Человек

Челове́к — общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры. Возник на Земле в результате эволюционного процесса — антропогенеза, детали которого продолжают изучаться. Специфическими особенностями человека, отличающими его от других животных, являются прямохождение, высокоразвитый головной мозг, мышление и членораздельная речь.

Человек изучает и изменяет себя и окружающий мир, создаёт культуру и собственную историю. Сущность человека, его происхождение и назначение, занимаемое им место в мире были и остаются основными проблемами философии, религии, науки и искусства.

И. Т. Фролов и В. Г. Борзенков в «Новой философской энциклопедии» указывают, что можно выделить не менее четырёх подходов к определению понятия (термина) «человек»:

1. Человек в естественной систематике животных;
2. человек как сущее, выходящее за рамки живого мира и в известной мере противостоящее ему;
3. человек в смысле «человеческий род»;

человек как индивид, личность.Отличительные черты человека: возможность мыслить и способность к осуществлению свободного выбора, принимать ответственность за поступки, наличие моральных суждений. Описывая человека, отмечают его биологическую неприспособленность, отсутствие специализации его органов для какого-либо конкретного простого животного существования, способность производить орудия труда, огонь, и использовать их, дар речи, пластичность поведения. Не известно ни одного другого существа, которое имеет высшие эмоции, традиции, способность мыслить, утверждать, отрицать, считать, планировать, знает о своей смертности, любит в настоящем смысле этого слова, обладает чувством юмора, осуществляет свои замыслы, воспроизводит имеющееся и создаёт что-то новое.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Дарвин, в духе своего времени, не был равнодушным к проблеме познания человека и человечества – он еще со времен своего путешествия на «Бигле» интересовался этнологическими вопросами, а позже не раз включался в их обсуждение в диспутах этнологов и антропологов. Уже в его книге «О происхождении видов» была поставлена величайшая проблема, отчасти апеллирующая к будущей социальной антропологии, – он выразил уверенность в том, что «будет пролит свет на происхождение человека и его истории»[234], и внес вклад в ее решение в вышедшем 12 лет спустя труде «Происхождение человека». Еще до выхода в свет этого труда последователь Дарвина, Томас Хаксли, внес некоторые детали в поставленную учителем задачу, он отметил, что морфологические отличия между человеком и гориллой «не так велики, как отличия между гориллой и более низкими [эволюционно] обезьянами», и тут же подчеркнул, что в наличном видовом материале абсолютно «отсутствуют промежуточные звенья между Homo и Troglodytes», а известный (в середине XIX в.), ничтожный по количеству, палеоантропологический материал, «не позволяет нам приблизиться к представлению о тех низших питекоидных формах, путем преобразования которых [человек], возможно, и стал тем, что он есть»[235]. Таким образом, возникла пресловутая проблема «недостающего звена» (missing link), которая имела, в первую очередь, палеоантропологическое (биологическое) значение, но и с точки зрения социальной антропологии в ней в то время виделось пространство для изысканий. «Эволюционный провал», о котором говорил Хаксли, основоположники этой науки полагали возможным заполнить материалом о «живых дикарях». Идея единообразия и закономерности эволюционного процесса позволяла рассматривать культуры конкретных народов как образцы стадиальных типов и выстраивать на этой основе однолинейную модель всеобщей эволюции культуры.

Алексей Никишенков, История британской социальной антропологии, 2015

Труд как целенаправленная деятельность человека по преобразованию природной действительности с использованием орудий труда становится сущностной характеристикой человека. Вопрос о том, почему наши гоминидные предки стали трудиться, до сих пор не имеет однозначного ответа в науке и философии. Ф. Энгельс полагал, что причиной этого стало глобальное изменение климата и похолодание, в результате чего гоминиды вынуждены были спуститься с деревьев и искать новые возможности выживания. На учете внешних причин (изменение климата, ландшафта, мутации и т. и.) строит также свою концепцию антропогенеза современное естествознание. В философских моделях мы можем найти ряд несколько иных оригинальных версий решения этого вопроса. Например, по мнению представителя «философской антропологии» немецкого ученого Арнольда Гелена (1904–1976), человек изначально был обречен на труд в силу своей природной слабости и неспециализированности. Если остальные животные приспособлены к определенной среде обитания, еде, хищникам и т. и., подтверждением чему служит наличие у них специальных органов или окраски, то человек от природы слишком плохо оснащен. Он не слишком силен, быстр, незаметен и т. д. Именно эта неспециализированность и обусловила, с точки зрения А. Гелена, необходимость труда как специфически человеческого средства выживания.

