-то договориться с Гитлером. А поскольку они были у власти, Англия продолжала двигаться все тем же безнадежным курсом.
Находились они у власти и 1 сентября 1939 года, когда пришло время принимать решение. Через несколько часов после начала военных действий британский посол Гендерсон нанес визит в германский МИД и сообщил Риббентропу: «Если германское правительство не даст правительству Е. В. удовлетворительных заверений в том, что оно прекратит всякие агрессивные действия против Польши, и не готово незамедлительно отвести войска с польской территории, то правительство Е. В. в Соединенном Королевстве без колебаний выполнит свои обязательства по отношению к Польше». Через полчаса ноту похожего содержания Риббентропу вручил и французский посол. Более того, король Георг VI и французское правительство в тот же день подписали указы о мобилизации армии, флота и авиации.
Вот только, выполнив эти официальные маневры, английское и французское министерства иностранных дел поспешили заверить Берлин, что ноты носят предупредительный характер и на самом деле вовсе не являются ультиматумами. Одновременно Чемберлен и премьер-министр Франции Даладье обратились к Муссолини с просьбой о посредничестве, рассчитывая провести новую конференцию Англии, Франции, Германии и Италии, на которой надеялись вновь договориться о мирном разрешении проблем. Польшей, разумеется, пришлось бы пожертвовать, и все это понимали.
Но на дворе был уже не 1938 год. Открытый отказ от выполнения своих обязательств в отношении Польши вызвал бы негодование в самой Англии. Министр иностранных дел лорд Галифакс в телефонном разговоре 3 сентября сказал: «Если премьер-министр появится там [в парламенте] без того, чтобы было сдержано обещание, данное Польше, то он может натолкнуться на единодушный взрыв негодования и кабинет будет свергнут».
Поэтому 2 сентября Гендерсон от имени английского правительства уже в ультимативной форме потребовал от Германии прекращения военных действий в Польше и отвода германских войск. Ультиматум гласил: «Наступление Германии на Польшу продолжается. Вследствие этого имею честь сообщить вам, что если сегодня до 11 часов по английскому времени правительству Е. В. в Лондоне не поступит удовлетворительный ответ, то, начиная с указанного часа, оба государства будут находиться в состоянии войны». Вслед за Англией так же поступила и Франция.
3 сентября Гендерсон и французский посол Кулондр пришли за ответом к Риббентропу. Тот сообщил им: «Германия отвергает ультиматум Англии и Франции и возлагает на их правительства ответственность за развязывание войны». Кулондр ответил: «В этих условиях я должен, по поручению моего правительства, напомнить вам в последний раз о тяжелой ответственности, падающей на германское правительство, начавшее военные действия против Польши без объявления войны и не уступившее настойчивой просьбе английского и французского правительств об отводе германских войск с польской территории. Я должен выполнить неприятную миссию и сообщить вам, что французское правительство, начиная с 17 часов сегодняшнего дня, в соответствии со своими обязательствами по отношению к Польше, считает себя в состоянии войны с Германией».
В тот же день лорд Галифакс передал представителю Германии ноту, в которой говорилось: «Сегодня в 9 часов утра посол его величества в Берлине уведомил по моему указанию германское правительство, что если сегодня, 3 сентября, до 11 часов по английскому летнему времени правительству его величества в Лондон не поступит удовлетворительного ответа от германского правительства, то начиная с указанного часа оба государства находятся в состоянии войны. Поскольку таких заверений не поступало, честь имею сообщить, что оба государства начиная с 11 часов 3 сентября находятся в состоянии войны».
Это же был вынужден повторить и Чемберлен, когда в тот же день выступал в палате общин. «Сегодня, — говорил он, — печальный день для всех нас, и особенно для меня. Все, для чего я трудился, все, на что я так надеялся, все, во что я верил в течение всей моей политической жизни, превратилось в руины».
Черчилль по этому поводу произнес очередную речь: «Мы не просто хотим отвоевать у Германии Данциг или освободить Польшу. Наша задача — спасти весь мир от эпидемии нацизма и защитить общечеловеческие ценности. Мы вступаем в войну не ради мирового господства, имперских амбиций или материальной выгоды. Мы не собираемся лишать жителей враждебных нам стран надежды на счастье и благополучие. В ходе нынешней войны мы будем бороться за незыблемость прав личности, за возрождение и утверждение человеческого достоинства». Теперь над ним уже никто не смеялся. А после окончания заседания Чемберлен предложил ему вновь занять должность Первого лорда Адмиралтейства.
