Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

Вадим Волобуев

Первая русская биография римского папы Иоанна Павла II (1920–2005), написанная на основе уникальных архивных материалов. Это рассказ об одном из самых ярких и неординарных политиков 1970–1980-х годов прошлого века, существенно повлиявшего на ход мировой истории. Из книги читатель узнает, как римско-католическую церковь впервые в истории возглавил славянин и что он изменил в ней. Какова роль римского папы в крушении социалистического лагеря и кто стоял за турецким террористом, стрелявшим в понтифика в 1981 году. Как и зачем Иоанн Павел II налаживал диалог с другими религиями и заключал ли он тайный союз с Рональдом Рейганом. Влиял ли Ватикан на итальянскую политику и при чем тут деньги мафии. Одобрял ли понтифик бомбардировки Югославии и вторжение в Ирак. Как Иоанн Павел II оценивал мир после «холодной войны» и почему выступал против евробюрократии. Что он думал о феминизме, свободной любви и сексуальных меньшинствах. Знал ли глава Апостольской столицы о масштабе педофилии среди духовенства и как поступал с провинившимися. Что влекло понтифика в Россию и почему он так и не посетил ее. Вадим Волобуев – историк и политолог, старший научный сотрудник Отдела современной истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы Института славяноведения РАН.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

← Потери

Призвание →

Родина

Вадовице — скромный (даже по меркам Польши) городишко в пятидесяти километрах к юго-западу от Кракова, расположенный в предгорьях Бескид. В межвоенное двадцатилетие там обитало примерно семь с половиной тысяч человек. При австрийцах город процветал, так как находился на тракте, соединявшем Львов и Вену. Но Первая мировая война и завоевание Польшей независимости подвели черту под его «золотым веком» — город начал хиреть.

Своеобразным пережитком имперских времен осталась кондитерская напротив городского собора, которую держал приехавший из Вены торговец Кароль Хагенхубер. Туда в школьные годы бегал юный Войтыла с друзьями, чтобы угоститься кремовыми пирожными. Спустя много десятилетий, навещая родной город в ранге понтифика, он вспомнит об этом времени, и тогда кремовые пирожные из Вадовиц («папские кремовки») превратятся в бренд, известный всей стране.

В начале XX века в городе провели электричество, однако в целом он оставался глубоко провинциальным — в нем даже не было водопровода³⁴. Рыночная площадь, возле которой жила семья Войтыл, представляла собой малопривлекательное зрелище покрытого грязной жижей пустыря, хотя ее и окружали каменные дома в несколько этажей. Каждый четверг сюда съезжались крестьяне, торговавшие с местными купцами (преимущественно евреями).

Евреи составляли пятую часть населения Вадовиц. Дом, в котором проживали Войтылы, принадлежал еврейскому торговцу Хаиму (Хелю) Баламуту, державшему на первом этаже магазин (Войтылы жили прямо над ним). Баламут, как и старший Войтыла, прошел Первую мировую, получил ранение на итальянском фронте. В своем магазине он продавал стекло, хрусталь, а также разнообразную технику. Реклама в витрине гласила: «Велосипед за сто злотых на сто лет»³⁵.

Очевидно, именно с ним, домовладельцем, старший Кароль вел беседы о минувшей войне, которые вспоминал Войтыла спустя шестьдесят лет: «Все свое детство я слышал рассказы ветеранов Первой мировой о бесконечных ужасных сражениях, где, казалось, весь стратегический гений сводился к тому, чтобы гнать в воронки от взрывов все новых солдат, пока у противника не иссякнут боеприпасы. Ветераны вспоминали, как, после ранения или получив отпуск, они приезжали на несколько дней или недель в тыл и наблюдали там настоящий спектакль: мелкие подлости, предательства и непонятный восторг. Насмотревшись всего этого, они возвращались к окопному братству без сожаления, хотя и не без страха»³⁶.

