Бабушка! – кричит Фридер. 42 истории из жизни проказников

Гудрун Мебс

Пятилетний Фридер – неугомонный любопытный мальчишка, непоседа и проказник. Стоит бабушке заняться делом: начать готовить есть или отправиться поливать цветы, – он тут как тут. А если его нет рядом, то он, скорее всего, уже рвёт цветы с бабушкиной клумбы, мечтая её порадовать, потому что Фридер очень любит свою бабушку! И она – самая лучшая бабушка на свете – тоже обожает своего негодника! Гудрун Мебс – автор более 20 книг, награждена Немецкой детской литературной премией, медалью Януша Корчака, Швейцарской детской книжной премией, Австрийской государственной премией. Самые известные её книги переведены на 24 языка.

Говорим по-иностранному

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает бабушку за юбку. — Бабушка, а давай будем говорить по-иностранному! Прямо сейчас!

— Да отстань ты от меня ради бога, внук! — ворчит бабушка, чистя морковь. — Говорить по-иностранному! Ещё чего не хватало! Я разговариваю так, как у меня язык присобачен, и точка.

— «Присобачен» — так не говорят, — возражает Фридер, хватает морковку, которую бабушка ещё не успела почистить, и высоко подбрасывает её.

— А я вот говорю, — отвечает бабушка, ловит морковку и начинает её чистить. — А теперь давай, шагай из кухни да пойди поиграй. И не приставай ко мне. Мне нужно готовить, ты меня понял?

Фридер вздыхает, кивает и выходит из кухни. Он идёт в свою комнату. Когда бабушка готовит, тут уж ничего не поделаешь. К сожалению. Никогда и ни за что она не будет говорить с ним по-иностранному. А ему так хочется! Поговорить бы хоть разочек по-другому, не так, как всегда! Но только он совершенно не знает, как это — говорить по-иностранному.

Фридер садится на корточки и берёт с кровати плюшевого мишку.

— Мишка, — спрашивает он, — ты можешь говорить не по-нашему?

И трясёт мишку так и сяк. Тот рычит по-медвежьи. Он всегда так делает, если его потрясти.

— Это не по-иностранному, глупый ты! — ругает Фридер мишку. — Скажи ещё что-нибудь.

И снова трясёт его. Мишка опять рычит, на этот раз очень долго, но и только.

— От тебя никакого толку, — вздыхает Фридер и снова кладёт мишку на кровать.

Фридер обводит взглядом свою комнату. Кто ещё сможет поговорить с ним по-иностранному?

Юла! Если её запустить, она будет издавать звуки.

Фридер берет юлу, ставит её на пол и аккуратно заводит. Юла звенит, начинает вращаться, и слышится «Зур-р-р-р… зум-зум-зум-зум-зум» — такая у юлы музыка.

— Это я всё уже знаю, — мрачно ворчит Фридер. — Это тоже не по-иностранному. А просто юла поёт.

Фридер дожидается, пока юла остановится, и ногой пинает её подальше. Под кровать. От юлы тоже никакого толку. Она умеет говорить только по-своему.

Никто не может сказать ему, как говорить по-иностранному! Совсем-совсем никто!

И музыкальная шкатулка тоже не может. Её даже спрашивать не нужно. Фридер и так знает, что она скажет. Он тянет за маленький шнурок, и шкатулка начинает петь: «Братец Якоб, братец Якоб, спишь ли ты, спишь ли ты…» Это колыбельная песня, и поётся она совсем не по-иностранному. Это любому младенцу ясно.

По-иностранному — значит так, чтобы было ничего не понятно. И это должно звучать красиво. Фридер вздыхает. Как хочется сказать что-нибудь по-иностранному… Но в голову ничего не приходит. Ничего иностранного. Фридер чувствует только голод. Подошло время ужина. И уже давно.

Фридер распахивает дверь и кричит:

— Я голодный!

— Руммельдибумм! — раздаётся в ответ. Фридер прислушивается. Что это?

Но тут снова слышится:

— Руммельдибумм!

Фридер напряжённо слушает. Это голос бабушки, он его всегда узна́ет. Только что это с ней такое?

— Бабушка? — зовёт он испуганно. — Бабушка, это ты?

— Кики! — слышится из кухни, и Фридер мчится туда. Может быть, бабушке плохо? Она так странно говорит… Она никогда ещё так не говорила.

Бабушка стоит в кухне, стол накрыт для ужина. Всё как всегда.

— Что с тобой, ба? — спрашивает Фридер и испуганно смотрит на неё.

Бабушка ставит на стол миску, которую держала в руке, и говорит:

— Мампфпампф!

Потом призывно похлопывает по стулу Фридера и говорит:

— Дадада!

И смотрит на Фридера. А Фридер смотрит на бабушку. Что с ней стряслось? Может, она сошла с ума?

— Дадада! — снова говорит бабушка, снова хлопает по стулу, а потом садится, кладёт себе на тарелку хорошую порцию картофельного пюре и моркови и безмятежно принимается за еду.

— Мампф-пампф эббеле блууси! — говорит она и довольно гладит себя по животу.

И, повернувшись к Фридеру, снова повторяет:

— Дадада! — и смотрит на его стул.

Фридер стоит, будто оцепенев. Такой он бабушку никогда ещё не видел. Может, у неё чего-нибудь болит? Горло или ещё что-то? Но на вид она совершенно здорова, она ест, она улыбается… и вдруг Фридер понимает. Бабушка говорит по-иностранному! С ним!

Одним прыжком он плюхается на свой стул, быстро накладывает себе пюре и ухмыляется бабушке:

— Мампф-дампф?

Бабушка усмехается в ответ, качает головой и говорит:

— Мампфпампф! Ма-а-а-ампфпа-а-а-ампф!

И Фридер повторяет:

— Мампфпампф.

— Кики! — смеётся бабушка и кивает.

Потом она говорит: «Блуууси!», и Фридер тоже говорит: «Блуууси» — и начинает есть.

Он любит картофельное пюре. И морковку тоже.

— Кинкельбринкель? — спрашивает он, показывая на морковь.

— Кики! — смеётся бабушка.

— Блуууси, — смеётся Фридер.

— Шнодд тирфрациклатци бумм, — говорит бабушка и накладывает себе ещё пюре.

— Тектектек, — говорит Фридер, наморщив лоб, и тянет миску с пюре к себе.

— Ха? — спрашивает бабушка, а Фридер, покачивая указательным пальцем, отвечает:

— Тектектек! Эле ибибиб!

— Кики! — говорит бабушка. — Улебумм ибибиб!

А потом хватает миску и вычерпывает из неё остатки пюре.

Фридер хихикает, водружает на гору пюре морковь, а потом запихивает всё это себе в рот, огромными порциями.

Бабушка делает то же самое.

— Блуууси! — тянет она и улыбается Фридеру.

— Блуууси! — улыбается он в ответ.

Весь ужин Фридер и бабушка говорят только по-иностранному. Один лучше другого. До тех пор пока бабушка не говорит:

— Всё, внук, я устала!

Тут Фридер прыгает ей на колени, чмокает в щёку и шепчет в ухо:

— Милая, милая Бабалаламамалала!

— Ладно уж, ладно, — вздыхает бабушка и начинает убирать со стола. — Внучочо-ок!

— А завтра мы снова будем говорить по-иностранному, бабушка? — кричит Фридер и ставит миску из-под пюре в раковину.

— Ну, если я до завтра не разучусь, — говорит бабушка и кладёт миску из-под моркови туда же.