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007

Хотя официально трансперсональное течение берёт своё начало лишь в 1969 г., его важнейшие теоретические основы были заложены ещё на рубеже XX в. (на Западе, и в более ранние периоды – в других цивилизациях). В 1903 г. всего через три года после издания книги Фрейда[42] «Толкование сновидений», в своей объёмной работе «Человеческая личность и её жизнь после смерти тела» Фредерик Майерс[43] предложил радикально трансперсональный взгляд на человеческую психику, основанный на огромном количестве данных, собранных Британским Обществом Психических исследований. Независимо от того, согласны ли мы с выводами Майерса о своеобразном бессмертии личности, его тонкие замечания о сложном устройстве сублиминольпого «я»» заслуживают гораздо большего внимания, чем они до этого удостаивались [в рамках социальной психологии, социальной теории и философии]. Придерживаясь среднего курса между «старомодным» или «здравомыслящем» взглядом на психику как на явление, в центре которого находится целостная личность, с одной стороны, и современным тогда экспериментальным взглядом на психику как на биологически ориентированную согласованность разрозненных элементов, Майерс пришёл к выводу: “Я рассматриваю каждого человека одновременно как фундаментально целостное и бесконечно сложное наследие земных предков, как многогранный «колониальный» организм – полизойный и, возможно, чрезвычайно полипсихический [sic!]; при этом он является организмом, управляемым и объединяемым душой или духом, которые находятся далеко за рамками нашего анализа – душой, зародившейся в духовной среде…, которая, даже находясь в своём телесном воплощении, продолжает и будет продолжать пребывать в этой среде после смерти тела”.

Сейед Джавад Мири, Общественная мысль Алламы Джа‘фари

Отмеченное качественное превосходство накапливалось в социальном поведении гоминид очень постепенно в течение 2–3 миллионов лет и в основном соответствовало этапам биологического становления человека. В этой связи можно утверждать, что «рождения культуры» как такового не было, ни как одномоментного события, ни как растянутого во времени процесса, имеющего точку начала и конца. Свой генезис культура ведет от самых простейших форм групповой биологической жизни на Земле и представляет собой определенный этап исторической эволюции этих форм. Культура, понимаемая как продукт трансформации форм социального поведения животных в нормы социального поведения человека, не имела какого-то видимого начала.

Андрей Флиер, Избранные работы по теории культуры

Размышляя о противоположности человека и животного, духа и тела, природы и культуры, нельзя ограничиться абстрактными философско-теологическими и социобиологическими дихотомиями. В современном знании о человеке произошли существенные сдвиги, изменившие традиционные границы. Так, биология, занимающаяся описанием жизни популяций животных, установила наличие у них кооперации, дифференциации, коммуникации, а также практического интеллекта, которые прежде приписывались только человеку. Наоборот, историки и культурологи отмечают важную роль биологических факторов даже в современном обществе. Не менее ошеломляющими являются открытия микробиологии и генной инженерии, в корне изменившие традиционные представления о сохранении рода и воспроизводстве человека. Раньше полагали, что здоровый ребенок рождается у физически здоровых родителей. Однако наблюдения за цепью поколений обнаруживают непрерывные мутации и раскрывают еще одного невидимого участника процесса зарождения – микроба. Человек привык бороться с природой и рассматривает микроорганизмы и вирусы по аналогии с крупными хищниками. Они вызывают у него столь же сильный страх. Но человек выжил благодаря не только уничтожению, но и одомашниванию животных. Так и сегодня одной из важнейших задач цивилизации является превращение неуправляемых микроорганизмов в своих союзников.

Б. В. Марков, Философская антропология. Учебник для вузов, 2017

Обмен сигналами, информационный обмен в высокоорганизованных живых системах настолько сложен, что наука обращает внимание на многие пограничные области феномена или обмена сигналами. Личностная биологическая память человека не только более высоко организована, но она охватывает значительно более длительный период жизненного цикла (по сравнению с большинством животных). Когнитивные науки особенно пристально изучают в настоящее время переходные ситуации, например такие, как: возможно ли научить животное говорить или понимать язык? в каком качестве выступает для него слово – в качестве знака, сигнала или чего-то иного? На этом направлении очевидный и бесспорный водораздел между человеком и другими высшими животными не вполне очевиден. Если принять распространенную гипотезу, что человек – это существо, которое говорит, и что речь является его определяющим свойством, то четкого определения на данной основе не возникает.

О. М. Медушевская, Теория и методология когнитивной истории, 2015

Представители культурного релятивизма (Ф. Боас, М. Мид, М. Д. Херсковиц) придерживаются сходного мнения: культура, являясь исходной (видовой) средой обитания, приобретает самостоятельную, надындивидуальную, эволюционно-историческую формирующую роль – своего рода функцию «мирового разума» Гегеля. Являясь средним вектором сложения миллионов, миллиардов действий, поступков, побуждений, целей и мыслей разных социальных единиц, она (культура) обретает собственную жизнь, собственные законы, которые затем управляют людьми, когда-то создавшими ее, изменяет пластичную природу человека. Так, М. Мид, прожившая долгое время среди разных народностей Самоа и Новой Гвинеи, приводит примеры5 двух совершенно разных жизненных стилей народов, живущих практически в сходных условиях, но имеющих качественно отличные стили поведения – коллективистско-альтруистический и индивидуалистскоагрессивный. Потому каннибализм, кровавые человеческие жертвоприношения, геноцид, диктатуры имели каждый раз резонное, культурно-прагматическое происхождение и обоснование, – вторит Мид М. Д. Херсковиц. Нет ничего предопределенного – так уж получилось в реальной динамике культурного развития, и ценностные суждения здесь просто неуместны.

