Ласточкино гнездо

Валерия Вербинина, 2019

Ялта, 1927 год. Пока коллеги наперегонки снимают картины к юбилею революции, режиссер Борис Винтер начинает работу над масштабным приключенческим фильмом. Однако далеко не все идет так, как было запланировано: средств не хватает, рискованный трюк приводит к травме, во время съемок на набережной в море находят утопленника, а потом и в самой съемочной группе происходит убийство… Чтобы разобраться в происходящем, молодой агент уголовного розыска Иван Опалин внедряется к киношникам и понимает, что не все они те, за кого себя выдают…

Оглавление

Из серии: Детективное ретро

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ласточкино гнездо предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 6

Ночные грезы и утренние кошмары

Жизнь проходит мимо окон,

Словно фильмы синема…

Брюсов В. «Синема моего окна»

Лёка проснулась посреди ночи.

Не было ни кошмара, ни сердцебиения, ничего такого — однако она пробудилась и как-то сразу же поняла, что не заснет.

В окно смотрели звезды, где-то в отдалении гудело и перекатывалось море, на соседней подушке спал Вася, и лицо его в сумерках казалось совсем детским. Раньше эта картина растрогала бы Лёку, но сейчас она ощутила лишь что-то вроде смутного раздражения и отвернулась к стене, чтобы не видеть своего любовника.

Она не мечтала о том, чтобы стать актрисой, умеренно увлекалась звездами экрана и в кино попала, если говорить начистоту, только благодаря Васе. Он работал на кинофабрике и хотел, чтобы они как можно больше времени проводили вместе.

До встречи с ним Лёка для виду училась на стенографистку, а на самом деле тихо изнывала от тоски.

Стенография была ей неинтересна, но что поделать, в жизни — как говорила умудренная опытом маман — надо иметь свой кусок хлеба.

Лёка всегда подозревала, что кусок хлеба, к которому больше ничего не прилагается, — мечта так себе, но подчинилась. Она вообще не любила спорить и в сложных ситуациях предпочитала отступить, оставив свое мнение при себе.

Вокруг гремели лозунги эпохи, газеты ослепляли гигантскими заголовками, но все это скользило по поверхности души девушки, никак на нее не влияя.

Собственные стремления Лёки были на редкость старомодными. Она мечтала жить в своей квартире с мужем и двумя детьми, мальчиком и девочкой, а еще лучше тремя, и чтобы после домработницы не надо было пересчитывать количество ложек.

Лёка никогда в этом никому не признавалась, но она ненавидела коммуналку, в которой была вынуждена ютиться с матерью, отчимом, бабушкой и двумя сестрами, а сочные рассказы бабушки о нищей жизни в деревне четверть века назад и вовсе приводили девушку в оторопь.

Вася возник в ее жизни случайно, как знакомый знакомого подруги по курсам стенографии. Он был славный, яркий блондин с открытым лицом и веснушками на вздернутом носу и поначалу скрывал, что работает на кинофабрике.

— Иначе мне прохода давать не будут…

Лёка искренне удивилась, но виду не подала.

По правде говоря, Вася не казался ей каким-то особенным — с работой или без нее, однако девушке было приятно находиться в его обществе. Он считал стенографию чепухой, и Лёка совершенно искренне с ним соглашалась.

Несколько раз он пристраивал ее в статистки на съемках, а затем как-то само собой вышло, что она получила маленькую роль, и режиссер, отсмотрев материал, заметил, что эта хрупкая сероглазая брюнетка с изящной шеей хорошо выходит на экране.

— Тебе бы поучиться актерскому мастерству, — авторитетно заявил Вася Лёке. — Хорошее же дело. В крайнем случае устроишься в какой-нибудь театр рабочей молодежи…

И Лёка пошла учиться.

Не то чтобы ее привлекала мысль стать актрисой — просто это было в любом случае интереснее, чем запоминать крючки, обозначающие разные буквы и слова.

— Возгордишься, небось? — скептически хмыкнула бабушка, узнав о планах внучки. — Ты бы лучше в загсе с ним повенчалась, с Васькой-то твоим. Не ровен час, уведут.

Та эпоха была щедра и на более причудливые выражения, чем «венчаться в загсе», и вовсе не форма, в которую бабушка облекла свои мысли, задела девушку. Она и сама считала, что раз у них с Васей все по-настоящему, надо расписываться. Но Харитонов, едва уловил намек на узаконение отношений, как-то скуксился и стал бубнить, что формальности — вздор, что брак вообще буржуазный предрассудок и что окружающих не касается его личная жизнь, равно как и жизнь Лёки.

