Гороскоп птицы Феникс

Дарья Донцова, 2017

Подруга, как всегда, подбросила проблему – попросила на время приютить ее папу и маленькую собачку. Так в доме Евлампии Романовой поселился профессор психологии Барабан Сосисович, как его дружно принялись называть все члены семьи, и чихуахуа Антонина. И вот теперь холодильник забит одними сосисками, Лампа выращивает какое-то диковинное растение и круглосуточно слушает детские музыкальные книжки. А ей, между прочим, преступников надо ловить. В их с Максом детективное агентство обратилась Елена Рыльская, у которой погибла за короткий срок вся семья, и количество жертв продолжает расти. Только Евлампия поговорит с полезным свидетелем, как тот сразу оказывается на больничной койке или в морге. Что же такое происходит? И при чем здесь дорогущие шоколадные конфеты?..

Глава 9

Домой мы явились через час. Детский садик находится в минуте ходьбы от нашей квартиры, но я и малышка сначала пошли в магазин, где купили детские книги для Романа Борисовича и большой пазл для Кисы, она обожает складывать головоломки.

Едва мы очутились в холле, как из комнаты бодрой рысцой выбежал Роман Борисович с пакетиком в руке.

— Какая большая Киса! — воскликнул он. — Прямо гигант. Она ко мне подойдет?

— Конечно, — удивилась я вопросу. — Киса, это Роман Борисович.

— Кис-кис-кис, — забормотал профессор, открывая маленький пакетик, который держал в руке, — кис-кис-кис. Хочешь конфетку? На!

Профессор положил на ладонь коричневый кругляш и протянул девочке.

Меня удивила манера общения Романа Борисовича с ребенком. Но ученому очень много лет, и, наверное, воспитанием детей в его семье занималась их мать. Некоторые мужчины очень любят своих отпрысков, готовы оплачивать разные покупки для них, визиты педагогов, но проводить время с малышами не хотят. И всегда находят достойный повод, чтобы не идти с ребенком на прогулку, в зоопарк или не остаться с ним наедине дома. Скорей всего, Роман Борисович из числа таких отцов.

— Кис-кис-кис, — твердил профессор, поднося к лицу девочки ладонь, на которой лежали две конфеты. — Ну же… кис-кис-кис…

Киса аккуратно взяла одну штучку, положила в рот и начала жевать.

— У нее пальцы! — изумился Еськин.

— Конечно, — сказала я. — А что должно быть?

— У моих были когти, — пробормотал Роман Борисович, — у Танечки, Катеньки, Розочки… У всех.

Я оторопела. У ученого появлялись на свет мутанты?

— Кис-кис-кис, — снова засюсюкал профессор. — Кто у нас второй конфеткой полакомится?

— Не я, — ответила Киса, — спасибо, больше не хочу.

— Ей не понравилось? — огорчился Роман Борисович. — В магазине сказали, что это самое наивкуснейшее лакомство.

— Гадость, — оценила угощение честная Киса.

— Так нельзя говорить, — остановила я ее, — Роман Борисович тебя от чистого сердца угостил. Поблагодари его как надо.

Киса развела ручонки в стороны, сделала книксен и вежливо сказала:

— Спасибо, Барабан Сосисович, за то, что вы мне от чистого сердца гадость принесли. Я наелась. Больше не хочу. Сейчас меня стошнит.

Я еле-еле удержалась от хохота. Барабан Сосисович! Нине понравится, как Киса переделала имя Романа Борисовича.

А тот вдруг закричал:

— Она разговаривает! Евлампия, Киса умеет произносить человеческие фразы!

За годы дружбы с Ниной я поняла, что ее отец необычный человек. Ну кто из вас может читать на ночь Платона? Да еще вместо того, чтобы мирно заснуть на втором абзаце, бегать по комнате и громко спорить с Эмпедоклом?^[1] Кстати, вы знаете, кто он такой? Я — нет. Просто запомнила имя, которое Роман Борисович часто повторяет.

Будучи слишком образованным в области философии, психологии и истории, Еськин одновременно удивительно наивен в быту и совершенно технически безграмотен. Однажды я наблюдала, как профессор подошел к чайнику, несколько секунд смотрел на него, а потом забубнил, явно обращаясь к самому себе:

— Так… Сосредоточься. Сконцентрируйся. Изучи предмет. Сделай вывод. Это не печка для разогрева еды — та висит у холодильника. И не хлебница — оная стоит на подоконнике. Ага, передо мной чайник! Он-то мне и нужен!