Из мемуаров Гая Пенроуза Гибсона, «Впереди вражеский берег»[1].
Америка уже заявила, что это европейская война. «Нас это не касается». Россия подписала пакт с Германией. Остальные дружески настроенные державы сохраняли строгий нейтралитет. Было похоже, что Англии и Франции придется отдуваться за всех.
Я не был кадровым военным. В 1936 году я поступил в Королевские ВВС только для того, чтобы научиться летать. В апреле я собирался уйти с военной службы, чтобы стать летчиком-испытателем — это была хорошая работа, за которую недурно платили. Но Муссолини сломал все мои планы, когда вторгся в Албанию. А теперь Гитлер скомкал весь мой летний отпуск, причем, похоже, на много лет вперед.
Англия была не готова к войне, в этом никто не сомневался. Хотя Королевский Флот что-то лепетал о непроницаемой блокаде, которая через 6 месяцев поставит Германию на колени, хотя британский лев обзавелся крыльями, серьезно ли все это? Мы имели совсем немного бомбардировщиков, в основном «Веллингтоны» и «Хэмпдены», хорошо еще, что сохранились добрые старые «Уитли». Но ни один из них не мог нести достаточно много бомб, и лишь отдельные экипажи умели находить цели. Штурманское дело было поставлено из рук вон плохо. Большую часть истребительной авиации составляли «Гладиаторы» и «Харрикейны I». Эскадрильи «Спитфайров», «Тайфунов» и «Ланкастеров» пока что витали только в мечтах конструкторов.
У нас было совсем немного летных школ, да и те находились в пределах досягаемости германских бомбардировщиков. Имперская программа подготовки летчиков еще не была приведена в действие. Что же могло произойти вследствие этих проволочек? Не придется ли нам сражаться постоянно тающими силами, пока у нас вообще не останется ничего? Последние из пилотов с военным опытом, которые еще служили в Королевских ВВС, говорили, что средняя продолжительность жизни пилота бомбардировщика составляет 10 часов полета. В таком случае, у нас не было будущего. Что будет твориться в городах и на заводах, которые Германия начнет бомбить с первого дня войны? Мы не имели никакой серьезной ПВО. Этим летом один бригадный генерал пригласил меня на учения армейских зенитчиков, которые пытались сбивать беспилотные самолеты-мишени. Я согласился и в течение двух часов наблюдал, как армейские зенитчики выпускают сотни снарядов по маленькому биплану, который мотался взад и вперед у них над головами на высоте 5000 футов. Они стреляли просто отвратительно, и мишень не была даже поцарапана. Лишь когда она пошла на посадку, офицер управления не справился с ней, и мишень врезалась крылом в море. Тогда один из армейских офицеров, не скрывая гордости, заявил:
«И все-таки в конце концов мы ее прикончили!»
При этом он даже не покраснел, глядя в лицо офицеру ВВС, который должен был отремонтировать мишень для продолжения учений на следующий день.
Состояние армии было просто ужасным — почти нет танков, современного вооружения, нет подготовленного личного состава, хотя не армия была в том повинна. Да посмотрите на наших соотечественников! Они громко возмущались, когда мы летали над Лондоном, пытаясь научиться перехватывать ночные бомбардировщики. Они называли нас нахальными плейбоями! Вялая апатия и сытое благодушие вполне могли поставить Британскую империю на колени, если вообще не разнести ее на кусочки!
В 1936 году ВВС начали увеличиваться, но этот процесс шел мучительно медленно, и даже сегодня мы были ненамного сильнее, чем в 1938 году.
Мюнхен. Ну и зрелище! Но, может быть, Чемберлен все-таки был прав, кто знает? Единственное, в чем я уверен: слава богу, что мы не ввязались в войну в 1938 году.
А что можно сказать о нашем союзнике — Франции? В июле мы совершили полет в Марсель и обратно через Париж и Лион, чтобы «показать флаг». По пути мы посетили несколько аэродромов, но нигде не видели ни единого французского самолета. Куда же все они делись? Никто не знал. Похоже, что французское правительство не меньше нашего приложило руку к развалу обороноспособности своей страны.
