Другая школа 2. Образование – не система, а люди

Александр Мурашев, 2021

«Открыв эту книгу, вы станете участником эксперимента. Я называю его «путешествием внутрь школы». В течение 9 месяцев я общался с десятками учителей и школьников. С ученым Робертом Сапольски и легендарным преподавателем Кеном Робинсоном. Я буквально жил в «Новой школе» – пространстве, объединившем педагогов из районных и региональных учебных заведений, методистов программы «Учитель для России» и выпускников школы Тубельского. Мне хотелось собрать ящик с инструментами, с которым можно будет отправиться в любое учебное заведение в любом регионе России. Тот, что не потребует от преподавателей и родителей никаких особенных ресурсов. Кроме одного: желания пробовать что-то новое в общении с детьми. Для меня это не просто книга, это целый опыт. Проживая его вместе с героями, вы поймете: каждый из нас может создать для своего ребенка среду, в которой ему будет интересно учиться, познавать мир и себя». Александр Мурашев В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Оглавление

Из серии: Книги, которые все ждали

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Другая школа 2. Образование – не система, а люди предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

08:15

Кабинет директора

«Счастье или ЕГЭ?»

На двери — почти граффити: трафаретный портрет человека в очках и с бородой. Несколько секунд я размышляю, каким может быть директор школы, который изображен на этом рисунке. Встречая Кирилла Медведева впервые, ты действительно оказываешься в плотном кольце из собственных стереотипов: на инстинктивном уровне перед директором хочется извиниться даже за то, чего еще не совершал. Пару лет назад мне уже приходилось ощущать нечто подобное, когда в датской школе я спросил у модно одетого хипстера, не видел ли он директора Стеффана. Оказалось, что видел — хотя бы потому, что Стеффаном оказался он сам. «Разрыв шаблона» выглядит примерно так: когда самые интересные и глубокие разговоры случаются с людьми, которые выглядят совсем не так, как ты этого ожидаешь.

В первый момент сбивает с толку, что Кирилл достаточно молод — гораздо моложе многих своих коллег. То немногое, что я о нем знаю, похоже на бриф из папки для журналистов, которую пресс-атташе раздают журналистам перед началом интервью со знаменитостью. В прошлом — завуч одной из сильнейших математических школ России, преподаватель математики, методист программы «Учитель для России». При этом ни педагогом, ни тем более директором Кирилл становиться не собирался.

«Есть уверенные в себе люди, которые приходят в образование, не задавая себе вопрос: «Могу ли я чем-то навредить детям?» — говорит мне Кирилл. — Но вот меня этот вопрос волновал очень сильно. На первых курсах механико-математического факультета мне казалось, что шестиклассники подготовлены лучше меня — ведь я в их возрасте не решал таких же задач. Но во время аспирантуры у студентов было принято вести уроки в школах, и мне это понравилось — хотя свой самый первый урок я помню до сих пор. Поначалу школьники еще вели себя нормально, а потом начали мяукать и мычать, пускать мне в спину бумажные самолетики и отказываться делать задания. И я подумал, что для меня все происходящее будет вызовом. Мне было интересно решить этот вопрос как математическую задачку. Придумать, как с ней разобраться».

Когда на следующий день у школьников нашлись «экзотические причины» не сделать домашнее задание, Кирилл объявил о появлении системы «жесткая жесть». «В семестр или полугодие у меня можно было допустить не больше двух официальных «забываний» домашней работы. В остальных случаях я сразу ставил «два», — рассказывает Кирилл. — При этом чем хуже была оценка, тем шире открывались возможности. У тебя всегда были легальные способы решить проблему, а не уклониться от нее. Сдав контрольную на «два», ты мог сделать работу над ошибками и получить оценку лучше. Более того, «двойку» нужно было переделать. Не сделаешь работу над ошибками — получишь еще одну «двойку». Это была геометрическая прогрессия, как будто включался счетчик. Можно было «подписать контракт» на средний балл, обещая, что получишь определенную отметку. Или кому-то помочь и получить за это бонус. На отметки я смотрел статистически. Всем родителям объяснял, что нужно обращать внимание не на конкретную двойку, а на то, где она находится на кривой, в динамике. Потому что даже худшая оценка будет воспринята нормально, если это не инструмент учительского давления и не факт моей психологической разгрузки. «Двойка» — это всего лишь фиксация определенного объема труда».