Но даже для Еськина странно поражаться тому, что девочка, которая ходит в садик, разговаривает.

— Я и читать умею, и стихи наизусть знаю, — принялась хвастаться Киса, расстегивая комбинезон и вылезая из него.

Роман Борисович охнул и уронил пакетик, который держал в руке. Киса подобрала его и, решив продемонстрировать свои таланты, начала громко читать текст на обертке:

— «Лучшие рыбно-злаковые дропсы для кошек всех возрастов. Не более десяти штук в день». Лампа, что такое попсы?

— Дропсы, — машинально поправила я. И вздрогнула. — Барабан Сосисович, вы угостили девочку лакомством для животных?

Не успел вопрос вылететь изо рта, как я разозлилась на себя: Лампа, не смей, как маленькая, называть старика ученого Барабаном Сосисовичем!

— Она ребенок… — выдохнул Еськин. — Живой, человеческий…

Я не поняла, почему мой гость так поражен.

— Конечно.

— Но, Евлампия, вы же сказали — Киса, — протянул Роман Борисович. — Естественно, я решил, что вы ведете речь о кошках, поэтому и рассказал про Танечку, которая была британкой, и про Розочку, которой игрушку в виде черепа подарили.

— Так они кошки! — обрадовалась я. — Одна дожила аж до двадцати четырех лет! А я-то…

Я вовремя прикусила кончик языка — нельзя признаваться, что я жалела профессора, думая о безвременной кончине его дочерей.

— Девочка Киса? Удивительное имя! — продолжал изумляться Еськин.

Я решила не говорить ему, что это домашнее прозвище ребенка, просто перевела беседу на другую тему.

— Вот книжки.

Роман Борисович взял небольшую стопку и открыл одну книгу.

— Купаться! — задорно произнес женский голос. — Пошли купаться!

Потом заиграла музыка: блям-блям-блям.

Ученый захлопнул обложку и снова приподнял ее.

— Купаться! Пошли купаться! Блям-блям-блям, — повторила книга.

— Восхитительно! То, что надо! — обрадовался академик и перевернул страницу.

— Сколько козочек? — приторно-ласково поинтересовалась та же женщина из книги. — Три козочки и один баран. Бе-бе-бе, хрю-хрю.

Последние звуки меня изумили: вроде козы мекают, а бараны совершенно точно не хрюкают.

Роман Борисович начал открывать-закрывать страничку, книжка зачастила:

— Купаться. Пошли купаться! Сколько козочек? Три козочки и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.

— В жизни так всегда получается, — философски заметила Алевтина, появляясь в холле. — И куда хорошие мужики подевались? Вечно у нас на трех коз один баран. Спрашивается, что баран с козами делать станет? Нам бы пригодился козел. Хотя, может, баран и лучше, хоть в постель не потащит. У козы с бараном ни фига не получится под одеялом. Ведь так?

Я потупилась. Ну, для начала — животные не полезут в кровать. И нельзя затевать разговор на такую тему при девочке.

— Я не силен в вопросах интимных утех, — спокойно ответил профессор сиделке, — но, наверное, вы, душа моя, правы. Коза и баран в качестве пары — нонсенс.

— Бе-бе-бе, хрю-хрю, — пропела книга.

— А где поросенок? — удивилась Киса, которая, на мою радость, не заинтересовалсь, зачем козе и барану вместе спать укладываться.

— Пора начинать эксперимент, — засуетился профессор и двинулся в сторону коридора.

— Барабан Сосисович, горшок! Вы просили напомнить! — крикнула ему в спину Алевтина. — Ой, случайно вырвалось, Роман Борисович.

— Горшок, горшок, — затвердил академик. — Зачем он мне?

— Вы хотели подарить его Лампе, — напомнила помощница.

Еськин хлопнул себя ладонью по лбу.

— Ах я мудрый, глупый змий! Ну, конечно! Евлампия, не уходите.

Профессор резво убежал, а через пару минут вновь появился из недр апартаментов. Он нес в руках кадку не очень большого размера, из которой торчало нечто странное. Представьте себе самый обычный веник, ручка которого воткнута в землю, а на пушистом треугольном желто-синем помеле висит… куриное яйцо изумрудного цвета.