До Второй мировой войны Польша была страной с наибольшим процентом еврейского населения в мире. Согласно переписи 1931 года, в Польше проживал 3 130 581 еврей, что составляло 9,8% населения страны. Из них на идиш говорили 2 700 000, то есть 8,6% от общей численности граждан Польши³⁷. Во всех крупных польских городах имелись районы, сплошь населенные евреями. Варшава была на треть еврейским городом, Львов — почти наполовину. Большое количество еврейских местечек усеивало восточные окраины — «кресы» (в России этот регион именуют Западной Украиной и Западной Белоруссией). Существовало большое количество общественных и политических организаций евреев, выходило более ста периодических изданий на идиш. В Сейме еврейские депутаты обычно входили в состав блока национальных меньшинств.

Очень значительным было число евреев среди творческой и научной интеллигенции страны. В 1929 году из 7500 польских художников и литераторов евреями были 3000 человек, из 9000 ученых — 5000, а из 14 000 инженеров и архитекторов — 6000. Всего же, согласно переписи населения 1931 года, из 3 839 400 лиц, занятых свободными профессиями (включая ремесленников и предпринимателей), евреев насчитывалось 1 997 200³⁸.

Из среды польских евреев вышли такие люди, как сатирик Станислав Ежи Лец, писатели Исаак Башевис-Зингер, Ежи Косинский и Станислав Лем, педагог Януш Корчак, советолог Ричард Пайпс, создатели мировых косметических брендов Хелена Рубинштейн и Максимилиан Факторович (Макс Фактор), изобретатель эсперанто Людвик Заменгоф, поэты Болеслав Лесьмян и Юлиан Тувим, режиссеры Роман Полански и Ежи Хоффман. На польской земле родился один из создателей Израиля Давид Бен-Гурион. Да что говорить — четыре премьера израильского правительства происходили из Польши!

Столь большой процент «нетитульной нации» в стране, резко отличавшейся от нее своими обычаями и культурой, способствовал широкому распространению антисемитских настроений, подогревавшихся нараставшей конкуренцией между польской и еврейской буржуазией. После прихода к власти в России большевиков к обычной неприязни добавились подозрения в просоветской ориентации евреев — пресловутый ярлык «жидо-коммуны».

Провозглашение независимости Польши словно стало сигналом для череды погромов. Уже в ноябре 1918 — августе 1919 года, согласно данным комиссии американского сенатора Генри Моргентау, произошло восемь антисемитских «эксцессов», спровоцированных польским населением, солдатами и местными властями. Суммарно в них погибло 280 человек. Неудивительно, что в период польско-большевистской войны, по утверждению члена Реввоенсовета XV армии Западного фронта РККА Д. В. Полуяна, еврейское население в общем тепло отнеслось к Красной армии. Пресловутая рабочая милиция, которую сформировали большевики в тот краткий период, пока контролировали значительную часть Польши, фактически являлась еврейской милицией³⁹.

Конституция Польского государства гарантировала всем нациям равные права (хотя и оговаривала главенствующее положение католической веры). Однако на деле эта гарантия оставалась пустым звуком. «Арийский параграф», применявшийся во многих учреждениях, не позволял евреям делать карьеру, в 1923 году обсуждался вопрос о введении лимита для лиц иудейского вероисповедания на поступление в вузы. Смена правительства сорвала воплощение этого проекта, однако после смерти в 1935 году Юзефа Пилсудского, выступавшего против дискриминации нацменьшинств, многие вузы приняли у себя правило, согласно которому евреи могли составлять не более 10% от общего числа учащихся. При этом они обязаны были занимать «лавки-гетто», то есть сидеть отдельно от остальных студентов. Предпринимались попытки запретить еврейским футбольным клубам (а были и такие) участвовать в чемпионате. За это ратовала, например, краковская «Висла», но против выступала любимая Войтылой «Краковия»⁴⁰.

Еще дальше шли сторонники шовинистически настроенной Национально-демократической партии, лидер которой Роман Дмовский (один из «отцов польской независимости») написал ряд художественных и публицистических произведений откровенно юдофобской направленности. Национал-демократы (эндеки) громили магазины, принадлежавшие евреям, и призывали бойкотировать их товары. Влияние этой партии было так велико, что Пилсудский, к примеру, так и не смог набрать добровольцев в свои формирования во Львове, поскольку там доминировали сторонники пророссийски ориентированного Дмовского. В независимой Польше эта насквозь антисемитская партия была главной оппозиционной силой. Именно эндеки придумали словосочетание «чудо на Висле», которое первоначально служило насмешкой над военными неудачами Пилсудского в войне с советской Россией.