…Тогда, конечно, она согласилась, чтобы не спорить, но про себя все-таки немножко обиделась.

К тому же несовершенство тогдашних методов контрацепции оставляло достаточно простора для женских страхов. Лёка боялась, что забеременеет, боялась, что придется делать аборт, боялась, что Вася ее бросит, если что-то случится, а он был беспечен, шел на поводу своих желаний и не замечал — или делал вид, что не замечает — ее тревог.

Он щедро делился с ней сплетнями о том, что творится на кинофабрике, и она вполуха слушала его восторженные вопли, что какой-то Винтер замутил грандиозную фильму и добился безусловной поддержки от какой-то актриски, которая ухитрилась женить на себе старого и глупого наркома Гриневского.

— Мы будем снимать в Ялте! Три, нет, кажется, даже четыре месяца… Надо будет выбить для тебя какую-нибудь роль! Поедем вместе, отдохнем…

Он суетился, таскал с собой Лёку на кинопробы и встречи с Винтером, и в какой-то момент казалось, что все сорвалось, потому что на роль решили взять Инну Белькевич, хорошенькую, кудрявую и томную.

Инна была куда более опытной актрисой — семь ролей, восьмая в фильме, который готовился к выходу. Но тут вдруг что-то забуксовало, и в последний момент все-таки утвердили Лёку.

— Это все Тася, жена Винтера, — объяснил Харитонов. — Инна только что с очередным хахалем рассталась, и Тася боится, что она переключится на ее мужа. А Борис сейчас идет в гору, в такой ситуации мужья меняют жен, как перчатки…

Борис Винтер вовсе не производил на Лёку впечатления человека, который способен менять жен, как перчатки, но девушка, как всегда, промолчала.

В конце концов, главное то, что у нее будет небольшая, но важная роль в фильме, о которой уже сейчас все говорят. Конечно, придется много работать — Лёка уже поняла, что съемки кажутся легкими только тому, кто ни разу не имел с ними дела. А в свободное время она будет отдыхать, купаться и вообще наслаждаться жизнью.

Но никакого наслаждения жизнью не получилось, потому что в вагоне она столкнулась с Андреем Ереминым, который ехал на съемки этим же поездом, и сердце у нее екнуло — или подпрыгнуло в груди — или сотворило какой-то странный кульбит, подробности которого так охотно описывают мастера любовных романов.

Коротко говоря, Лёка увидела актера — и пропала.

— Напомните, пожалуйста, я буду кидать вас в воду или просто застрелю? — поинтересовался Андрей с невинным видом.

У него были темно-русые волосы, правильные черты лица, высокий лоб и зеленоватые глаза, которые в тени казались особенно яркими.

Если присмотреться, то можно было заметить, что они довольно близко посажены, и актер, зная это, предпочитал, чтобы его снимали не в фас, а в других ракурсах. Особенно хорошо он получался в профиль, за что и получил от коллег довольно обидную кличку.

Лёка залепетала, что она не помнит… кажется, ее героиню застрелят… а может быть, и нет… Она чувствовала себя ужасно, ей казалось, что она глупо выглядит и несет вздор. Она не сомневалась, что произвела на Еремина самое невыгодное впечатление, и готова была расплакаться.

— Можно подумать, вы не знаете Бориса Ивановича, — заметил подошедший Вася, — он до последнего будет все переделывать и придумывать на площадке новые эпизоды…

И начался неизбежный киношный разговор с перемыванием косточек всем отсутствующим, лестью в глаза присутствующим и прочими сопутствующими прелестями.

У себя в купе Лёка как следует все обдумала и решила, что она ничуть не влюблена в Еремина, что ей показалось, что на самом деле она любит Васю, тем более что совсем недавно он намекал на то, что после окончания съемок можно будет и расписаться.

Но стоило ей снова увидеть Андрея, его зеленоватые спокойные глаза, в которых, однако, трепетало что-то этакое, и она не находила себе места.

Все осложнялось тем, что у Еремина была невеста, которая ехала вместе с ним на съемки. Ее звали Нюра Звонарева, она была сдобная, круглолицая, укладывала косы вокруг головы и то и дело со счастливым видом висла на рукаве своего жениха.