— Уважаемая Евлампия, — торжественно произнес Роман Борисович, — разрешите вручить вам уникальное растение, о котором упоминали еще древние греки. Это сцинилла Харабидус Этиус. Когда плод созреет и откроется, вас ожидает великий сюрприз. Если правильно ухаживать за растением, оно вскоре явит вам чудо. А вот тут инструкция, все объясняющая…

И, нежно улыбаясь, Роман Борисович водрузил кадку на стол, затем вручил мне небольшой чемоданчик, похожий на те, в каких женщины хранят свои украшения.

— Открывайте смело, душенька, — велел ученый. — Я хотел отблагодарить вас за доброту и ласку, проявленные ко мне и собаке Антонине, поэтому приобрел сциниллу и все необходимые для ухода за ней приспособления. Видите стаканчик и термометр? Поливать растение нужно водой только двадцати семи с половиной градусов. Заметьте: не двадцать восемь. И ни на деление ниже. Подчеркиваю, двадцати семи с половиной. Это принципиально. Еще тут подкормки, лекарства…

— Капли в глаза! — вспомнила я. — Барабан… ой, Роман Сосисович… ох, Борисович, Алевтина вам в глаза не капала?

— Может, не надо? — жалобно спросил профессор. — Они очень кусаются. И толку от них нет. Нина давно меня ими мучает, но лучше видеть я не стал. Слава богу, Аля про них забыла.

— К сожалению, потерянного зрения не вернуть, — вздохнула я, — главное, что вам не делается хуже.

— Не хочу, — по-детски сказал старик.

— Дедушка, — защебетала Киса, обладавшая слухом юной серны и любопытством проказливой макаки, — слов «не хочу» нет, есть слово «надо».

Роман Борисович взглянул на ребенка.

— Это твоя жизненная позиция?

— Хочешь подарочек? Надо слушаться. И фея тебе под подушку что-то хорошее положит, — пообещала Киса.

— Я бы не отказался от нового поясничного отдела позвоночника, — пробормотал ученый, — а то уж очень спина ноет.

— Фея тебя вылечит, — пообещала Киса. — Хочешь, я сама тебе в глазки лекарство налью?

— Упаси бог! — испугался Роман Борисович. — Иди займись своими делами. Могу книжку тебе дать. Очень хорошую.

— Согласна, — обрадовалась Киса.

— Сейчас капли принесу, — пообещала я и поспешила на кухню.

И где тут у нас нужный флакончик? Ага, вот он. На нем рукой Нины написано: «По 2 капли в каждый глаз. После процедуры угости сыром. Если не дается, покажи лакомство».

Я отрезала два кусочка пармезана и пошла в спальню Романа Борисовича. По дороге мне попалась Киса, которая тащила огромный том в бордовом кожаном переплете. Похоже, фолиант был очень тяжелым, малышка покраснела и запыхалась.

— Что это у тебя? — удивилась я.

— Барабан Сосисович сказки дал, — пропыхтела девочка, — сказал: «Так интересно, что забудешь, как ко мне приставать».

— Разреши посмотреть, — попросила я.

Киса протянула мне издание.

— Вот!

Увидев название: «Понятия древних греков о смерти. Дорога в ад глазами Эсхила», я прищурилась. Да уж, Киса начнет читать это и никогда не оторвется. Лучше книги для дошкольницы и не найти.

Я попыталась отнять у нее фолиант.

— Барабан Сосисович… то есть Роман Борисович… перепутал, дал тебе не то.

Но Киса цепко держала добычу и не собиралась с ней расставаться.

— Нет! Хочу это читать!

— Тут даже взрослый ни слова не поймет, — возразила я. — Давай вернем сей кирпич дедушке профессору, а ты получишь взамен чудесную книгу про собак.

Обычно покладистая Киса проявила упрямство.

— Нет!

Я потянула том к себе, малышка дернула его назад, мои пальцы не удержали переплет, руки Кисы тоже оказались слабыми. Книга упала на пол, по коридору прокатился гул.

— Купаться! Пошли купаться! — закричал из комнаты Еськина дискант. — Сколько козочек? Три и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.