После объявления войны Англией и Францией в войну с Германией вступили британские колонии и доминионы: Австралия, Новая Зеландия, Индия, Южно-Африканский Союз и Канада. Германия оказалась в состоянии войны с коалицией стран Британской империи, Францией и Польшей.
Однако фактически военные действия происходили только на территории Польши. А на Западном фронте шла так называемая «странная война», во время которой союзники[2] не вели никаких активных действий против немецкой армии.
Гитлер правильно оценил руководство Англии и Франции, когда заявил своим приближенным: «Хотя они и объявили нам войну… это не значит, что они будут воевать в действительности». Дальше формального объявления войны Германии дело еще долго не двигалось. Правительства Англии и Франции все еще рассчитывали, что Гитлер, разгромив Польшу, двинется на Советский Союз, а они полюбуются на долгожданную схватку коммунизма с фашизмом.
Между тем Гитлер времени зря не терял. Уже 5 сентября немецкие армии форсировали реку Нарев, заняли Польский коридор, вышли к Лодзи. Была захвачена промышленная Силезия, окружен Краков, а 8 сентября немецкие танки подошли к Варшаве. Когда оборона столицы была еще в самом разгаре, польское правительство эмигрировало в Румынию. Следом за ним отправились десятки тысяч беженцев. 17 сентября американский корреспондент У. Ширер написал в своем дневнике: «Весь день ехал из Берлина через Померанию и Коридор, чтобы добраться сюда. Дороги забиты колоннами германских моторизованных частей, возвращающихся из Польши… Взято 450 тыс. пленных, захвачено 1200 орудий, уничтожено либо захвачено 800 самолетов. Через 18 дней после начала войны не осталось ни одной целой польской дивизии или хотя бы бригады». 30 сентября сложил оружие гарнизон Варшавы, насчитывавший сто двадцать тысяч офицеров и солдат.
На то, чтобы захватить Польшу, Гитлеру понадобилось всего четыре недели.
Немцы понесли весьма небольшие потери в этой молниеносной кампании: около тринадцати тысяч убитыми и пропавшими без вести и тридцати тысяч ранеными.
Тактически эта короткая кампания имела выдающееся значение. Уже сама быстрота ее говорит об этом. Она не только явилась практической проверкой возможности нападать, быстро парализуя силы противника; всем, кто мог здраво судить о тактике, она показала, что в механизированной войне важнее быстрота, а не огневая мощь. Следовательно, цель нападения — не столько уничтожение, сколько внесение смятения в ряды неприятеля. Быстрота дала возможность немцам выполнить свои планы, и, напротив, отсутствие этой быстроты у поляков помешало им перестроить свои планы.
Исход кампании был решен не численным превосходством, а быстротой совместных действий авиации и танковых частей…
…Кампания показала, что перед лицом атаки танковых и моторизованных сил линейная оборона устарела. Любая форма линейной обороны независимо от того, состояла ли она из долговременных сооружений или из поспешно возведенных полевых укреплений, какие неоднократно останавливали наступающего в Первую мировую войну, оказалась наихудшим видом обороны: когда танковые силы противника прорывали оборонительную полосу, защитники не могли сосредоточить свои войска для контратаки. В этом случае обороняющийся напоминает человека, который стоит, вытянув вперед руки, перед боксером, занявшим боевую позицию; чтобы защитить себя или ударить, он должен сначала притянуть руки к туловищу. Далее, германо-польская война показала, что части прикрытия, в задачу которых входит наблюдать за противником и задерживать его, а не ввязываться в решительную схватку, должны обладать очень большой подвижностью, чтобы быть в состоянии быстро наступать и отступать. Они также должны располагать сильными противотанковыми средствами.
Наконец, кампания ясно показала, что в тактических условиях, созданных танковыми и моторизованными войсками, когда маневр стал быстротечным, командование должно быть гораздо больше децентрализовано, чем раньше, чтобы нижестоящие командиры могли самостоятельно принимать немедленные решения. Взаимодействие должно устанавливаться на основе общего замысла действий, а не пунктуального выполнения плана. Быстрота в значительной степени заменила методичность исполнения, но быстрота, подчиненная единой цели, ясно понятой всеми участниками операции.