Лёка ненавидела ее до того, что темнело в глазах.

Хотя Нюра происходила из семьи фотографа, она смахивала на неотесанную крестьянку — и голос, и смех, и манеры у нее были соответствующие.

Возможно, что она пошла в мамашу, величавую Пелагею Ферапонтовну, которая тоже сопровождала киногруппу на юг. Та была здоровая, плечистая, широколицая и производила впечатление хваткой бабы, которой палец в рот не клади. И глазки-буравчики, которые любого видят насквозь.

— А дочка-то у режиссера хворенькая, ить! Как бы не померла…

Лёка жалела бледную, тоненькую, апатичную Марусю, и от слов Ферапонтовны ей становилось тошно.

«И как он может связывать себя с этими… с этими людьми?» — с отвращением думала девушка, косясь на невозмутимый профиль Андрея.

Ее мучило, что она не умеет бороться, не умеет отстаивать свое, а только и может, что плыть по течению. Сколько вокруг твердили, что женщина должна быть самостоятельной и брать на себя ответственность, а у нее не хватало духу объясниться в любви человеку, который ей нравился.

«И потом, что это изменит? — думала она, страдальчески морщась. — Ему будет неловко, мне будет неловко… У него своя жизнь, невеста, у меня… у меня Вася… Андрей старше, ему двадцать семь, он известный актер… Конечно, он привык, что за ним бегают глупые девочки… Нет, не надо ничего ему говорить. Все равно ничего не выйдет, кроме унижения…»

И вот однажды июльской ночью она проснулась с ощущением, что что-то надо делать, что ей нужен Андрей, а все остальное — Вася, съемки, роль в фильме, полученная с таким трудом — в сущности, пустяк. Да, пустяк…

«Если бы Нюра куда-нибудь исчезла… Если бы ее не было… Если бы она сломала себе шею или… не знаю… утонула, как вчерашний бедолага… В воде ведь случается немало несчастных случаев, главное, чтобы никто ничего не заметил. С каким удовольствием я бы утопила эту наглую толстозадую гадину… Только бы быть уверенной, что мне ничего за это не будет… — Она вздохнула и, приподняв тоненькую руку, стала водить пальцем по стене. — А Вася… ну что… С Васей я объяснюсь…»

Счастливый Вася, не подозревавший, что невесту Еремина собирались утопить, а его просто выкинуть за ненадобностью, как рваный чулок, повернулся во сне, что-то забормотал и перекинул руку, которая легла на Лёку.

Девушка осторожно отодвинулась, чтобы рука Харитонова сползла на кровать и не касалась ее.

«Можно ли избавиться от человека так, чтобы никто ничего не заподозрил? Наверное, можно… Если вокруг никто не знает, как ты его ненавидишь… Если терпеливо ждать своего часа…»

И тут ей пришла в голову другая мысль.

«Но ведь Андрей… Он же расстроится, если Нюры не станет…»

Она окончательно упала духом. Раз Андрей любит свою невесту, он возненавидит любого, кто причинит ей зло. Значит…

«И опять я прихожу к выводу, что надо ничего не делать, что пусть все идет своим чередом… — В ярости она повернулась и ударила по подушке кулаком. — Тряпка! Ничтожество! Ничего-то ты не можешь, ничего…»

На глазах у нее выступили злые слезы. Она беззвучно заплакала в подушку, чтобы не разбудить Васю.

«Что за жизнь… боже, что за жизнь! Сценарий… в кои-то веки не про революцию… хороший режиссер… Роль у меня… И опять мне плохо… никакой радости… никакой…»

Она завозилась, кое-как накрылась тощим одеялом и, едва свыкшись с мыслью, какая она никчемная, несчастная и вдобавок плохая актриса, внезапно заснула.

Когда она проснулась, стоящий на столе будильник, который Вася захватил с собой в Ялту, показывал одиннадцатый час. Самого Васи нигде не было видно.

Лёка в ужасе подскочила на кровати, вообразив, что опаздывает на съемку, но вспомнила, что Парамонов запретил сегодня снимать на набережной, и успокоилась.

Вася вернулся через несколько минут, когда Лёка уже оделась и приводила себя в порядок. Она не сразу заметила странное выражение его лица.

— Лёка… Там из угрозыска пришли, всех опрашивают.