— А вот всякие глупости про козочек мне давно не интересны, — объявила Киса, пытаясь поднять «кирпич».

И в это самое мгновение раздался звонок в дверь.

Я поспешила в холл и впустила милейшую Любовь Павловну, которая живет под нами.

— Лампуша, — смущенно начала соседка, — у вас ремонт?

— Нет, — удивилась я. — Если слышали звук перфоратора, то мы ни при чем. Кстати, вот интересно, почему никто до сих пор не придумал к этому жуткому прибору глушитель?

— У меня в коридоре люстра упала, — пояснила Любовь Павловна. — Сначала раздался такой звук, словно бегемот со стола спрыгнул, — бу-бух! Светильник закачался и рухнул. Вот мне и пришло в голову, что у вас в квартире гастарбайтеры мешок с цементом уронили. Приезжие рабочие не очень аккуратны.

— Это книжка плюхнулась, — объяснила Киса. — Интересная очень, но мы с Лампой ее поднять не можем.

Любовь Павловна наклонилась над фолиантом.

— «Понятия древних греков о смерти. Дорога в ад глазами Эсхила». Господи! Кто это прочитать способен?

— Я! — гордо заявила Киса. — Мне интересно.

Глаза соседки стали квадратными.

— Ну и ну!

— Купаться! — полетело из комнаты Романа Борисовича. — Купаться! Пошли купаться. Сколько козочек? Три и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.

— Надо же, эти книжки до сих пор выпускают, — неодобрительно заметила Любовь Павловна. — Покупала такие Мишеньке, когда он маленьким был, и возмущалась. Авторы все перепутали! Коза с бараном семью не создаст, про свинку в тексте нет ни слова. И кто из них хрюкает? Я звонила в издательство, там пообещали исправить ошибки. Но, видимо, воз и ныне там. Киса, я думаю, музыкальные книжки тебе больше подойдут, чем эта… громила. Лучше поиграй с ними.

— Я уже большая, глупостями не интересуюсь, — серьезно ответила девочка. — Они для Барабана Сосисовича, он их изучает.

— Купаться! Пошли купаться! Сколько козочек? Три и один баран! Бе-бе-бе. Хрю-хрю, — неслось по коридору.

— И-зу-ча-ет? — по слогам произнесла соседка. — Вот это? Про бе-бе-бе и хрю-хрю? А кто такой Барабан Сосисович?

— Дядя старенький, — ответила Киса. Потом она наклонилась и начала толкать лежащую на полу книгу вперед по коридору, приговаривая: — Если нельзя поднять, можно отпихунькать.

— Отпихать, — машинально поправила я.

— Отпихнуть, — озвучила свой вариант Любовь Павловна.

— Толкать, — нашла я нужное слово. Затем пояснила соседке: — Барабан Сосисович — это Роман Борисович, доктор наук, профессор, энциклопедического ума ученый.

— А-а-а-а, — протянула соседка, — ясно.

Пообещав купить новый плафон для люстры взамен разбившегося, я проводила Любовь Павловну, постучала в дверь комнаты отца Нины и вошла туда со словами:

— Давайте капнем в глаза.

— Вы же не оставите меня в покое? — вздохнул Еськин. — Если я отвечу «нет», будете настаивать?

— Да, — кивнула я, — угощу вас потом сыром.

— Иногда надо просто смириться, — пробормотал ученый и сел в кресло.

Я быстро выполнила процедуру, Роман Борисович ойкнул.

— Сегодня лекарство особенно сильно щиплется. Будто мыла напустили.

Я поставила на столик блюдце с двумя кусочками пармезана.

— Это вам за терпение.

— Нужно съесть? — протянул ученый. — О господи! Хорошо. Только разрешите не сразу лакомиться. Я понял, у меня новый медикамент. Нинуша сообразила, что старые капли не помогают, а новые работают по принципу Мармолета. Сыр? Ясно. Проглочу минут через десять, когда глаза гореть перестанут. Спасибо, душенька!

Я, не став уточнять, что такое принцип Мармолета, ушла из гостевой комнаты.

Примечания

1

Эмпедокл (род. ок. 490 г. до н. э. — ум. ок. 430 г. до н. э.) — древнегреческий философ, врач, жрец. Его труды «О природе» и «Очищения» (иначе «Искупления») написаны в форме поэм. — Здесь и далее примечания автора.