В. И. Красиков, Насилие в эволюции, истории и современном обществе, -1

Основатели «Анналов» отстаивали применение сравнительного метода в истории, обращая особое внимание на изменения общественного сознания, на те изменения человеческой психики, в рамках которой осмысляются все исторические реалии. Снова сравнительный метод при изучении истории был «открыт», снова он был признан первенствующим при изучении явлений истории. Постепенно в 50— 60-х годах школа «Анналов» стала одной их самых влиятельных, однако отсутствие представления об общем плане строения общества и о наиболее важных изменениях душевной жизни привели ее к буквалистскому – на новом уровне – исследованию отдельных сторон быта людей прошлых веков. Упрощенно говоря, в ответ на вопрос, чем отличалась душевная жизнь человека Средневековья от современного человека, приводятся данные о том, насколько часто моется человек в ту или иную эпоху, что он пьёт и как часто молится. Эти данные, несомненно, представляют большую ценность. Однако для того, чтобы описать развитие исторического организма, надо яснее представлять себе его общую морфологию, знать, как один «орган» такого организма влияет на другие его части, понимать, какие исторические явления будут лишь вариантами одного типа, а какие – представлять самостоятельные сущности, живущими по особым законам.

Г. Ю. Любарский, Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие, 2000

Когда антрополог начинает полевую работу, он тянет за собой целый «шлейф» свойственных его культуре ценностей, представлений, стандартов и т. д. Его способ видения мира обусловлен присущими ему культурными категориями. Однако участие в другой культуре учит видеть вещи под другим углом зрения – с позиции тех людей, которые к ней принадлежат. Это потребует от исследователя отстраниться от категорий и представлений своей культуры. Он вынужден постоянно сравнивать изучаемое им общество с тем, членом которого он является. В самом начале полевой работы мир другой культуры, системы, общества или группы может представляться хаотическим и непостижимым. На этом этапе антрополог обычно старается точно фиксировать доступную информацию, например, тип жилища народа, формы экономической деятельности, поведенческие паттерны, вид одежды и т. д. – все, что, по его мнению, существует объективно и в меньшей степени зависит от различий в культурной семантике. Чаще всего первоначальные впечатления исследователя впоследствии подвергаются серьезным изменениям: чем больше антрополог погружается в другую культуру или субкультуру, тем более явной становится для него связь тех или иных конкретных черт с культурными значениями.

Коллектив авторов, Сравнительная социология, 2015

Существование культуры обусловлено способностями человека. Одна из них – способность к рациональному или абстрактному мышлению. Социологи и антропологи предложили множество определений человеческой культуры, отражающих различные направления мысли. Э. Тейлор в своей фундаментальной работе «Первобытная культура» дал классическое определение, согласно которому культура включает в себя все способности и привычки, приобретенные человеком, как членом общества. Культура занимается тем, что организует человеческую жизнь. Она выполняет и ту функцию, которую выполняет в жизни животных их запрограммированное природой поведение. Сущностное ядро культуры составляют традиционные идеи, в первую очередь те, которым приписывается особая ценность. Культурные системы рассматриваются, с одной стороны, как итог деятельности людей, с другой стороны, как регламентирующий фактор.

Ю. Н. Скопинцева, Культурология. Ответы на экзаменационные билеты, 2009

Три важнейших социальных института – войну, религию и торговлю – человек освоил 50 000 лет назад. Число первых современных людей, наделенных полностью членораздельной речью, возможно, не превышало 5000 особей; эти пралюди жили, никуда не мигрируя, на северо-востоке Африки. Не столь интеллектуально развитые, как современные люди, они уже обладали всеми определяющими чертами человеческой расы и создали, по крайней мере в рудиментарной форме, институты, обнаруживаемые в разных обществах по всему миру. К ним относятся военное дело, подчиненное защите территории, религиозные церемонии как средство сплочения группы и обычай взаимности, регулирующий отношения внутри группы и контакты с чужаками.

Николас Уэйд, На заре человечества: Неизвестная история наших предков, 2006

Проведение этого поиска потребовало от меня приобретения очень многих новых знаний о животном мире, факторов его эволюции, особенно психической и обширной, многогранной области науки о происхождении человеческого общества. С данной точки зрения, с точки зрения многоплановости поиска, а также огромной степени напряжения и интенсивности анализа я не раз это исследование соотносил с настоящей работой. Но если наука об очень далеком прошлом людей имеет длительные традиции, четко сформировавшиеся дисциплины и исследовательские направления, то наука о будущем, в строгом значении слова, вообще отсутствует. Это чрезвычайно диффузная, неопределенная, и вместе с тем, исключительно важная область знания.

Л. М. Мосолова, Культурология и глобальные вызовы современности, 2010

Научный путь определения сущности социальных явлений ведет исследователя к фиксации основных социальных сил, инвариантных на всем протяжении человеческой истории. В разные времена и в разных местах они являются в различных комбинациях и различной мере развития, но так или иначе присутствуют всегда и везде. Так, всегда и везде в различных формах можно встретить семью, власть, собственность, и как бы ни отличалась от наших идеалов семья, власть и собственность первобытных народов, беспристрастный исследователь увидит в них один и тот же неизменный элемент социальной жизни. Ему станет очевидно, что все трансформации социальной жизни человека есть только трансформации форм и комбинаций жизни природы, проявления одной и той же инвариантной природной сущности, всецело исключающей возникновение чего-либо безусловно нового. «В жизни биологической и в жизни социальной менее заметно, но не менее несомненно общее правило – "В природе ничего не теряется и не создается вновь". Нарушение этого правила можно представить только в виде чуда», – постулирует мыслитель[32].