— Опять? — вырвалось у нее.

— Да нет, это не из-за утопленника… Сашу зарезали.

Она опустила руку, в которой держала расческу, и с недоумением посмотрела на Васю.

— Сашу Деревянко? Помощника оператора?

— Ну да…

— За что? — пробормотала она, все еще не веря в то, что Саши Деревянко, который замечательно умел рассказывать анекдоты и сам заразительнее всех хохотал над ними, больше нет.

Вася развел руками и повалился на стул.

— А я знаю?

— Я же видела его вчера вечером… — пролепетала она и умолкла.

Бедный Саша. А если бы на его месте оказалась Нюра? Если бы…

В дверь кто-то решительно постучал.

— Войдите! — крикнул Вася.

Это оказался не сам Парамонов, а его подчиненный Сандрыгайло — тощий, как спичка, упорный, как заноза, и в двадцать с небольшим уже плешивый. Он изложил суть дела, извинился и объяснил, что ему надо снять показания.

— Я хотел бы взглянуть на ваши документы… Таков порядок…

Лёка была последним человеком, который стал бы возражать против существующего порядка, и вручила помощнику свое удостоверение личности со словами «РСФСР» и гербом республики на обложке.

Помощник пробежал глазами строки. Фамилия, имя и отчество… Год, месяц, число и место рождения… Место постоянного жительства… Род занятий… Отношение к прохождению обязательной воинской службы (прочерк)… Семейное положение — девица. Серия документа… номер… подпись… печать…

«А ничего девица-то», — подумал Сандрыгайло, бросив быстрый взгляд на Лёку, и стал заполнять протокол.

— Когда вы видели Александра Ивановича Деревянко в последний раз? Я имею в виду, живым…

Лёка с трепетом посмотрела на собеседника.

— Мне кажется, я видела его вчера в кафе. Он сидел на веранде…

— Что за кафе, как называется? — насторожился Сандрыгайло.

— Я не помню… кафе недалеко от набережной… ну вот если идти… — Она попыталась описать, как именно идти, но сразу же запуталась во всевозможных подвохах.

— Вывеска там была? — пришел ей на помощь собеседник.

— Была, но я не запомнила…

— Сколько слов на вывеске?

Лёка задумалась.

— Кажется, два…

— Может, «Красная Ривьера»? — Это заведение располагалось ближе всего от места, где обнаружили труп.

— Я не знаю. Не помню… — удрученно пробормотала Лёка.

— Оркестр в заведении играл?

— Да-да!

— Большой оркестр-то?

— Нет, там всего несколько музыкантов… Столики круглые, но без скатертей… Мне кажется, в названии был какой-то цветок, — неожиданно объявила Лёка и посмотрела на Сандрыгайло с надеждой.

Значит, все-таки не «Красная Ривьера», а «Роза ветров».

Сандрыгайло насупился.

Сразу же ведь мог сообразить, что помощнику оператора «Красная Ривьера» не по карману. Там приезжие гуляют, у которых денег куры не клюют, всякие нэпманы и их спутницы с громкими голосами и накрашенными лицами.

— В котором часу это было?

— Ну…

— Я понимаю, что точное время вы не запомнили, но хотя бы приблизительно. Когда?

— Вечером. Часов в пять, в шесть…

— Скажите, а вы не заметили, Деревянко был один? — спросил Сандрыгайло.

— Нет. С ним сидел Щелкунов, наш реквизитор, и Пирожков… гример…

— Они приехали из Москвы?

— Нет, они с местной кинофабрики, — подал голос Вася.

— Как и Деревянко, — пробормотал себе под нос Сандрыгайло. — Скажите, барышня, только честно: вы не замечали, может, у них были какие-то конфликты? Я имею в виду, у убитого с теми двумя…

— Нет… — потерянно ответила Лёка и даже головой мотнула. — Что вы… какие конфликты… Мы все над одним фильмом работаем… Пирожков и Щелкунов — замечательные люди…

Вася слушал ее и хмурился.

Ему только сейчас пришло в голову, что Лёка в последнее время стала часто гулять одна и даже не приглашала его с собой. Но тут он посмотрел на ее нежное испуганное личико и устыдился своих подозрений.

Конечно, она вся на нервах, потому что съемки сложные, и Винтер не всегда ею доволен… А она честолюбива, хоть и старательно это скрывает…

— А вообще у покойного были конфликты с кем-то из членов съемочной группы? — по-деловому рубанул Сандрыгайло.

