Консерватизм

Консервати́зм (от лат. conservo — сохраняю) — идеологическая приверженность традиционным ценностям и порядкам, социальным или религиозным доктринам. За главную ценность принимается сохранение традиций общества, его институтов и ценностей.

Консерваторы во внутренней политике подчёркивают ценность существующего государственного и общественного порядка и отвергают радикальные реформы, расцениваемые ими как экстремизм. Во внешней политике консерваторы делают ставку на укрепление безопасности, допускают применение военной силы, стараются поддерживать традиционных союзников, во внешнеэкономических отношениях отстаивают протекционизм.

Идеология консерватизма сформировалась как реакция на «ужасы Французской революции» (знаменитый памфлет Эдмунда Бёрка, 1790). Противостоит либерализму, требующему экономических и социальных свобод , и социализму, требующему социального равенства и ограничивающему частную собственность. Помимо Бёрка, огромный вклад в оформление консерватизма внесли французский иезуит Жозеф де Местр (1753—1821), английский философ Томас Гоббс (1588—1679) и австрийский канцлер граф Клемент Меттерних (1773—1859).

В современных обществах консерватизм является одной из трёх так называемых базовых идеологий: либерализм, социализм и консерватизм. Следует отличать его от обскурантизма как от стремления вспять и враждебности к нововведениям, а также от традиционализма. Современный консерватизм (неоконсерватизм) иногда оказывается даже более гибким и подвижным, чем другие политические течения. Примеры — реформы Рейгана в США, реформы Тэтчер в Великобритании.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

На Западе после победы над фашизмом «консервативную революцию» загнали в подполье, «правые» в собственном смысле оказались дискредитированы (хотя это и нельзя признать оправданным и справедливым в отношении «правых», отнюдь не тождественных фашистам). Поэтому традиционную политическую нишу занял либеральный консерватизм, впоследствии узурпировавший право отождествить себя с неоконсерватизмом вообще и выступивший на парламентском поле как второй полюс по отношению к социал-демократии. Либеральный консерватизм лег в основу современных версий идеологии английских тори, американских республиканцев, немецких христианских демократов. Но у нас-то, не пройдя через «консервативную революцию» и первоначальный либерализм, невозможно прийти и к органическому либерал-консерватизму. Скорее наоборот – в силу того, что Россия вкусила и «революции» (не консервативной), и «либерализма» (сначала радикально-социалистического, затем радикально-рыночного), теперь по закону маятника настает очередь какого-то нелиберального и нереволюционного консерватизма.

Виталий Аверьянов, Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды, 2014

В июле 1848 г. в Берлине под руководством Эрнста Бюлова-Кумерова прошел съезд крупных землевладельцев, ставивший целью защиту интересов дворянства. На местах по всей стране возникли «прусские кружки». Политическим центром консерваторов стала «Новая прусская газета», получившая впоследствии известность как «Крестовая газета». Теоретическую базу консерватизма разработал Ф.-Ю. Шталь. Он осуждал религиозную терпимость, «дочь нечестия», и утверждал, что свобода совести «немало повинна в том процессе разрушения и разложения, который характеризует современное состояние умов и грозит спокойствию Европы» [398, с. 306]. В связи с этим Шталь разработал модель «христианского государства», которое должно было быть основано не на светских нормах и институтах, а на христианстве и христианской нравственности. В отличие от раннего консерватизма он признавал необходимость конституции, но она должна быть не «либеральной» и основанной на идее народного суверенитета, а «монархической». Именно монарху принадлежит верховная власть в государстве. Парламент может участвовать в законодательстве и контролировать налоги. Но главное его назначение оберегать конституцию и гарантированные ею права и свободы.