По этой же причине у Кирилла нельзя было списывать: обнаружив одинаковые работы, он мог, например, порвать у школьника тетрадку. «Вся моя система была настроена на помощь, — говорит Кирилл. — Списывая, ребенок не помогает себе. Он нарушает механику взаимодействия со мной на уровне доверительных отношений. Я не хотел, чтобы от меня пытались укрыться, как от «карательной системы». На моих уроках с учителем можно было проговорить все, что с тобой происходит, но это не отменит обязательного задания».

Став директором, Кирилл Медведев все чаще начал слышать от родителей вопрос: «Вы про счастье или про ЕГЭ?» «Как будто всегда есть либо одно, либо другое — причем подготовка к ЕГЭ заведомо снижает уровень счастья, — говорит Кирилл. — Но в том-то и дело, чтобы работать на стыке. Проще всего построить школу, где в течение десяти лет детей натаскивают на определенный результат. Но нужно ли это ребенку? Лично я считаю, что делать целью обучения сдачу экзаменов — это ошибка».

Десять лет назад преподавателя Кирилла Медведева удивило неосознанное стремление детей нарушать границы. «Парни постарше часто хотели пожать мне руку, — вспоминает Кирилл. — И сразу же возникала мысль: что ты должен сделать в ответ? Никто ведь не учит, как поступать, если девятиклассник хлопает тебя по плечу со словами: «Кирилл Владимирович, проверите работу?» И ты сразу же думаешь: это провокация? Он поспорил со своими друзьями и в следующий раз уже хлопнет тебя по голове? Или наоборот: он так сильно тебе доверяет, что может позволить себе общаться подобным образом? Вдруг он только нащупал контакт, а ты его отстранил».

В нескольких тысячах интервью на школьную тему мои собеседники из раза в раз подтверждали простую мысль: мы всегда запоминаем не знания, а людей. Вовремя сказанное слово, важный для нас совет, тот самый «нащупанный контакт». Правда, остается скучный и рациональный здравый смысл — и он напоминает, что есть грань, которую лучше всего описала преподавательница МГУ Татьяна Краснова. Тонкую линию между «счастьем и ЕГЭ» она сравнила со сжатием шланга в тот момент, когда ты хочешь полить сад. Если просто держать водопроводный шланг в руке, то вода будет стекать на цветы, которые растут прямо перед тобой. Но стоит немножко сжать ладонь — и появится мощная струя воды, которая доберется даже до растений вдалеке. Почти как в математической задаче, в конце появляется вопрос: в какой момент нужно сжимать шланг? И насколько сильно?

«Я считаю, что в отношениях с детьми нет единой границы, — говорит мне Кирилл. — Есть шкала, по которой ты все время двигаешься: от большей демократии к большей авторитарности. В зависимости от того, что требуется сейчас. Как учитель, ты всегда находишься в неравной позиции по отношению к ученику. Например, нарушение физической границы может происходить только в определенном возрасте и определенных условиях. Например, маленький ребенок сильно расстроен, и педагог придержал его за плечо. Это очень деликатный момент: если малыш бежит к вам с распростертыми объятиями и обнимает за ногу, то отталкивать его нельзя хотя бы потому, что он не поймет такого поступка со стороны взрослого».

«Невозможно добиться дисциплины без попыток разобраться в себе».

Кирилл Медведев

У самих школьников вопрос границ решается куда проще: любой старшеклассник за первые минуты общения безошибочно считывает, как будет себя вести с учителем. Вчерашний выпускник педагогических вузов традиционно пользуется куда меньшим пиететом по сравнению с аксакалом педагогики. Тем, кто своими молчаливыми размышлениями над вопросом «кого вызвать к доске» может довести до исступления целый класс.