Войтыла с детства пересекался с еврейской стихией. Жил в доме, принадлежавшем еврею, учился в классе с тремя евреями. В 1937 году присутствовал на выступлении кантора Давида Куссавецкого в вадовицкой синагоге. Спустя пятьдесят лет на месте снесенной нацистами синагоги будет открыта памятная табличка на двух языках. Приветственное слово в честь этого события, написанное Иоанном Павлом II, передаст его одноклассник Ежи Клюгер, почти вся семья которого погибла в Аушвице⁴¹.

Вдвоем с Клюгером Войтыла провожал на вадовицкий вокзал свою напарницу по драмкружку Гинку Бээр, отец которой решил эмигрировать в Палестину, после того как антисемитские правила вынудили его дочь уйти из медицинской школы в Кракове. «Вы видите, что творится с евреями в Германии, — сказала она им. — То же самое начинается и здесь». Старший Войтыла произнес на прощание: «Не все поляки — антисемиты. Ты знаешь, что я другой».

В 1938 году отец Клюгера — председатель еврейской общины Вадовиц — вынужден был добавить к фамилии на дверной табличке в конторе свое иудейское имя. Таковы были новые правила. В витринах особо предусмотрительные хозяева начали выставлять объявления: «Здесь христианский магазин». Некоторые одноклассники Войтылы вступили в партию эндеков. Время от времени в гимназии вспыхивали драки на межнациональной почве. Как-то раз на Рыночной площади группа молодчиков устроила пикет перед еврейскими магазинами, выкрикивая, что экономический бойкот иудеев — это и есть настоящий патриотизм. На следующий день возмущенный этим учитель истории Ян Гебхард, демонстративный социалист⁴², выступил перед одноклассниками Войтылы и зачитал воззвание Мицкевича, написанное в 1848 году. В этом воззвании поэт обрисовал, как по его мнению должна выглядеть независимая Польша, и в десятом пункте оговорил положение евреев: «Израилю, старшему Брату, — уважение, братство, помощь на пути к его вечному и земному счастью, равные со всеми права».

Внесло свою лепту в усиление антисемитизма и католическое духовенство. Например, открыто юдофобскую позицию занимал варшавский митрополит Александр Каковский, видевший в евреях источник всех «подрывных» общественно-политических течений в Польше (от коммунизма до масонства). Не чужд этой точки зрения был и глава римско-католической церкви в Польше кардинал Август Хлёнд, который в пастырском послании от 29 февраля 1936 года напрямую увязал коммунистическую пропаганду с деятельностью евреев (впрочем, оговорившись, что «не все евреи такие»). В период наступления Красной армии на Варшаву в июле 1920 года польский епископат обратился с воззванием к соотечественникам, указав, что во главе коммунистов стоят евреи, «у которых в крови ненависть к христианству». Среди массы польского духовенства не было сомнений также и в подлинности «Протоколов сионских мудрецов», которые нередко приводились в качестве доказательства зловредной сущности всех евреев⁴³. Немалая часть ксендзов и епископов оказывала поддержку эндекам, особенно в регионах со значительным непольским населением (на тех же кресах, к примеру).

В этом смысле приходской священник в Вадовицах Леонард Проховник был нетипичен. Войтыла запомнил его слова, что антисемит не может быть добрым христианином. Впрочем, тот же Проховник в январе 1938 года на заседании местного отделения Католического действия возмущался поведением Баламута, который однажды завел в своем магазине веселую музыку, когда рядом двигалась похоронная процессия. И священника совсем не утешало, что Баламут поступал так каждую пятницу, чтобы привлечь клиентов, — бестактность еврея выглядела возмутительной⁴⁴.