С. В. Посадский, Лев Александрович Тихомиров: философско-культурологические искания, 2009

Смысловым стержнем предлагаемой читателю книги является идея, что в XX веке на Земле образовалось две реальности, «два мира» – мир естественного и мир искусственного. С одной стороны сохраняется то, что может существовать без человека, растет и рождается, а с другой – приобрело невиданную значимость и собственные законы развития то, что им создано, функционирует и изобретается. Искусственное стало самостоятельным и его отношение с естественным определяет нынче содержание любой, сколько-нибудь серьезной проблемы. Если это отношение обострится до несовместимости, до полного взаимного отрицания, до того, что один из миров будет подавлен или поглощен другим, человек как таковой, как Homo sapiens обречен на исчезновение. Либо непосредственное, в результате биологической деградации и вымирания, либо в результате перерождения в иное состояние, возможно более «высокое», но уже нечеловеческое.

В. А. Кутырёв, Естественное и искусственное: борьба миров, 2014

Темпы развития человека совершенно не сравнимы с темпами эволюции в животном мире: за время, прошедшее от появления первого каменного топора на деревянной ручке до первого полета человека в космос, лошадь, например, едва успела сменить три пальца на копыто. Но при таких невероятных темпах эволюции морфологические признаки человека существенно не изменились: если бы можно было одеть кроманьонца в европейский костюм и пройти с ним по улицам современного города, никто, пожалуй, и не обернулся бы. Значит, эволюция вида “человек” протекала в какой-то иной, а не биологической сфере, и накопление видовых признаков опыта происходило не в форме морфологических изменений, а в какой-то иной. Эта сфера – сфера социальной жизни человека, эта форма – закрепление достижений человеческой деятельности в общественно-историческом опыте человечества. Теперь видовой опыт отражается не в изменении, скажем, строения руки человека, а в изменении того орудия, которым рука действует, т. е. закрепленных в этом орудии, обобщенных в нем приемов и способов действия с ним. “В орудиях труда человек приобретает как бы новые органы, изменяющие его анатомическое строение. С того времени, как он возвысился до их употребления, он придает совершенно новый вид истории своего развития: прежде она, как у всех остальных животных, сводилась к видоизменениям его естественных органов; теперь она становится прежде всего историей усовершенствования его искусственных органов”[97].

А. А. Леонтьев, Психология общения, 1997

Это представление состоит в следующем. Всякий рождающийся человек попадает в поле действия культурных образцов, которые пронизывают взаимодействия ребенка и взрослого. Именно в культурных образцах закреплен опыт деятельности предшествующих поколений, передаваемый последующим поколениям. Опыт предшествующих поколений не передается человеку генетически, и всякий новорожденный появляется на свет абсолютно незащищенным и максимально раскрытым к действию обобщенного культурного содержания. Если ребенок не осваивает данные типы культурного содержания в определенные жизненные периоды, когда он к этому содержанию наиболее чувствителен (сенситивен), то с маленьким человеком могут происходить необратимые изменения. Таким образом, культурно-историческая теория Л.С. Выготского намечает особую форму развития человека – антропогенез в культурно обустроенной среде. Но при этом, как ни парадоксально, в культурно-исторической концепции остается нераскрытым само понятие культуры. Остается неясным, что такое культура, культурные образцы и как действует культура, как осваиваются культурные образцы. Поэтому можно было бы сказать, что концепция Выготского – это антропогенез в культурнообустроенной среде, но без культурогенеза, без раскрытия особенностей процесса возникновения самой культуры. И здесь мы бы обратили внимание на то, что отсутствие исчерпывающего ответа на вопрос, что такое культура, и сделало концепцию Л.С. Выготского столь притягательной для американского потребителя. Во-первых, очевидные пустоты концепции сразу направляют большие группы исследователей на то, чтобы эти пустоты заполнять выполняемыми работами, а с другой стороны, именно неопределенность понятия культуры позволила вписать эту концепцию в американский контекст.

Коллектив авторов, Антропологические матрицы XX века. Л. С. Выготский – П. А. Флоренский: несостоявшийся диалог – приглашение к диалогу, -1

Фактически, как предполагает английский писатель Колин Уилсон, у первобытного человека было одно важное преимущество перед современником – он знал, что наделен духовными способностями. Если он хотел развить и углубить их, то для этого требовалось просто найти наилучший способ. На первом месте была, вероятно, интуиция, и первобытный человек вскоре нашел по крайней мере один способ развить интуицию, о чем свидетельствует так называемая наскальная живопись. Уилсон также высказал мнение, что у всех народов есть прирожденные лидеры, обычно один на двадцать в любой популяции. Он назвал их «меньшинством». Именно эта группа, по его мнению, занимается поиском, развитием и передачей следующим поколениям духовных и магических способностей, предназначенных для того, чтобы увеличить шанс выживания всей группы. Этот поиск шаманистских ритуалов для развития духовных способностей человека, вместе с трудоемким поиском пищи и убежища, до некоторой степени объясняет, что являлось ограничителем изобретательности и культурного развития первобытного человека10. Наши предки не оказывали особого влияния на планету, на животных и растения, окружающие их. Затем произошел квантовый скачок в развитии человека, имевший огромное значение не только для самого человека, но и для всех растений и животных и в конечном счете для сохранения планеты в целом. Нашим первобытным предкам каким-то необъяснимым образом удалось одомашнить животных и окультурить растения, тем самым вступив в новые, эволюционные отношения с многими из них.