И. Р. Чикалова, Партии, профессиональные союзы, женские организации Франции, Германии, Великобритании (1815–1914), 2015

Знаток не только средневековой, но и новой истории, П. Г. Виноградов предпочитал развитию страны по пути Франции 1789 г. изменения, подобные произошедшим в Германии в 1848 г. Однако позиция историка не имела ничего общего с правительственной реакцией или консерватизмом славянофильского толка, что выражалось в его представлениях о возможном политическом устройстве России и полномочиях представительных учреждений. Россия должна была стать конституционной монархией. В решении задачи разграничения полномочий историк выступал с критикой как булыгинского проекта, так и предложений радикальной части либералов. В отличие от консерваторов в правительстве он считал невозможным предоставление представителям лишь права на совет и критику деятельности правительства. П. Г. Виноградов настаивал на конституционных полномочиях для русского народного представительства, закрепления за ним решающего голоса в выработке законов, утверждении бюджета и надзоре за правительственной деятельностью. Однако его позиция отличалась и от взглядов радикальной части либералов, возглавляемой П. Н. Милюковым[23]. Аргументация историка была направлена на поиск компромисса между противоборствующими сторонами, который должен был опираться на их благоразумие и понимание того, что распря между ними вредно отразится на интересах государства.

Павел Гаврилович Виноградов, Россия на распутье: Историко-публицистические статьи

Во-первых, такой подход обесценивает самостоятельное значение консерватизма, превращая его в следствие, антагонизм либерализма, своего рода «цепной пес» общества для сдерживания опасных последствий применения либеральных проектов в социальной практике. К тому же история консерватизма сводится всего лишь к истории XIX в. – активного противостояния либеральной и консервативной идеологий в европейских государствах. Однако, с конца XIX в. консервативное мировоззрение вступило в противостояние социализму и продолжило его в первой половине XX в. Как будет позднее показано, в России же преимущественно консерватизм как рациональное течение мысли противостоял не столько либерализму, сколько социалистическим идеям и нигилизму, достигших расцвета в последней четверти XIX в. и вылившихся в убийство императора Александра II и революцию 1905–1906 гг.

А. А. Васильев, Охранительная концепция права в России, 2013

Последним ключевым этапом стало формирование в 1994–1996 годах на уже подготовленной почве идеологемы «нового лейборизма». Отметим, что обновленческое крыло Рабочей партии пыталось встроить «новый лейборизм» сразу в две историко-идеологические линии. Это, во-первых, британская традиция «переизобретения политической философии», которая выразилась в конце XIX века в подъеме неолиберализма, а в середине 1970-х – в появлении «новых правых» с их повесткой дня, направленной на либерализацию внутреннего рынка через приватизационные реформы. Некоторые критики называют идеологию нового консерватизма «систематическим нападением на источники народного управления – от профсоюзов до самого демократического процесса»[146]; но мы хотели бы подчеркнуть, что «новый лейборизм», в отличие от нового консерватизма, не содержал конкретных предложений по экономической или социальной модернизации; именно это дает нам право называть «новый лейборизм» идеологемой, а не идеологией. Вторая линия, в которую хотела встроиться «New Labour Party», это атлантическая традиция обновления режимов, ярко проявившаяся в создании «Новой Демократической партии» («New Democrats») Биллом Клинтоном. По уровню идеологической содержательности «New Labour» ближе к симулятивной партии «новых демократов», чем к обновленному консерватизму британских 1970-х. К 2005 году Джон Пилджер уже называл Блэра «лидером самого правого режима на нашей памяти»[147]и считал абсурдными претензии Блэра к кампании правых.

С. С. Бодрунова, Современные стратегии британской политической коммуникации, 2010

Рассмотренные идейные установки консерватизма лежат в основе программных положений политических партий консервативного направления. Они действуют во многих странах под различными названиями. Наиболее заметными из них являются Консервативная партия Великобритании и Республиканская партия США. Консервативными являются христианско-демократические партии. В 1983 г. они образовали Международный демократический союз, т. е. своего рода «консервативный интернационал». В политическом процессе, в политической борьбе такие партии отстаивают интересы уходящих или ныне господствующих социальных групп, их ценности и структуры. В то же время изменение исторической обстановки постоянно вынуждает эти партии пересматривать, уточнять свои теоретические и практические постулаты.