Слово ксендза всегда было весомо в Польше. Когда поляки жили под чужой властью, католическая церковь оставалась главным (а в собственных глазах — и единственным) носителем национального духа. Священники, случалось, даже принимали участие в восстаниях. К примеру, последним отрядом повстанцев, разбитым русскими войсками в 1864 году, командовал ксендз Станислав Бжуска.

В отличие от Русской православной церкви, переживавшей в начале XX века «оскудение любви» со стороны крестьянства, костел вошел в новую эпоху в ореоле славы и мученичества. Священник Игнаций Скорупка, с поднятым крестом ведущий в бой солдат под Варшавой в 1920 году, стал самым известным символом гражданского подвига польского духовенства, его готовности пожертвовать собой ради отчизны.

Клише «поляк-католик» родилось не на пустом месте. В сословной России XIX века, где не успели сложиться нации, народы различались по вероисповеданию. Среди поляков не наблюдалось большого числа православных или мусульман, все они были записаны как католики. Равным образом в лютеранской Пруссии, а затем — в единой Германии, где идеалом немца считался протестант, поляки также оказались в положении угнетенного католического меньшинства. Церковь таким образом стала основным препятствием в деле германизации и русификации. Отсюда оставался один шаг до отождествления поляков с католической верой. И этот шаг с готовностью сделал сам клир, который с тех пор неизменно проводил идею, что добрый поляк — непременно католик, хотя еще в начале XVII века среди магнатов и шляхты встречались и кальвинисты, и православные. Из политиков эту идею наиболее рьяно поддержал Роман Дмовский, что и послужило причиной симпатий немалой части духовенства к эндекам.

Католицизм и впрямь глубоко врос в сознание и традиции польского народа. По сей день в Польше все дети девяти лет с большой помпой проходят обряд первого причастия, а в пятнадцать лет — миропомазания. Между этими двумя событиями многие успевают послужить алтарниками. Существует целая сеть кружков алтарников, что вовсе не считается в Польше чем-то архаичным. Характерно, что небесный покровитель католических алтарников (министрантов) — как раз поляк, святой Станислав Костка. К каждому вузу в Польше приписан храм, где нередко принимается студенческая присяга. Даже в социалистические времена Польша долгое время оставалась европейским лидером по количеству официальных религиозных праздников, а Рождество и Пасха считались нерабочими днями на протяжении всей истории ПНР (1944–1989).

Войтыла принял первое причастие в мае 1929 года, спустя несколько недель после смерти матери. На Кароле была одежда Эдмунда, в которой тот приступал к причастию тринадцатью годами ранее: белая рубашка с матросским воротником и белые шорты до колен. Законоучитель сводил его и других причастившихся в кармелитский монастырь «на горке», где гимназисты помолились у гроба Рафаила Калиновского. Год спустя, на праздник Богоматери Кармельской, Войтыла получил от монахов скапулярий — фартук до пят с изображением Девы Марии и сердца Иисуса, закрывающий живот и спину. Такие фартуки получили все ученики, но лишь Войтыла носил его до самой старости⁴⁵.

«Он был невероятно набожным, — вспоминала спустя много лет Галина Круликевич. — Даже в таком маленьком городке это обращало на себя внимание. Мог лежать распростертым ниц в костеле, долго молиться»⁴⁶. Неудивительно, что в гимназии именно Лёлек стал председателем кружка алтарников. Его прощальную речь к ксендзу Фиглевичу, которого в 1933 году перевели из Вадовиц в Краков, напечатали в «Колокольчике» — министрантском приложении к католическому еженедельнику «Воскресный колокол». В 1935 году по приглашению Фиглевича Войтыла съездил на Пасхальное триденствие в Краков, отстоял Темную утреню в кафедральном соборе на Вавельском холме — месте коронации властителей Польши. В декабре того же года он вступил в Конгрегацию Марии (Congregatio Mariana) — международную организацию школьников и студентов. В Конгрегации Войтыла быстро выбился в председатели гимназической ячейки и стал казначеем (как «самый честный», по словам его учительницы).