Тим Уоллес-Мерфи, Тайное знание. Секреты западной эзотерической традиции, 2012

(Что касается структур сознания и их стадийного развития, то существует огромное количество неоспоримых данных в пользу их существования. Как я уже отметил выше, в книгу под названием «Интегральная психология» мною включены таблицы, демонстрирующие более ста различных систем исследований развития, и примечательным является то, что фактически все они находятся в общем согласии касаемо основных структур-стадий, через которые развивается человек и которые я вкратце обобщил выше. Это малоизвестное, но всё же важнейшее открытие, которое кардинально меняет наши представления о людях, их воззрениях на мир и их способностях к росту и развитию. Учитывая то, что структуры являются ментальными инструментами, при помощи которых мы видим и интерпретируем различные события и феномены мира, включая и всевозможные состояния сознания, – такие как те, что открываются в медитации, – их значимость для любой духовной системы становится вполне очевидной[14].)

Кен Уилбер, Четвертый поворот. Перспективы интегрального буддизма, 2014

Появление ростков «второй» психологии можно обнаружить во многих национальных традициях. В Германии, где культурно-исторический подход был развит, пожалуй, сильнее всего, многие ученые пытались переформулировать идею В. Вундта о Volkerpsychologie в терминах их собственных теоретических моделей. Хотя гештальт-психологи в первую очередь известны своими выдающимися результатами в области психологии восприятия, они также провели ряд сравнительных исследований со взрослыми в малых группах разного рода. Изучали они и язык, решение задач, другие высшие психические функции у детей примитивных народов, людей с поражениями мозга и шимпанзе. Их теоретическое осмысление этих исследований определенно содержит прорывы культурно-исторического подхода.

Майкл Коул, Культурно-историческая психология – наука будущего, 1997

Роль философской методологии изучения человека с развитием конкретных наук не уменьшается, а возрастает. Любая конкретная наука в зависимости от задач, стоящих перед ней, видит свой объективно существующий пласт проявлений человеческой жизни и по нему порой пытается составить представление о жизни в целом. Так, например, общая биология видит в человеке организм, обладающий рядом особенностей, сближающих человека с любыми другими проявлениями жизни на земле: обмен веществ, наличие генетической программы, передающейся из генерации в генерацию, и т. п. Биология человека ставит своей целью изучение специфических особенностей индивида как представителя вида Homo sapiens, обладающего рядом существенных отличий от любых других биологических видов.

А. Г. Асмолов, Психология личности. Культурно-историческое понимание развития человека, 2007

Углубляя эту мысль, можно утверждать, что основная задача социальной философии заключается в том, чтобы показать различие между социальным и несоциальным, установить, что отличает надорганическую реальность от царств живой и неживой природы. Другими словами, социальная философия должна охарактеризовать социальность как часть мира, отличную от иных его частей и связанную с ними в единый мировой универсум. С.Л. Франк в своей знаменитой работе «Духовные основы общества» писал: «Что такое есть собственно общественная жизнь? Какова та общая ее природа, которая скрывается за всем многообразием ее конкретных проявлений в пространстве и времени, начиная с примитивной семейно-родовой ячейки, с какой-нибудь орды диких кочевников, и кончая сложными и обширными современными государствами?.. Какое место занимает общественная жизнь человека в мировом, космическом бытии вообще, к какой области бытия она относится, каков ее подлинный смысл, каково ее отношение к последним, абсолютным началам и ценностям, лежащим в основе жизни вообще?»[4]

О. А. Романов, Социальная философия, 2013

Труды французских энциклопедистов (Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, К. Гельвеция, Вольтера), немецких и английских философов (прежде всего И. Канта, Д. Юма, И.Г. Гердера) заложили основу новых представлений об истоках этнического разнообразия, о принципах описания, методах исследования племен и народов. Восприятие Просвещением истории воплотилось в идее прогресса, определяемого разумом и законом, что позволяло выстроить четкую эволюцию и, как следствие, иерархию государств и обществ. Разделение народов на цивилизованных и нецивилизованных (диких) в некотором смысле заменило прежнее противопоставление христиан и нехристиан, включив дополнительные критерии идентификации – такие как наличие общественной организации (высшей формой которой объявлялось государство) и право. Гердер был уверен, что истинная цивилизация состоит «не только в даровании законов, но и воспитании нравов»[95]. Эта общая классификация стала универсальной, поскольку она могла быть применима как к европейским народам, в той или иной степени входящим в орбиту христианского мира, таки к тем, принадлежность которых к человеческому роду вызывала сомнения[96]. Таким образом, все многообразие человеческих сообществ могло быть распределено по стадиям. Воплощением этой стадиальности стало отождествление жизни человека с историей общества, метафорой – этапы жизненного цикла.