Фуллер Дж. Ф.Ч., Вторая мировая война 1939–1945 гг. Стратегический и тактический обзор.
Увы, блестяще реализованный Германией польский блицкриг ничему не научил Англию и Францию. И в скором времени немецкая армия повторила и на них все то, что уже было так хорошо отработано в Польше. Но это произошло через несколько месяцев, а пока на Западном фронте продолжалась «странная война»
Немецкий агент во Франции Жан Ибарнегаре писал: «Бомбардировщики, бороздящие небо, но не сбрасывающие бомб, безмолвствующие пушки и рядом с ними горы боеприпасов, стоящие лицом к лицу огромные армии… не имеющие, очевидно, никакого намерения начинать сражение». Так оно и было — французское командование запретило обстреливать немецкие позиции, практически бездействовал и знаменитый британский военно-морской флот. Что касается авиации, то она занималась тем, что бомбардировала Германию… листовками. «А в это же самое время какие-то неудачники проводили ночные налеты на Рейх, — писал Гай Гибсон, — но в их самолетах не было бомб. Они либо вели разведку, либо сбрасывали листовки, советуя немцам сдаться или свергнуть Гитлера, или то и другое сразу. В Манчестер долетали слухи, как парни занимались этим, хотя подобными полетами хвастаться не приходится».
И это при том, что французская армия в то время гордо именовалась сильнейшей армией в мире — в первые же дни войны во Франции под ружье были поставлены 110 дивизий, имевших 2560 танков, 10 тысяч орудий и около 1400 самолетов. Плюс во Франции высадился британский экспедиционный корпус, состоявший из пяти дивизий и имевший на вооружении около полутора тысяч самолетов.
Между тем противостоящая им немецкая группа армий «Ц» на 1 сентября 1939 года насчитывала максимум 31 дивизию. Причем, по мнению германского историка Н. Формана, из них «только 11 кадровых пехотных дивизий могли быть названы полноценными, все остальные являлись новыми формированиями, совершенно не соответствовавшими по своей подготовке и техническому оснащению требованиям маневренной войны. К тому же часть из них находилась на пути к району сосредоточения. Группа армий не имела ни одного танка, ни одного моторизованного соединения».
Другие немецкие историки, как и непосредственные участники военных действий, в основном тоже согласны, что, если бы англо-французские войска в то время решились на наступление, Германия мало что могла бы им противопоставить. Генерал Вестфаль вспоминал: «У военных специалистов волосы становились дыбом, когда они думали о возможности французского наступления сразу же в начале войны». А начальник Генерального штаба сухопутных сил вермахта генерал Гальдер писал: «В сентябре 1939 г. англо-французские войска могли бы, не встретив серьезного сопротивления, пересечь Рейн и угрожать Рурскому бассейну, обладание которым являлось решающим фактором для ведения Германией войны».
Однако Гитлер был твердо уверен, что на Западном фронте реальных военных действий не предвидится, и бросил все силы на Польшу. Он оказался прав. Позднее Черчилль в своих мемуарах с горечью признавал: «Весь мир был поражен, когда за сокрушительным натиском Гитлера на Польшу и объявлением Англией и Францией войны Германии последовала гнетущая пауза… Франция и Англия бездействовали в течение тех нескольких недель, когда немецкая военная машина всей своей мощью уничтожала и покоряла Польшу».
О масштабах же военных действий во Франции красноречиво свидетельствуют цифры: только 9 декабря 1939 года английская экспедиционная армия понесла первую жертву — был убит один капрал. Общие французские потери к концу декабря 1939 года составили 1433 человека. Что же касается немецких войск на Западном фронте, то там насчитывалось менее 700 человек в числе убитых, раненых и пропавших без вести. И это за четыре месяца Второй мировой войны.
Во Франции тем временем росли капитулянтские настроения. Во французском парламенте был создан секретный «комитет связи», представители которого добивались переговоров с Гитлером. Да и в Англии премьер-министр Чемберлен и его сторонники продолжали лелеять надежду, что удастся избежать войны и направить германскую агрессию в сторону Советского Союза. А Гитлер, в свою очередь, старательно поддерживал их в этом заблуждении. В октябре 1939 года он даже выступил в рейхстаге с заявлением о своих усилиях к улучшению отношений с Англией и Францией и 6 октября в очередной раз повторил: «Германия ни при каких обстоятельствах не нарушит неприкосновенность границ Бельгии и Голландии». Но поскольку при этом он требовал признания всех территориальных захватов Германии и передела колоний, ни о какой реальной договоренности с западными державами и речи быть не могло.