У Войтылы, надо сказать, было довольно отстраненное отношение к деньгам и вообще к материальным благам. Даже став епископом, он так и не завел себе банковского счета и не имел собственных денег. Если кто-то при объезде епархии вручал ему в дар конверт с деньгами, Войтыла не открывал его, а просто передавал кому-нибудь нуждающемуся⁴⁷. В юности он, как и все ученики, откладывал немного в школьную кассу и накопил к концу обучения триста злотых. Немалая сумма! «Три велосипеда мог купить у Баламута!» — восхищался один из одноклассников. Чему удивляться? Скорее всего, Войтыла просто не помнил об этих деньгах. В университете, например, он ходил в поношенной одежде и совсем не забивал себе голову внешним видом. Актриса Данута Михаловская, впервые увидев его в 1938 году на поэтическом вечере, вспоминала, что Войтыла выделялся на фоне других выступавших: он был без галстука, в простецкой одежде и носил длинные волосы. Даже став доцентом, Войтыла приходил на лекции в одной и той же кожаной шапке и грубой блузе поверх истрепанной сутаны. «Когда в аудитории он вешал свой плащ на стул, всякий мог убедиться, что лектор одевался беднее, чем большинство студентов», — вспоминал один из его краковских учеников⁴⁸. Это было не бессребреничество, а скорее жизнь духа, затмевавшая жизнь тела. Внешний блеск его не интересовал. Он испытывал равнодушие даже к изобразительному искусству, хотя имел возможность насладиться произведениями великих художников как в Кракове, так и в Ватикане (тем парадоксальнее, что именно при Иоанне Павле II отреставрировали фрески Микеланджело в Сикстинской капелле).

В мае 1936 года в качестве члена Конгрегации Марии Войтыла первый раз участвовал в паломничестве учащейся молодежи к величайшей святыне Польши — иконе Черной Мадонны в Ясногурском монастыре, находящемся в городе Ченстохова (отсюда другое название иконы — Ченстоховская Богоматерь). Попавшая в Польшу в середине XIV века в качестве трофея при захвате Галиции, икона повторила судьбу чтимой в России иконы Владимирской Богоматери: тут вам и предание об авторстве евангелиста Луки, и история о чудесном заступничестве Мадонны перед татарами, и легенда о вставших лошадях, которые везли животворный образ.

Паломничество, в котором участвовал юный Войтыла, было приурочено к 280‐й годовщине так называемого «львовского обета», данного королем Яном II Казимиром в 1656 году, когда почти вся Речь Посполитая оказалась в руках шведов, русских и восставших казаков. В тот год преследуемый неудачами король по примеру кардинала Ришелье отдал страну под покровительство Девы Марии, дабы та оборонила государство от врагов. С тех пор «львовский обет» стал неизменной частью культа Богородицы в Польше.

Службу вел кардинал Август Хлёнд. Тысячи молодых людей, стоя на коленях перед монастырским валом, повторяли текст присяги вслед за читавшим его епископом: «Мы все — будущее Польши, новой, лучшей, великой Польши, борющейся за превращение нашей Родины в католическое государство польского народа». Члены Конгрегации Марии затягивали свои гимны, но их заглушали песни молодых эндеков и активистов еще более правых, откровенно фашистских организаций⁴⁹.

Популярность ясногурских паломничеств среди правых понятна: слова о «католическом государстве польского народа» как нельзя лучше отвечали взглядам Дмовского и его последователей, выступавших за ассимиляцию нацменьшинств. Проблема эта стояла в тогдашней Польше остро: кроме евреев, в стране жило немало украинцев (13,9% от общего числа населения, согласно переписи 1931 года), белорусов (3,1%) и немцев (2,3%). Территориальные претензии предъявляла Литва, у которой в 1920 году Пилсудский отнял населенное почти исключительно поляками и евреями Вильно (Вильнюс). В Восточной Галиции, где поляки в 1919 году раздавили Западно-Украинскую народную республику, вела террористическую борьбу Организация украинских националистов (ОУН), против которой в 1930 году Пилсудский провел масштабную акцию «усмирения». В 1934 году члены ОУН (среди них — Степан Бандера и Роман Шухевич) застрелили в центре Варшавы министра внутренних дел Бронислава Перацкого. По этому делу в 1935–1936 годах в Варшаве и Львове состоялись громкие судебные процессы.