М. В. Лескинен, Поляки и финны в российской науке второй половины XIX в.: «другой» сквозь призму идентичности, 2010

Содержание обсуждавшегося до сих пор опыта включает в себя элементы феноменального мира. Хотя сами по себе эти переживания дискредитируют идею о том, что Вселенная состоит исключительно из объективно существующих материальных объектов, отделенных один от другого, их содержание не выходит за рамки того, что западный мир считает «объективной реальностью», воспринимаемой в обычном состоянии сознания. Принято считать, что у нас сложная родословная человеческих и животных предков, что мы являемся частью специфического расового и культурного наследия, что мы претерпели сложное биологическое развитие от слияния двух зародышевых клеток до высоко дифференцированного мезозойского организма. Мы живем в мире, в котором помимо нас есть бесчисленное число иных элементов: людей, животных, растений или неодушевленных объектов. Мы принимаем все это на основании прямого сенсорного опыта, согласованного подтверждения, эмпирической очевидности и научных исследований. В трансперсональных переживаниях с регрессией в историческое прошлое 11 или с преодолением пространственных барьеров удивляет поэтому не содержание, а сама возможность непосредственного переживания разнообразных аспектов внешнего феноменального мира и сознательного отождествления с ними. При нормальных обстоятельствах мы считали бы их целиком посторонними и эмпирически недоступными. Столь же удивительно найти сознание там, где мы его не искали – у низших животных, растений, в неживой природе. И снова, в классическом экстрасенсорном восприятии необычным и удивительным будет не содержание опыта, а сам способ получения конкретной информации о других людях или восприятие ситуации, которая, согласно здравому смыслу и существующим научным парадигмам, должна быть для нас недосягаемой.

Станислав Гроф, За пределами мозга. Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии, 1985

Третья особенность. В Древней Греции отчетливое, резко выраженное разделение наук на профильные, отраслевые, дисциплинарные ветви, не было, как ныне, доминирующим; господствовало единое синкретическое знание, сопрягающее в себе элементы искусства, науки, философии, религии. Такое состояние сохранялось вплоть до времен Возрождения. Титаны мысли и творчества тех времен – Микеланжело, Леонардо да Винчи и др. – были столь же великими художниками, литераторами, сколь и учеными-исследо-вателями, знатоками природы и творческого созидания человека. Такая ситуация сохранялась вплоть до начала эпохи Просвещения, когда Рене Декарт разделил науки на две категории: естественные, вырабатывающие знания о материальных вещах и природе в целом, и те, что связаны с разработкой и исследованием проблем сознания. Эти последние, согласно Р. Декарту, – прерогатива теологии. К. Маркс предвидел наступление новых времен, когда, как он полагал, эти два рода наук, интегрируясь, сомкнутся в синтезе. Не будет разделения сфер познания на науки о природе и науки о человеке, – утверждал он, глубоко вникнув в суть диалектики социальной эволюции, процессов развития культуры – это будет одна наука. Но от конкретных рекомендаций и прорисовки оснований этого процесса он воздержался.

Коллектив авторов, Инновационная сложность, 2015

Отмеченный путь развития человечности важно иметь в виду, когда мы пытаемся объяснить поведение современного человека. Ранее мы приводили научные данные, показывающие, что в процессе индивидуального развития человека из оплодотворенной яйцеклетки отчетливо просматриваются исторические признаки его предков: рыб, амфибий, рептилий, низших млекопитающих. Есть основания считать, что и в психической деятельности современного человека представлена его предыстория: инстинктивная мотивация, групповая иерархия, бессознательное регулирование отношений с окружающим миром, поведение, характерное для закрытой группы, и др. Несомненно, что эти формы поведения сегодня регулируются сформированными на основе человечности нормами морали и нравственности, а также законами. Природные формы регуляции во многом разрушены или нарушены. И здесь проявляется парадокс цивилизации: когда разрушаются социальные формы регуляции поведения современного человека, его поведение становится «более диким», чем поведение животного.

В. Д. Шадриков, От индивида к индивидуальности, 2009

Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803), как и Пуфендорф, отделял культуру от природы и создал собственную концепцию культуры39. В своем фундаментальном сочинении в 4-х томах «Идеи к философии истории» (1784–1791) мыслитель дает свое видение общей истории развития человечества. Он представляет ее как органичный эволюционный процесс развития, как саморазвивающееся целое. Согласно Гердеру, человеческая история берет свое начало из истории развития природы, а на определенной ее ступени формируется человек – существо, обладающее культурой (свойством, принципиально отличающим его от животного – «представителя» природы). Гердер научно анализирует феномен культуры, выделяя в нем два базовых начала: надприродную сущность и историческое происхождение.

А. А. Пронин, Культурология в вопросах и ответах, 2014

Долгие годы ученые пытались раскрыть природу творческих способностей человека, лежащих в основе эстетического восприятия окружающей действительности, создания абстрактных произведений искусства и символических предметов. Предполагалось, что они развивались в течение многих веков и являлись следствием определённых культурных и демографических изменений, в частности, роста численности отдельных популяций.

М. С. Одриосола, Интуитивное рисование: Развитие творческих способностей средствами арттерапии, 2009

Долгие годы ученые пытались раскрыть природу творческих способностей человека, лежащих в основе эстетического восприятия окружающей действительности, создания абстрактных произведений искусства и символических предметов. Предполагалось, что они развивались в течение многих веков и являлись следствием определенных культурных и демографических изменений, в частности, роста численности отдельных популяций.