Впрочем, Гитлеру этого и не требовалось. Он хотел выиграть время, что ему прекрасно удавалось. Период «странной войны» в полной мере был использован им в качестве стратегической паузы, которая позволила Германии успешно реализовать Польскую кампанию, после чего перебросить войска на запад, захватить Данию и Норвегию, а также подготовиться к вторжению во Францию.
Уже 7 октября генерал Браухич по указанию Гитлера предложил своим командующим группами армий осуществить все приготовления для немедленного вторжения на территорию Голландии и Бельгии, если этого потребует политическая обстановка. А 9 октября в Директиве № 6 Гитлер приказал: «Подготовить наступательные операции через люксембургско-бельгийско-голландскую территорию. Это наступление должно быть проведено как можно более крупными силами и как можно скорее… Целью этих наступательных операций является разгром по возможности большей части французской действующей армии и сражающихся на ее стороне союзников и одновременно захват возможно большей голландской, бельгийской и северофранцузской территории…»
Первоначально нападение на Бельгию Гитлер назначил на 12 ноября 1939 года. Тогда речь еще не шла о полном разгроме, немецкая армия должна была только выдавить союзников из Голландии и Бельгии, что обеспечило бы большую безопасность промышленным районам Германии. Причем, союзники об этом плане знали — еще в конце октября бельгийцев предупредил Гёрделер один из антинацистских заговорщиков, а 5 ноября еще один заговорщик, немецкий полковник Остер, сообщил о грядущем наступлении голландскому и бельгийскому военным атташе в Берлине. Но тут вмешались несколько случайностей — сначала наступление отложили из-за плохой погоды, потом перенесли на 17 января 1940 года, но его снова пришлось отложить, потому что 10 января немецкий самолет сбился с курса, совершил вынужденную посадку в Бельгии, и все планы наступления на западе попали в руки бельгийцев.
В итоге Германия и вовсе изменила направление первого удара. Вместо Бельгии в качестве первых жертв на Западном фронте были выбраны Дания и Норвегия.
9 апреля 1940 года германские войска заняли Копенгаген, после чего вступили в Норвегию. Датское правительство капитулировало. А вот захватить Норвегию оказалось не так просто. Несмотря на то что норвежская армия насчитывала всего около пятнадцати тысяч человек, она оказала мужественное сопротивление. И если бы Англия и Франция оказали ей реальную помощь, еще неизвестно, как бы все обернулось. Но после нескольких дней фактического бездействия союзников в Норвегии высадились всего два британских десанта, да и те пришлось через несколько дней эвакуировать, тем более что время было упущено — действовавшие там сторонники Гитлера уже помогли немецкой армии захватить все ключевые позиции. Норвегия пала.
«К концу апреля стало понятно, что в Норвегии все кончено, — писал Гай Гибсон, который поучаствовал в Норвегии в первой британской бомбардировке этой войны. — Мы начали эвакуировать войска из Тронхейма. Доставлять снабжение в Норвегию под постоянными бомбежками оказалось невозможно. Сначала наши солдаты отступали, а теперь были вынуждены вообще эвакуироваться. Бедняги! Мне было их жаль. Они сражались во всех войнах и все войны выиграли. Можно иметь авиацию. Можно иметь флот. Но только пехота способна занять вражескую территорию, и только пехота может уйти оттуда, теряя людей и теряя честь».
Удивительно, но союзники только постфактум поняли, что сама Норвегия Гитлера не слишком интересовала, удар был направлен против Англии и ее морского могущества. Приобретенные норвежские порты, где можно было держать большой флот, позволили ему держать под контролем пролив между Францией и Англией. К тому же престиж Германии после этой быстрой победы и оккупации Дании и Норвегии очень сильно вырос. Многие нейтральные страны поверили в непобедимость Гитлера.