В. А. Мельник, Основы идеологии белорусского государства, 2013

Далее, легитимность конструируемого режима, согласно консервативному подходу, должна основываться не на демократическом выборе, но на идее лояльности подданных суверену – государственной власти. В России идея лояльного поведения, подчинения верховной власти становится главной идей правых идеологических доктрин, таких документов, как, например, «Проект Россия», «Русская доктрина», «Манифест просвещенного консерватизма» и т. д. – эклектическом смешении старого консерватизма, социализма, национализма, славянофильских и евразийских учений. Наконец, пересмотр Конституции должен отражать эти ценности. Результатом этой программы конституционной трансформации становится возрождение социального утопизма – идеи переструктурирования мировой и внутренней политической повестки в понятиях консервативных ценностей, национальных интересов и авторитаризма, экспорта консервативной мессианской культуры в другие страны мира с целью остановить «гуманитарный империализм Запада» и подрывную активность скрытого «мирового правительства». Высшие принципы российской государственности, – полагают консервативные идеологи, – должны быть сформулированы и официально декларированы в качестве «Национальной доктрины». Все эти идеи поражают сходством с консервативными доктринами Германии периода Веймарской республики[90].

А. Н. Медушевский, Политические сочинения, 2015

В Германии критика рационалистических теорий естественного права и общественного договора начинается с работ Карла Людвига Хеллера. Важными направлениями консервативной мысли становятся затем романтика и конституционный консерватизм. Консервативная политическая романтика (Новалис, А. Мюллер) стремилась вывести государство и религию из некоего органического единства. В сходном направлении выступала историческая школа права Фридриха Карла фон Савиньи, выводившая право из народного духа (53). В дальнейшем конституционные идеи Ф.Ю. Шталя способствовали четкой формулировке монархического принципа (54). Идеи Лоренца фон Штейна в области социальной проблематики обогатили консерватизм в этом направлении. Признавая существование классового конфликта в обществе, последний считал возможным разрешить его путем государственного регулирования и административных реформ (55). Консервативные германские юристы обосновывали теорию государства как юридического лица, наделяя его волей и целью в праве (56). Метафизическая и авторитарная трактовка государственной воли являлась квази-официальным обоснованием имперской государственности, централизма власти, роли монархического принципа (57). В Веймарской Германии, по мере разворачивания острого политического кризиса, консервативная идеология получила выражение в новой интерпретации политической романтики.

А. Н. Медушевский, Социология права, -1

Политическая философия Градовского определялась преимущественным влиянием западного либерализма и российской государственной (юридической) школы, одним из ведущих представителей которой он стал. Испытав поначалу мощное влияние Гегеля, он принял основные выводы его политического учения – об отношении гражданского общества и государства, конституции, свободе как истинной цели развития. Профессор-правовед внимательно изучал политическую литературу своего времени, посвятил ряд очерков основным идеологиям – консерватизму, либерализму и социализму, анализировал социологические построения Конта и Спенсера. Но основное влияние оказали на него произведения либеральных мыслителей: Д. С. Милля, Б. Констана, И. Тэна, классическая немецкая и английская правовая литература. Об этом ярко свидетельствуют такие труды Градовского, как «Политические теории XIX столетия», «Что такое консерватизм?», «Социализм на Западе Европы и в России», «Между Робеспьером и Бонапартом». Их общее содержание: поиск среднего пути между консерваторами и революционерами, деспотизмом и террор; критика социализма и коммунизма; обоснование реформационной стратегии в решении социального вопроса; концепция правового государства; правовой путь политических преобразований; смысл понятий свободы, прогресса, воли, цели и долга у интеллигенции.

Коллектив авторов, Российский либерализм: идеи и люди, 2007

Позиции представителей Франкфуртской школы по вопросу социальных трансформаций и теории революций весьма радикальны. М. Хоркхаймер, Т. Адорно и Г. Маркузе исходили из принципа приоритета культурных изменений над экономическими или насильственными. Если для ранних марксистов «врагом» был капитализм, то для франкфуртцев таким врагом стала западная культура[59]. Победа станет возможной, лишь когда в душе человека не останется ни грамма старой культуры, морали, семейных и христианских ценностей и т. д. Для этих целей М.Хоркхаймер, Т. Адорно и Г. Маркузе создали «критическую теорию общества». Философы Франкфуртской школы определили ее «как обоснованную критику всех без исключения элементов западной культуры, в том числе христианства, капитализма, авторитета семьи, патриархата, традиции, сексуальных ограничений, верности, патриотизма, национализма, конформизма и консерватизма»[60].