М. С. Одриосола, Интуиция, творчество и арттерапия, 2012

В историческом аспекте это эволюционное развитие от высшего животного и последовательное появление австралопитеков, питекантропа, неандертальца до кроманьонца – человека разумного, процесс перехода от человеческого стада к родовой общине. Оно знаменует собой появление доклассового общества, где человек был объективно свободен, т. е. не стеснен социальными связями. Это община, представляющая собой замкнутое образование, покоившееся на общественной собственности на средства производства, на коллективном труде с естественной формой его разделения между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми и на совместном распределении и потреблении произведенного продукта (4,с. 313). Археологические исследования показывают, что с возникновением человеческого Сознания возникает Вера – вера в бессмертие Души и загробного мира. Зарождению религиозности способствовала связь человека с Богом. К нему, в отличие от животных, стала поступать Божественная информация, определенные знания, в согласии с Божественным развитием. На этом этапе эволюционного развития человек «жил в раю», он был свободным целостным существом, но обладал низкой степенью самосознания. Он не знал кто он, откуда пришел, каковы его задачи, т. е. субъективно ощущал себя несвободным.

Н. В. Рассадина, Культурно-историческая концепция непротиворечия научных и религиозных истин, 2013

Человека всегда интересовали и его способностей, и пределы таковых, и возможный выход за эти пределы. Сначала резервы своих способностей человек связывал с существованием сверхъестественных сил и использованием этих сил для своих нужд. Первые религиозно – магические ритуалы относится к палеолиту [10]. Первобытный человек пытался расширить свои возможности с помощью подчинения себе сверхъестественных сил, изобретая для этого сложные ритуалы, выполненные в камне; древнейшие наскальные изображения Урала изобилуют картинами магической и ритуально-магической тематики. [51]. Позже появились первые системы личностного самосовершенствования, например, система йоги насчитывает несколько тысячелетий. Но биологически человек не изменялся уже давно, некоторые исследователи связывают это с тем, что наш вид уже эволюционно устоялся и, являясь венцом предшествующего развития материи, не способен к дальнейшему развитию. Но это не совсем так, человек – беспокойное существо, и, если он так жаждет развития, то хочется думать, что эта жажда как-то «прописана» в генах, и не возникла бы на пустом месте, если бы эволюционный потенциал нашего вида был бы исчерпан в эпоху палеолита.

Т. Н. Березина, Резервные возможности человека, 2000

Предложенная выше интерпретация сущности культуры в современных условиях проходит испытание информационной культурой. Она возникла уже на заре уникального антропологического вида homo sapiens и сформировалась в древнейшем в его истории архаическом обществе. Это была наиболее примитивная, но все же культура бытия жестко локализованных, связанных кровно-родственными узами, микрокосмов людей, которые впервые осваивали информацию опосредованно – с помощью первых орудий труда, его разделения и кооперации в социальном общежитии, языка как «сигнала сигналов» совместной жизнедеятельности. Каждый ее артефакт – от первых захоронений – свидетельств возникновения культурной памяти до сложных ритуалов, запечатленных на наскальных рисунках, – свидетельствует о постепенном накоплении информационно-коммуникационного потенциала знания о творческом, активно-деятельностном отношении наших отдаленных предков к природе, друг к другу и самим себе.

А. А. Лазаревич, Становление информационного общества. Коммуникационно-эпистемологические и культурно-цивилизованные основания, 2015

Чтобы дать рабочее определение термину «культура», можно разделить доступное наблюдению мировое целое на самые общие части и попытаться при этом найти место для «культуры». Есть две области бытия, две реальности, которые обнаруживаются сразу, без помощи той или иной науки или философской системы: реальность человеческого существования, которая представлена в действии, в мысли, в решении, в переживании, в оценках и т. п., и природная реальность, существующая независимо от человека. Проблема заключается в том, что эти два мира не вполне согласуются друг с другом. Отношение природного и человеческого начала весьма несимметрично: если мы без природы существовать не можем, то природа без нас вполне мыслима. Природа не торопится выдать человеку то, что ему нужно, по первому требованию. Выжить и приспособиться к природе можно только в результате интенсивного физического и умственного труда. К тому же в этой борьбе союзником природы оказывается наше тело и отчасти даже душа: они ведь тоже порождены природой и являются ее естественной частью. Вдобавок к конфликту с природой возникает конфликт людей друг с другом, конфликт «я» и «мы». Он тоже вырастает из естественной конкуренции живых особей и сообществ и может считаться до определенного момента природным фактором.

А. Л. Доброхотов, Телеология культуры, 2015

Эволюция, по мнению философа, имеет место в неживой природе, в живой природе и, наконец, в обществе. Такое сквозное ее рассмотрение позволяло обосновать тезис о естественном происхождении человека и человеческого общества, на ближайшей эволюционной ступеньке по отношению к которому оказывался животный мир. Стремясь подчеркнуть сходность алгоритмов развития общества и животного организма, Г. Спенсер указывает признаки, которые их роднят, что дало основание отнести его теорию к такому направлению, как органицизм. Однако это очень узкая трактовка учения, не раскрывающая всего его богатства и исторического значения. Для более адекватной оценки творчества мыслителя необходимо учитывать то обстоятельство, что он не только подчеркивал факт сходства биологической и общественной систем, но и стремился показать их различия. Например, рассматривая вопрос о трех общих системах, имеющих место и в организме, и в обществе (поддерживающая, распределительная и регулятивная), ученый указывает также на расхождения в их организации (функционировании). Он выделяет отличительные, специфические признаки человеческого бытия, подчеркивая несводимость последнего к чисто природным (биологическим) явлениям, хотя биологических аналогий в учении Г. Спенсера об обществе встречается достаточно много. При этом не следует забывать, что свои идеи он высказывал в тот период, когда в общественном сознании полностью господствовало религиозное мировоззрение, а факт единства человека и природы приходилось доказывать.