Из любопытства я часто спрашивал людей об уважении к преподавателю, и в половине случаев выяснялось, что признание люди путали со страхом. Поэтому в каждом разговоре с учителями я решил спрашивать, из чего складывается уважение к учителю сейчас, когда функция «педагога как передатчика знаний» устарела. «Работая в школе, я сталкивался не только с проблемой неадекватного отношения учителя к ученику, но и неадекватного отношения преподавателя к себе, — говорит в ответ Кирилл. — В этой профессии твое личное состояние не только быстро отражается на окружающих, оно еще и «зеркалится» тебе детьми. Для меня синдром нездоровой ситуации — когда преподаватель начинает фразу со слов: «Эти дети невыносимы! Что с ними можно сделать?» Потому что это — вынесение диагноза самому себе. Ожидаешь хамства и неуважения? Воспринимаешь любую конфликтную ситуацию как личное оскорбление? Дети проявят ровно то, чего ты от них ждешь. Большая часть проблем с дисциплиной в классе — сигнал внутренних сложностей учителя. Не получится добиться дисциплины без попыток разобраться в себе, не проработав собственные нерешенные вопросы».

На пути в учительскую Кирилл вспоминает недавний уход одного из преподавателей «из-за неуважения школьников». «История звучала так: «Я вышла из кабинета, а ребенок взял ручку из лежавшего на моем столе пенала», — рассказывает Кирилл. — «Это был особенный ребенок, ему все пытались помочь, и он просто мог не понять, что перед ним был пенал преподавателя — дети иногда не ценят чужую собственность. Может быть, он искал ручку, чтобы что-то записать». В ответ я спросил: «А что вы как учитель с этим сделали? Как проработали ситуацию? С кем поделились?» — «Я ни во что не включалась. Но так я работать не могу». Мне кажется, что это вообще типично для нашей сферы образования: не разбираться в сути проблемы, не рефлексировать на тему своих отношений с другими».

Лучшие из встреченных мной директоров знали о каждом своем ученике хотя бы одну маленькую деталь. Не нужно много усилий, чтобы задать школьнику вопрос наподобие «Как поживает твоя сестра?». Но этот нехитрый прием дает детям ощущение, что каждый из них значим сам по себе. Как там звучало? Люди могут забыть, что ты говорил или делал, но они никогда не забудут, как ты заставил их себя чувствовать. Многие выпускники рассказывали мне, насколько сильно они ценили то, что директор даже просто знал их имена.

При появлении Кирилла хохот детей в коридорах школы не сменяется отрепетированным виноватым видом, и с каждым встречным Медведев перекидывается несколькими фразами. «Когда я был методистом в «Учителе для России», мы работали с детьми, травмированными другими педагогами, — Кирилл открывает передо мной дверь в еще один кабинет, который у большинства из нас ассоциируется с наказанием. — Эти школьники начинали урок с фраз «Мы этого не поймем», «Нам уже это объясняли» и «Что вы от нас хотите?». У них не было других средств общения, с помощью которых они могли бы объяснить свою боль, страдания и сложности. Это все падало грузом на учителя. На моих глазах молодые ребята выходили работать учителями в сентябре, а уже в ноябре заболевали — кто гриппом, у кого обострялись хронические заболевания. Потому что дети всегда тебе очень быстро возвращают твое же состояние в самых разных вариантах, да еще и в стократном размере. К этому нужно быть готовым».

За время короткого перерыва между уроками я успеваю поговорить с учителями о том, как победить в себе «внутреннюю Марьиванну», которой им быть не хочется. «Матвей, ты когда-нибудь общался с преподавателем на «ты»?» — спрашивает проходящего мимо старшеклассника учитель математики Юрий Подкопаев. «Общался, и мне это очень не понравилось», — отвечает школьник. Я чувствую, как мои глаза округляются: разве не о таком преподавателе-друге мечтает большинство детей? Заметив мой невысказанный вопрос, Матвей объясняет: вместе с переходом на «ты» преподаватель дал ему надежду, что теперь отношения будут другими — ровно до следующего отчитывания за ошибки. Одним неформальным общением не добьешься доверия. Для этого понадобятся другие инструменты, многие из которых я увижу уже на следующем уроке.

Изучая расписание, я наткнусь на уроки литературы у старшеклассников, где они должны проходить «Войну и мир» сразу у двух разных преподавателей. В предвкушении того, как можно подать эпопею Толстого в век, когда текст больше одной страницы — уже лонгрид, я отправляюсь на урок к Сергею Волкову. Там я получу ответы сразу на два вопроса: «Почему им не интересна классика?» и «Почему они ничего не читают?».

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Другая школа 2. Образование – не система, а люди предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я