В. В. Бурматов, Современные революционные технологии. Стратегия, технология и тактика «цветных» революций, 2011

Автором термина считается французский писатель и политический деятель Ф. Р. Шатобриан. «Отцом-основателем» консерватизма стал Эдмунд Берк (1729–1797 гг.). Он считал: «Все люди имеют равные права, но не одни и те же блага». Берк, являясь английским государственным деятелем, полагал, что основная цель государства – охранять закон и порядок. Меньшинство с помощью парламента управляет большинством в благожелательной форме, но избранники народа не должны действовать по инструкции избирателей, быть их «посланцами». Берк выступал за своевременное реформирование общества с целью его сохранения.

В. П. Огородников, Политология: ответы на экзаменационные билеты, 2009

Н.М. Карамзин (1766–1826) – сторонник либерального консерватизма. В личном отношении был близок со Сперанским, но идейно они серьезно расходились. Карамзин стал создателем первого в России политического трактата «Записка о древней и новой России…», построенного на критике либерально-реформаторских планов Сперанского. В отличие от него Карамзин:

Н. А. Лучков, Ответы на экзаменационные вопросы по политологии, 2009

Человек, впервые использовавший термин «интернациональный», английский философ Джереми Бентам, не был склонен к подобным отсылкам в прошлое, упору на веру, Бога и христианство. Неудивительно для политика, ставшего почетным членом Французской Национальной Ассамблеи на рассвете террора, Бентам не поддерживал консерватизма Берка и антиреволюционной сентиментальности и уж точно не сводил общемировые проблемы к вопросу европейского единства. В процессе перехода от поддержки революции в ее ранние годы к резкой критике ее произвола он сформировал философию административной рациональности – одновременно радикальной и антиреволюционной, – оказавшей огромное влияние на следующие несколько десятилетий[11]. Бентам выступал за превосходство разума и здравого смысла, за сведение философии и метафизики к вопросам восприятия и количественному анализу. Главное же, он стремился поставить закон на новое и более прочное основание, так как считал его основным фундаментом для управления.

Марк Мазовер, Власть над миром. История идеи, 2012

У всех этих лидеров есть ряд общих характерных черт. Все они, пишет автор, сильные национальные лидеры, приверженцы социального консерватизма, к которому испытывает отвращение западные демократии. Более того, все они выступают резко против навязываемой Америкой идеи «исключительной нации» и «сверхмощного глобального лидера».

П. Д. Бьюкенен, Секреты глобального путинизма, 2015

Сначала надо сказать, чем эта книга не является. Она не является сочинением по теории консерватизма и консервативной политике. Она не является сочинением по истории консерватизма. Она также не представляет собой консервативный проект по изменению российской политики или российской жизни. Как ни странно, она вообще не о консерватизме.

Л. Г. Ионин, Апдейт консерватизма, 2010

Либерализм в России почти всегда был консервативным: «конституирующим признаком либеральной социальной философии является мера, удерживающая свободный человеческий дух в общественных рамках и культурных формах»[38]. И тем не менее в России (исключая советский период) именно либерализм, насаждаемый «узким кругом интеллектуалов в элите», был орудием модернизации – в отличие от Европы, где либерализм возникает снизу. В России же «трагедия и русского консерватизма, и русского либерализма заключалась в том, что вопрос о динамике, о плавности преобразований, был <…> подменен вопросом о ценностях»[39]. То же самое происходит и сегодня, в том числе и в литературе: многие из критиков либерализма имеют в виду отнюдь не либерализм как таковой, а ведущую государственную идеологию (хотя именно государственная идеология прагматически «подключается» к либерализму – иначе невозможна никакая модернизация, удвоение ВВП и тому подобные близкие и далекие экономические цели, поставленные перед правительством).