А. Н. Данилов, Социология, 2014

По мере развития натурфилософской мысли понятия натура и культура могли гармонизоваться, сочетаться антиномически и даже антагонистически – традиция, заложенная в Новое время и во многом обязанная Канту и Фихте, лишивших «природу всякого в себе сущего достоинства»[111]. В условиях, когда и биологические, и нравственные перспективы человечества оказались под сомнением, возникла тенденция преодолеть противостояние природы и культуры, что проявилось различно. С экспансией индустриализации развитие культуры начали представлять как саморазрастающуюся систему, уподобив ее развитию природы, в которой, в свою очередь, обнаружили механистическое начало. Г. Гельмгольц провозгласил, что «конечной целью естествознания является отыскание всех движений, лежащих в основе изменений и их двигателей, следовательно, сведение себя к механике» (1869). Поэты также оказались склонны к подобным представлениям. М. Метерлинк полагал, что цветы «исполнены гордого притязания захватить и покорить поверхность земного шара, умножая до бесконечности представляемую ими форму бытия… Поэтому большинство растений прибегает к хитростям, комбинациям, к устройству снарядов и силков, которые, в отношении механики, баллистики, воздухоплавания и наблюдений над насекомыми, часто превосходят изобретения и знания людей». Вместе с тем развитие индустрии он видел как воспроизведение эволюции растений («Разум цветов». 1907)[112].

И. И. Свирида, Метаморфозы в пространстве культуры, 2009

Вообще любое пройденное и снятое эволюцией качество аберративно воспринимается как патология. Например, хорошо известно, что описываемые современной психиатрией девиации ещё для средневекового человека были нормой[86]. Поэтому разговор об относительности критериев патологичности – отдельная тема, которая здесь не столь важна. На фоне современных антропогенетических исследований, не оставляющих никаких сомнений в направленном[87] характере процесса эволюции человека (начиная с самых ранних её этапов), слишком серьёзное, неметафорическое отношение к концепции патологичности представляется скорее философией настроения – плодом невротического самоуничижения. Причины этой философии следует искать гораздо ближе, чем в глубинах предыстории. Однако если видеть в этой самой патологичности не долгосрочные клинические отклонения (психоневрологической системы гоминидов), а нарушение или даже частичное разрушение генетических инстинктивных и условно-рефлекторных программ [73], то этот пункт приобретает действительно исключительно важное, если не ключевое значение.

А. А. Пелипенко, Избранные работы по теории культуры, 2014

Не будет преувеличением сказать, что любая наука является отражением не только исследуемой ею предметной области, но и общественного бытия в самом широком смысле – если иметь в виду характер той или иной науки – как ее «производственных отношений», так и ее методов, принципов, идей, в тот или иной исторический период. Именно поэтому «лишь обращаясь к законам общественного развития, к истории людей, наука способна объяснить и самоё себя, достичь уровня подлинного самосознания»48. Подчеркнем, что такое исследовательское кредо должно предполагать не просто тесную взаимосвязь развития науки и общественного развития, но и глубокое единство их закономерностей, – что мы и имеем в виду, говоря о естественно-историческом характере эволюции науки. Человеческое общество и наука (как и другие формы общественного сознания) развиваются как единый комплекс, и «наука», составляя элемент более широкого целого, функционирует и «мыслит» в соответствии с фундаментальными закономерностями, в составе которых ее собственные внутренние закономерности выступают лишь как одна из сторон этого целого»49. Именно поэтому в ходе функционирования «формаций» научного познания, определенных типов науки, различных на различных стадиях ее развития, внутренние закономерности развития науки «работают» на ее внешние задачи и функции как элемента социокультурного целого, а связи науки с практикой, с культурой в целом, ее «вращенность» в определенный социально-исторический контекст определяют способы деятельности внутри науки. Таким образом, характерные особенности производства идей внутри науки в значительной мере могут и должны быть поняты как своего рода «интерноризация» форм деятельности в социокультурном целом, элементом которого является наука50.

В. Г. Торосян, Эволюция стиля мышления в исследованиях Вселенной. От древнейших времен до конца ХХ века, -1

Вторым структурным уровнем ментальности является архетипическое основание. Под архетипическим основанием ментальности следует понимать стереотипические представления о фундаментальных категориях бытия, воплощенных в символических сюжетах. Это представления о природе, жизни, человеке и других, наиболее значимых для социума категориях и связях бытия. Архетипические сюжеты с одной стороны являются общими для больших и даже сверхбольших групп людей, с другой стороны, имеются все же различия, обусловленные тем, что вырабатываются в соответствии с метасистемой – средой обитания и способом деятельности. Скажем, образ реки времени как непрерывности и невозвратности возник не в социумах, формировавшихся на берегах крупных рек, а в античной культуре, где рек почти не было. Это связано с тем, что именно для этого социума стала важна идея новации, изменчивости. Для Ближнего Востока особенности географической среды – бурные разливы рек, мощные грозы, низкая предсказуемость природных катаклизмов, обусловленная близостью гор, определили архетип катастрофы, сюжетно выразившийся в идее всемирного потопа, а ментально в готовности жертвовать собой. Вероятно, именно этот архетип в какой-то степени позволяет объяснить современный феномен арабского терроризма.

Сборник статей, Сибирская ментальность и проблемы социокультурного развития региона, 2006