В северо-восточных землях в начале 1920‐х действовали белорусские боевики, получавшие подпитку из Литвы и советской России. Впрочем, их деятельность быстро утихла, так как из трех «белорусских» воеводств в двух (Белостоцком и Новогродском) в 1921 году большинство населения составляли поляки, и лишь в Полесском белорусов было примерно в два раза больше, чем представителей титульной нации. В 1930‐е годы там развернула деятельность Коммунистическая партия Западной Белоруссии, находившаяся на содержании Коминтерна (как и вся нелегальная Компартия Польши, частью которой являлась КПЗУ).

Войтыла, однако, жил в регионе, где ощутимым нацменьшинством были только евреи. Поэтому в его воспоминаниях о детстве и молодости нет ничего об украинцах, белорусах или немцах. Зато есть много о евреях. Баламут, Клюгер, Бээр, Вебер — все эти люди окружали его с раннего детства. В таких условиях он мог стать либо завзятым антисемитом, либо, наоборот, другом евреев. Войтыла выбрал второе. Не случайно именно ему выпадет на долю совершить акт исторического примирения Святого престола с народом Торы.

Призвание →

← Потери

* * *

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

Bernstein K., Politi M. Jego Świątobliwość Jan Paweł II. Nieznana historia naszych czasów. Warszawa, 1997. S. 28.

Szczypka J. Op. cit. S. 7–8. См. также документальный фильм «Lolek. Dzieciństwo i młodosć Karola Wojtyły». 4:35.

Jan Paweł II. Nie łękajcie się… S. 28.

Markus J. Social and political history of the Jews in Poland. 1919–1939. Berlin, 1983. P. 16; Eisler J. Polski rok 1968. Warszawa, 2006. S. 91.

Markus J. Op. cit. S. 67, 31.

Михутина И. В. Польско-советская война 1919–1920 гг. М., 1994. С. 191.

Kozłowski M. Naród wybrany — Cracovia Pany. Z wielokulturowej historii polskiego sportu. Warszawa; Kraków, 2015. S. 64.

Moskwa J. Op. cit. T. I. S. 9–10. См. также: Nowa synagoga w Wadowicach // http://www.sztetl.org.pl/pl/article/wadowice/11,synagogi-domy-modlitwy-i-inne/363,synagoga-w-wadowicach-ul-gimnazjalna-/ (Сайт истории польских евреев «Виртуальный Штетль». Дата обращения: 05.02.2016).

Lecomte B. Op. cit. S. 34.

Pałka D. Kościół katolicki wobec żydów w Polsce międzywojennej. Kraków, 2006. S. 137, 183–184, 180, 141.

Weigel G. Świadek… S. 57; Lecomte B. Op. cit. S. 50; статья о Х. Баламуте на сайте вадовицкого центра культуры им. М. Вадовиты // URL: http://wck.wadowice.pl/wck-muzeum/dziedzictwo-wadowic/znani-wadowiczanie/chiel-balamuth (дата обращения: 23.10.2017).

Gil Cz. Kiedy Karol Wojtyła przyjał szkaplerz karmelitański? // URL: https://bit.ly/3auSaGI (дата обращения: 16.06.2017); Jan Paweł II. Dar i tajemnica. Kraków, 1996. S. 29.

С папой я была знакома 72 года // Новая Польша. 10.02.2011 (Интервью с Х. Квятковской-Круликевич на сайте журнала «Новая Польша» — URL: https://bit.ly/2VTJKDA; дата обращения: 15.03.2016).

Weigel G. Świadek… S. 257.

Lecomte B. Op. cit. S. 165; документальный фильм «Lolek. Dzieciństwo i młodosć Karola Wojtyły» — 21:47; Интервью с Д. Михаловской на сайте Театрального института им. З. Рашевского: Mój kolega papież // URL: http://www.e-teatr.pl/pl/artykuly/24033,druk.html (дата обращения: 04.03.2016).

Moskwa J. Op. cit. S. 17–18.