Н. Б. Иванова, Либерализм: взгляд из литературы, 2005

Еще задолго до войны некоторые ретивые ликвидаторы суверенитета (например, венец Кунц) упрекали советскую концепцию, отстаивающую «устаревший» «реакционный» принцип суверенитета, в консерватизме. Такое обвинение в «отсталости» раздается и ныне с различных сторон. Но этим нельзя нас запугать. «О, да, – говорил А. Я. Вышинский на II Генеральной Ассамблее, в ответ на выступление Спаака против „реакционной и вышедшей из моды“ идеи суверенитета, – государственный суверенитет – реакционная идея, ибо он мешает „прогрессивному“ движению империализма, шествующего по миру с широко раскрытой пастью и с протянутыми далеко вперед хищными лапами… эту идею хотят вывести из моды, так как сильные капиталистические страны больше в ней не нуждаются, эти страны нуждаются в обратном: в уничтожении как идеи суверенитета, так и самого суверенитета других государств»[3].

И. Д. Левин, Суверенитет, 2003

В органах госвласти и высших партийных структурах ключевые позиции, посты занимали пожилые партократы. В социальной структуре общества ведущие место принадлежало партийной номенклатуре. Это так называемая элита. Она почти несменяемая и имеющая богатые привилегии. В этой среде получили распространение чинопочитание, угодничество. А при подборе кадров меньше всего уделялось внимание профессиональным качествам. В такой атмосфере трудно было ожидать существенных изменений в обществе. Правда, в те годы находились люди, недовольные порядком вещей в политике и экономике. В этот период вышел с реформаторской инициативой глава правительства Алексей Николаевич Косыгин (1902 – 1980). Он предложил для улучшения состояния народного хозяйства повсеместно внедрять хозрасчет, расширять систему кооперативных объединений, снижать централизм в управлении. Но косыгинские реформы не получили одобрения, натолкнувшись на консерватизм и своекорыстие властей предержащих.

А. И. Самсин, Философия управления, 2013

Каковы же основные черты галицийской идеологии, существовавшей и доминировавшей в политическом слое Украины с момента получения ею независимости? Прежде всего, следует обратить внимание на противопоставление России галицийскому идеалу государства в их понимании. В отличие от России, которая воспринимается как, в лучшем случае, полу-азиатское государство, Украина видится крупнейшей державой Восточной Европы, которая призвана к сохранению своей государственности от посягательств извне. Она стремится инициировать создание нового политико-экономического пространства сначала в рамках СНГ, а позже и всего восточноевропейского пространства[9]. Такой вектор государственных устремлений позволит интегрироваться в основные политические, экономические и военные европейские институты. Центральную роль в этом процессе европейской интеграции призвана сыграть Галиция, которая, постоянно подвергаясь как восточным, так и западным экспансиям, сохранила собственный культурно-мировоззренческий и политический облик и является уникальным регионом Украины, сохранившим национальные основы, размытые на востоке. Более того, если Надднепрянскому менталитету свойственны романтизм, иррациональные черты, то Галиции – реалистичность и формализм восприятия, консерватизм и холодный расчет[10]. Из этого делается вывод, что именно Галиция имеет потенциал для формирования украинской политической элиты, а Львов как духовная, культурная и интеллектуальная столица Западной Украины становится очагом созидающей национальной мысли.

Алексей Кочетков, Кровавые преступления бандеровской хунты, 2015

Пополяры самоопределились как партия центра в эти тревожные, боевые годы, когда никогда не торжествует центр. Выступая против старых партий за их консерватизм и против революционеров за их революционность, лидеры пополяристов надеялись стать устойчивым элементом неустойчивого равновесия. Сначала они привлекали симпатии: буржуазия ценила их эволюционизм и хотела в них найти якорь спасения от социальной бури, рабочие видели в них партию социального прогресса, враждебную классовому эгоизму старых либералов, в деревнях их кооперативы, сберегательные кассы, кредитные товарищества имели успех. В их «белых синдикатах» многие пытались нащупать оплот государственного и социального порядка. Впоследствии сами они ставили себе в заслугу, что в 1919–1920 годах их организации спасли Италию от красной анархии.

