40 дней ровы

Виктор Соломоник

Герой повести попадает на оливковую ферму. Его задача – очистить 100 деревьев от колючего кустарника, иначе деревья погибнут. На все у него есть сорок дней. Чья это ферма, как он сюда попал, и что с ним случится, если он не успеет все очистить, герой понимает в процессе повести.

36-й день

Я смотрел на руки. Мазь опять сделала свое дело — руки готовы к борьбе. Вчерашние раны остались в памяти, там же спряталась боль — притупленная действием времени. Но остался ужас выбора: идти добровольно на адскую десятиминутную боль или нет. Каждый вечер после действия мази я был уверен, что никогда-никогда, никогда больше этого не повторю. Утром начинал сомневаться. Ближе к вечеру я смотрел на искалеченные руки и понимал, что, скорее всего, повторю процедуру. Нет, не скорее всего — точно повторю. И с этого момента, с момента принятия решения — я начинал бояться. Боялся и ждал. И это боязненное время мне казалось хуже болезненного. Ожидание боли становилось хуже самой боли.

Вчера Маунти посмотрел на мои руки и ехидно сказал, что это не самое страшное. Интересно, что может быть страшней? Чего мне еще ждать?

Я готов работать.

Я не готов работать.

Лопаты и секатора нет.

Я дошел до участка с ровой, но там их тоже не оказалось, да и не могло оказаться. У меня был ежевечерний ритуал: все собрать, неспешно вернуться, положить инструмент у внешней стены дома. Маленькие ритуалы, разбросанные по дню, — казалось, они спасают меня от сумасшествия, и я не пропускал ни один из них.

Я вернулся к дому — инструменты не появились. Взять их мог кто-то из трех. Начну с самого безопасного.

Я обошел дом. Романо сидел на своем месте, прислонившись к стене и в окружении бутылок. Как пес на цепи. Интересно, где он сидит, когда идет дождь? У него есть здесь своя комната?

Я смотрел на Романо, Романо смотрел на меня.

— Романо, ты брал секатор и лопату? — я чувствовал себя глупо.

–… — Романо улыбнулся и протянул мне бутылку.

— Нет. Я не буду. Ты же не брал лопату, да? Тебе же она и не нужна. Тебе вообще ничего не нужно. Только бутылки. Откуда ты их берешь? Кто тебе их приносит? Как давно ты здесь? Что ты здесь делаешь? Кто ты вообще такой, Романо? Зачем я к тебе пришел?

Это было очень глупо. Я задавал эти вопросы себе, будучи уже далеко от Романо, и искал Пражку. Пражка не всегда был на ферме. Вообще неизвестно, кто здесь был всегда, кроме меня. Но я был уверен: сегодня Пражка здесь.

— Пражка, ты брал лопату и секатор?

Пражка кормил барана. Я вспомнил свой вопрос про барана. Но сейчас мне надо было выяснить, где лопата.

— Зачем они мне?

— Значит, остается Маунти. Пражка, ты знаешь, как мне найти Маунти?

Пражка недоуменно посмотрел на меня, помолчал.

— Я думаю… думаю, ты можешь найти его у себя.

— Где у себя?

Пражка продолжал испытующе смотреть на меня и держать раздражающе длинные паузы.

— Ну там же, где ты нашел его, когда приехал, — опять пауза. — Комната рядом с кухней. Она открыта. Ты проходишь ее каждый день.

Я пошел обратно. Открытая комната? Почему я не помню? И почему Пражка так смотрел? Может, я должен что-то знать? Я зашел в дом. Мимо кухни по коридору, справа проем, потом двери в комнаты, и в самом конце коридора… стоп! Проем? Я развернулся. Действительно, всегда проходил мимо. Всегда казалось, что здесь какой-то чулан или техническая комната — там было так темно, грязно и пыльно. Я заглянул. Не может же здесь кто-то жить?

На грязной большой низкой кровати лежало помятое покрывало, на котором лежал голый Маунти. Бледно-белый на грязно-темном.

Я первый раз видел Маунти. Но я всегда его видел.

Сейчас я старался не смотреть туда, куда не надо было смотреть. Куда люди обычно смотрят, если человек одетый, — они бросают туда взгляд или нет? В лицо я тоже старался не смотреть. Почему-то мне было страшно встретить его взгляд, и, поискав глазами точку опоры, я стал смотреть сквозь лицо. Мне казалось это неестественным, но так лучше.

— Маунти, ты брал мои секатор и лопату?

— Кто тебе сказал, что они — твои?

— Пражка мне их дал, чтобы я корчевал рову. Мне они нужны. Если ты их брал — верни, пожалуйста.

— Кто тебе сказал, что они твои?

— Я не говорил, что они мои. Я говорю, мне их дал Пражка.

— Они не твои. Они — мои! — Маунти смотрел в потолок. А я не удержался и бросил взгляд туда, куда не надо было смотреть. Что я там ожидал увидеть? Чудо? Маунти поймал мой взгляд, победно улыбнулся, и я почувствовал себя виноватым, мне стало досадно. Как будто он поймал меня за чем-то неприличным. Как странно — человек ведет себя аморально, но вдруг твой единственный брошенный взгляд или слово заслоняют всю его аморальность и забирают ее себе. И теперь ты — главный виноватый.

— Это я их купил, — заявил Маунти, — и дал Романо, когда он боролся с ровой. Он не справился. Пражка их забрал у него. Но это не делает инструменты Пражкиными. Они мои. Если тебе нужны лопата и секатор — иди и купи.

Я смотрел на Маунти и хотел его убить. Его голос был приторно-заботливым. Казалось, он действительно дает тебе дельный совет и хочет помочь.

Если бы не нагота — я бы его убил. Я просто не могу убить голого человека.

Маунти повернулся ко мне спиной и тем, что ниже спины. Мне больше некуда было смотреть. Лица не было. И я не знал, о чем говорить. Я был уверен, что Маунти не отдаст инструмент.

Я повернулся и пошел к Рове. Я освободил десять деревьев. Шел по графику. Впритык. Еще тридцать шесть дней и девяносто деревьев. Десять деревьев на каждые четыре дня. Я не мог пропустить сегодняшний день. Я схватился за ствол ровы и постарался вырвать его, не подкапывая. Это бесполезно.

Я сел на землю, обнял себя за колени.

Потом встал на колени и обнял Бога за плечи. Или он меня обнял. Я успокоился.

Сзади кто-то подошел. Я ждал слащавый голос Маунти. Но стояла тишина. И тот, кто молчал тишину, тоже стоял. Я повернулся. Романо держал в одной руке секатор, в другой лопату, протягивал мне и улыбался.

— Спасибо, Романо.

Я взял лопату. Она превратилась в моей руке в бутылку. Я боялся этого. Нет, показалось. Лопата осталась лопатой. Я взял секатор и принялся за работу. Тишина исчезла, Романо ушел.

С треском умирала Рова. Я складывал растения в кучи позади себя и продвигался вперед.

Романо тоже выдирал Рову — втыкаю лопату. Надо убить Маунти — вырываю корень.

Романо тоже выдирал Рову — хватаюсь за ствол. Или не убивать — выдергиваю Рову из стены братьев и сестер.

Романо тоже выдирал Рову.

Почему у него не получилось?

Или не убивать?