Ну а в Англии, наконец, пришел конец правлению Чемберлена. Открывшиеся еще 7 мая прения в палате общин по вопросу о ведении войны в Норвегии и проведенное 9 мая голосование показали, что правительство не пользуется больше доверием парламента.
Но было уже поздно. Как пишет Федор Волков в книге «Тайное становится явным»: «Восьмимесячный период «странной», или «сидячей», войны с ее окопной тишиной, самолетами, мирно парящими над Сааром, футбольными матчами у линии фронта, неспешно идущими поездами с боеприпасами и вооружением по обе стороны Рейна закончился. Гитлер и его генералы перешли от «сидячей войны» (Sitzkrieg) к «молниеносной» (Blitzkrieg). Разгромив Данию и Норвегию, немецкие генералы двинули свои войска на запад».
Гитлер счел, что у него уже достаточно сил для блицкрига против союзников, и в 5 часов 35 минут 10 мая 1940 года сухопутные войска вермахта начали вторжение в Голландию, Бельгию и Люксембург.
В тот же день в Англии Чемберлен подал в отставку, и премьер-министром был назначен Уинстон Черчилль. Его не любили в партии консерваторов и вообще в кругах британской политической элиты. Но все понимали, что Томас Джонс, бывший секретарь кабинета министров, был абсолютно прав, когда говорил: «В правительстве только Уинстону под силу поднять народ. А наш премьер-министр словно неживой, бесцветный какой-то, по его тону непонятно, говорит ли он о стойкости, о победе или о поражении».
И действительно, когда Черчилль закончил свое первое выступление в качестве премьер-министра, в палате общин воцарилась гробовая тишина, за которой последовали бурные овации — многие члены парламента даже повскакивали с мест и аплодировали ему стоя. Теперь никто уже старался не вспоминать о том, как еще несколько месяцев назад над речами Черчилля против умиротворения Германии и предупреждениями о грядущей войне смеялись, а сами его выступления то и дело прерывали язвительными шутками.
Я выношу на рассмотрение палаты предложение одобрить такой состав правительства, который позволил бы нашей нации проявить несгибаемую решимость и довести войну с Германией до победного конца…
…Я решил обратиться к членам палаты с теми же словами, которые я уже адресовал новому правительству: «Все, что я могу вам предложить, — это кровь, тяжкий труд, слезы и пот».
Нам предстоят тяжелейшие испытания. Нас ждут многие месяцы затяжных боев и жестоких страданий. Вы спросите: что мы намерены делать? Я отвечу: вести войну на море, на суше и в воздухе, собрав в кулак всю мощь и всю силу, которой наделил нас Господь, самоотверженно бороться против чудовищной тирании, чей скорбный список страшных преступлений против человечества не имеет равных по протяженности за всю мировую историю. Вот что мы намерены делать. Вы спросите: какова наша цель? Я отвечу просто: наша цель — победа, победа любой ценой, победа, несмотря на страх и страдания, победа, какой бы длинной и трудной ни была дорога к ней; потому что любой иной исход сулит нам неминуемую гибель. Нам пора осознать: гибель грозит Британской империи и всему, что она собой олицетворяет, гибель ждет взлелеянные прошлыми поколениями мечты о лучшем будущем для человечества. Но я принимаюсь за дело с оптимизмом и надеждой. Я уверен в том, что грядущие поколения по достоинству оценят наши подвиги. Сейчас я чувствую себя вправе обратиться за помощью и поддержкой ко всем и каждому и воззвать: «Придите, и да выступим мы все вместе единой силой!»
Из первой речи Уинстона Черчилля в палате общин в качестве премьер-министра, 13 мая 1940 года.
Смена премьера благотворно сказалась на британской политике, но то, что это произошло именно 10 мая, сыграло на руку Гитлеру. Удивительно, но несмотря на все предупреждения о предстоящем нападении на Бельгию, которые продолжали поступать из Германии, когда оно все же произошло, союзники оказались застигнуты врасплох. В Лондоне вообще всем было не до того, какая там Бельгия, когда у них голосование, вотум недоверия правительству, смена премьера и тому подобные важные дела. Как писал У. Ширер в «Крахе нацистской империи»: «Французский и английский штабы впервые услышали о немецком нападении, когда тишину предрассветного утра разорвал грохот немецких самолетов и визг пикирующих бомбардировщиков…»
Немецкая авиация после ожесточенной бомбардировки Гааги и Роттердама сбросила на территории Голландии около четырех тысяч парашютистов. На захваченные десантниками аэродромы были переброшены транспортными самолетами и планерами двадцать две тысячи немецких солдат. С помощью заранее подготовленных тайных агентов из числа немецких сторонников в Голландии диверсанты захватили мосты на реке Маас и два моста южнее Мурдейка и вывели из строя систему затопления местности перед голландской линией обороны. Одновременно с этими операциями две немецкие бронетанковые колонны форсировали Маас и начали наступление в глубь страны.