Н. В. Устрялов, Италия – колыбель фашизма, 1928

Первоначально предполагалось, что «Новая сила» готова вести переговоры и объединяться со всеми, кто «придерживается таких же взглядов», в том числе с правоцентристской коалицией Гайдара и Чубайса, Немцовым, «Яблоком» и даже движением Юрия Лужкова. При этом сам Кириенко позиционировал свое движение как «консервативное», вкладывая в это понятие несколько иное значение, чем это обычно принято делать. «Консерватизм» «Новой силы» предусматривал наличие неких правил как для власти, так и для бизнеса, которые должны были выполняться всеми.

К. С. Бенедиктов, Союз Правых Сил. Краткая история партии, -1

Ближайшие годы России – это годы общенациональных свершений. Большинство граждан, готовых и дальше делить со своей Родиной ее исторический путь, объединены традициями, формирующими консервативные ценности. Консерватизм – это верность себе, своему историческому и духовному пути, способность, сохраняя открытость, не поддаваться чужим влияниям. Будущее есть заново осознанное и улучшенное Прошлое. Движение общества в сторону консерватизма – залог успешности Русского прорыва в будущее. Консерватизм всегда национален: национальный консерватизм – это, прежде всего, любовь к историческому облику и признание творческой силы своего народа.

С. Н. Бабурин, Новая русская империя, 2013

В своем стремлении удержать как можно дольше старые порядки все эксплуататоры и насильники в колонизированных областях апеллировали отныне к суверенным правам Учредительного собрания – этой фразеологией снабжало их Временное правительство, находившее в них лучшую свою опору. С другой стороны, и привилегированные верхи угнетенных народов все чаще призывали имя Учредительного собрания. Даже мусульманское духовенство, поднявшее над пробудившимися горскими народностями и племенами Северного Кавказа зеленое знамя шариата, во всех случаях, когда напор снизу ставил его в трудное положение, настаивало на отложении вопроса «до Учредительного собрания». Это стало лозунгом консерватизма, реакции, корыстных интересов и привилегий во всех частях страны. Апелляция к Учредительному собранию означала: оттянуть и выиграть время. Оттяжка означала: собрать силы и задушить революцию.

Л. Д. Троцкий, История русской революции. Октябрьская революция, 1929

Подводя итог, можно отметить, что основными ценностями консерватизма являются общественная стабильность, порядок, закон, традиции, семья, государство, нация, власть, религия.

А. Г. Конфисахор, Политология для психологов, 2017

Крах коммунистической идеологии не означает торжества и победы принципов западного общества, внутри которого усиливается критика индивидуализма и выпестованных им типов демократии. Выдвинуть новый, объединяющий все страны идеологический миф Запад так и не сумел. Традиционные для Запада теории консерватизма, либерализма и другие политико-идеологические конструкции по существу также исчерпали себя.

А. И. Зубков, Геополитика и проблемы национальной безопасности России, 2004

Следующие страницы в историю земских учреждений вписаны в 60-х годах XIX в., когда подъем демократического движения в России потребовал от Александра II смягчить политический кризис привлечением общества к местному управлению. И хотя земская и городская реформы остались не завершенными (самодержавие вышло из кризиса начала 60-х гг.), а затем и вовсе искаженными введением в 1889 г. Александром III института земских начальников, они выглядят попытками в тех условиях реализовать невысказанную, но подразумевавшуюся идею формирования гражданского общества «по-русски». Возможность вообще говорить о гражданском обществе в связи с земством XIX в. появилась, поскольку в основу реформ их авторами – Н. А. Милютиным, С. С. Ланским были положены принципы выборности и бессословности. Проект реформ был в ходе обсуждения пересмотрен в пользу консерватизма, но в качестве закона – «Положения о губернских и уездных земских учреждениях» (от 1 января 1864 г.) сыграл большую роль в активизации общественных сил и приближении конституционных перемен (правда, ограниченных Манифестом 17 октября 1905 г.).