Лёка заколебалась.

Вот, к примеру, Эдмунд Адамович пару раз рявкал на помощника, который по мелочи проштрафился — нечетко написал цифры на дощечке, криво установил камеру. Но ведь любому же ясно — из-за таких вещей не убивают.

— Например, — Свидригайло быстро глянул лист одного из предыдущих протоколов, — с Голлербухом ссорился?

— Вы имеете в виду Володю Голлербаха?

— Да, его.

— Да нет, с какой стати…

— А вот, к примеру, художник ваш, Усольцев? Или Лавочкин. Умора какой актер, — добавил Сандрыгайло, улыбаясь во весь рот, но тут же напустил на себя официальный вид. — С ними Деревянко ссорился?

Вася счел своим долгом вмешаться и объяснил недоумевающей Лёке, что именно Усольцев, Голлербах и Лавочкин вчера обнаружили убитого, причем все трое были в подпитии и, как следствие, первыми попали под подозрение.

— Послушайте, — начала Лёка, оправившись от изумления, — они никогда… Как вы вообще можете думать, что кто-то из них имеет отношение к… к этому делу…

Она говорила, и в то же самое время какой-то противный голос нашептывал ей, что даже она сама несколько часов назад обдумывала убийство человека, который по большому счету ничего плохого ей не сделал, а раз так… Раз так, вообще никому нельзя верить.

— Я просто задаю вопросы, — пожал плечами Сандрыгайло и быстро-быстро стал водить ручкой по бумаге. — В общем, у вас нет никаких подозрений, кто и за что мог убить Деревянко?

— Никаких, — пробормотала Лёка и развела руками. — Я… у меня… совсем… — Она посмотрела на Васю и умолкла.

…Примерно через полтора часа Сандрыгайло в кабинете начальника ялтинского угрозыска докладывал мрачному Парамонову, что именно ему удалось узнать от коллег убитого.

— Девушка дала зацепку — «Роза ветров». Заведение так себе, но ничего подозрительного за ним не числится. Конечно, если б Деревянко просто оглушили и обчистили, было бы более-менее понятно, кого искать. Но…

Парамонов шевельнулся на стуле.

— Евсеич осматривал тело, — сказал он кисло.

Евсеич был старый доктор, который уже много лет помогал сначала полиции, а потом угрозыску, и его заключения ценились на вес золота.

— И что?

— Один удар в сердце. Евсеич говорит — бандитская манера. Кого-то мы прошляпили, — вздохнул Парамонов.

Среди прочего ему вменялось следить за тем, чтобы к началу курортного сезона в городе не оставалось никакого криминального элемента, способного осложнить жизнь отдыхающих.

Но элемент пер из всех щелей, выходил из тюрем по многочисленным амнистиям, приуроченным к столь же многочисленным революционным праздникам, ехал из Одессы и Ростова, слетался, как мухи на мед, и Парамонов страдал.

Ему приходилось прикладывать нешуточные усилия для того, чтобы соблюдался порядок.

Отчасти выручала разветвленная сеть осведомителей, отчасти — то, что начальник угрозыска положил себе за правило знать все подозрительные места в городе и держал их под контролем. И вот нате вам, за одни сутки разом — выловленный из моря труп и убитый киношник.

— Есть у меня одно соображение… — начал Сандрыгайло, косясь на шефа.

— Валяй.

— К старухе Лукомской недавно вселился жилец. Без чемоданов.

Парамонов насторожился.

— Ну? Кто такой?

— По документам числился как Опалин, а там — кто знает? Соседка Лукомской Крутикова говорит — на роже шрам, да и рожа бандитская. Проверить бы, говорит, его. И вот еще что: по приметам он очень похож на того, кто жену наркома обложил матом, когда она ехала в своем авто. Помните, она нам еще скандал закатила из-за этого…

— Приведи-ка его ко мне, — в порыве вдохновения объявил Парамонов.

— А «Роза ветров»?

— Потом. Сначала этот, со шрамом.

Сандрыгайло не стал спорить, а откозырял и отправился разыскивать подозрительного Опалина, который обнаружился после трех часов поисков возле одного из ялтинских санаториев.

Представитель власти доставил задержанного в отделение угрозыска, а затем события приняли совершенно неожиданный оборот.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ласточкино гнездо предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я