11 мая после массированных бомбардировок у голландской авиации осталось всего двенадцать самолетов. И хотя голландская армия продолжала сражаться, 14 мая верховное командование страны отдало приказ о капитуляции.
Бельгия также не могла оказать серьезного сопротивления. Как и в Голландии, немецкое командование сбросило там парашютистов, посеявших хаос и захвативших стратегически важные мосты и переправы. Началась паника. «Страх, передача по радио сообщений о зверствах обратили в паническое бегство бельгийское население, — писал Фуллер, — и сотни тысяч беженцев пересекли французскую границу. Дороги были забиты людьми и машинами, железнодорожные станции осаждали, распространялись всевозможные слухи, продовольственные склады и склады горючего подвергались разграблению. Царило такое всеобщее смятение, что переброски войск замедлялись, а в некоторых случаях становились невозможными. На этой волне ужаса немцы устремились к Брюсселю и через Арденны».
Между тем за время «странной войны» Франция и Англия стянули к границе с Германией немалые силы. На 10 мая 1940 года расположение армий было следующим: на севере Франции от побережья Ла-Манша до линии Мажино стояла 1-я группа армий в составе 40 дивизий под командованием генерала Биллотта; линию Мажино занимала 2-я группа армий из 26 дивизий под командованием генерала Преталя; против швейцарской границы и Приморских Альп располагалась 3-я группа армий в составе 36 дивизий под командованием генерала Бессо. Всего у французов насчитывалось 102 дивизии, из которых 32 находились в резерве и были разбросаны позади линии фронта. Плюс 1-я группа армий включала в себя кроме французских войск также еще и британский экспедиционный корпус лорда Горта.
По словам Ширера, планы союзников ответить на немецкое наступление в Бельгии начали осуществляться почти без задержек в первые два дня. Огромная англо-французская армия устремилась на северо-восток с франко-бельгийской границы, чтобы занять главную оборонительную линию вдоль рек Диль и Маас восточнее Брюсселя. Именно этого и добивалось высшее немецкое командование, ибо массированный обходный маневр союзников был ему крайне выгоден. Англо-французские войска, не осознавая этого, шли прямо в западню, что вскоре и привело союзные армии к полной катастрофе.
О какой западне речь? Дело в том, что границы Франции были на самом деле почти неприступны. Их защищала линия Мажино — лучшая в мире цепь укреплений, тянущаяся на 400 километров. Прорвать ее было практически невозможно. «Линия была волнорезом, отводившим поток немецких войск в Бельгию, — писал А. Дж. П. Тейлор в книге «Вторая мировая война». — По сравнению с линией Мажино бельгийские укрепления ничего не стоили. До 1936 года Франция была союзником Бельгии и по крайней мере могла рассчитывать на франко-бельгийское военное сотрудничество. Затем Бельгия перешла на позиции нейтралитета. Граница между Францией и Бельгией была длиннее, чем линия Мажино, ее укрепление обошлось бы немыслимо дорого, и французы этим заниматься не стали. Таким образом, бельгийский нейтралитет был единственной их защитой от Гитлера. Вряд ли достаточной».
Но получилось, что линия Мажино вместо того, чтобы стать защитой Франции, стала ее ахиллесовой пятой — французское командование настолько верило в ее неприступность, что даже не рассматривало других направлений будущего удара немецких войск, кроме как в обход, через Бельгию. Между тем германское командование выбрало другой путь — нанесло удар танковыми армиями через Арденны, что во Франции считалось невозможным. Союзники и опомниться не успели, как немцы ударили им в тыл, разгромили, разделили армию на небольшие группы и обратили в бегство.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дюнкерк предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других