Коллектив авторов, Гражданское общество. Истоки и современность, 2006

Народ в концепции Сциборского не является простой массой, ведомой «проводниками», но источником кадров и идей для этих «проводников». «Достаточно взглянуть, – пишет Сциборский, – на этнографию, эпос, искусство, мастерство («мистецтво, штуку»), музыку и т. д. данного народа, чтобы убедиться в той важной роли, которую играет творческий инстинкт его масс. Еще больше история дает также примеры, когда собственно народные массы в своем здоровом консерватизме и духовном постоянстве («устiйненостi») проявляли в решительных событиях далеко большее упорство, чем их руководящие слои; они сберегали приобретения национальных культур и политическо-государственных традиций даже тогда, когда их элиты, под влиянием ассимиляций, вставали на службу враждебных исторических факторов. Это самое происходило в истории Украинского Народа»[108]. И далее: «элита (руководящее меньшинство) есть функция собственного народа, её внутренний смысл и способности в большой мере зависят от его зрелости и развития, а руководящая роль – от постоянного контакта с народом через втягивание наиболее глубоких его прослоек в процесс активного сотворчества с ней»[109]. Подобное отношение к народу как к резервуару кадров для руководящей элиты мы найдем в работе другого украинского идеолога бандеровского направления Д. Мирона[110].

А. И. Баканов, «Ни кацапа, ни жида, ни ляха». Национальный вопрос в идеологии Организации украинских националистов, 1929–1945 гг., 2014

На динамику и направленность политических ориентаций населения и развитие социально-политической системы в целом большое влияние оказывают социокультурные факторы, в частности идейно-политическая и национально-культурная консолидация и единство современного белорусского народа. Они представляют собой социокультурную интеграцию на основе традиционных и современных мировоззренческих и духовно-нравственных ценностей и норм, призванную объединять и сплачивать всех граждан страны в единую социальную общность – белорусский народ. Белорусская национальная идентичность и гармонизация межнациональных взаимоотношений – сложные общественно значимые социокультурные феномены, которым в современном белорусском обществе присущи следующие особенности: недостаточно высокий уровень развития, неоднородность и дифференцированность, неустойчивость и противоречивость, традиционность, толерантность, социокультурный консерватизм и другие. В частности, по данным опроса общественного мнения, проведенного Институтом социологии НАН Беларуси в июле 2014 года, 58 % респондентов оценивают уровень единства и сплоченности белорусского народа как высокий. По мнению опрошенного населения, сплочению белорусского народа в наибольшей степени способствуют следующие факторы: желание жить в стабильности и достатке (42,4 %), проживание в отдельной и независимой стране (33,2 %), историческое прошлое (32,9 %), происхождение и родственные связи (29,9 %), гражданство Республики Беларусь (29,1 %), ментальность, черты характера (24,6 %), общенациональные ценности и традиции (19,3 %). Считают себя патриотами Беларуси 69 % респондентов. Патриотизм население страны связывает, прежде всего, с наличием чувства преданности Беларуси (33,5 %), желанием жить и работать только в Беларуси (30,4 %), готовностью в трудные времена защищать Беларусь, даже рискуя собой (26,5 %), уважением культуры народов, живущих в Беларуси (24,5 %), любовью к белорусской культуре и языку (19,3 %), любовью ко всему белорусскому (18,8 %), уважением государственных символом Беларуси (15,5 %) и др.

Коллектив авторов, Беларусь на пути в будущее. Социологическое измерение, 2015

Эти противоречивые данные заставляют предполагать, что связь между экономическим ростом и политической нестабильностью, если она существует, должна быть непростой. Возможно, зависимость изменяется с уровнем экономического развития. На одном конце некоторая степень экономического роста необходима, чтобы сделать нестабильность возможной. Простая апелляция к бедности не выдерживает критики, поскольку люди, которые действительно бедны, слишком бедны, чтобы участвовать в политике, и слишком бедны, чтобы протестовать. Они безразличны, апатичны и мало подвержены воздействию средств информации и других стимулов, которые могли бы возбудить в них такие ожидания, которые подтолкнули бы их к политической активности. «Люди, испытывающие крайнюю нужду, – пишет Эрик Хоффер, – пребывают в страхе перед окружающим миром и не стремятся к переменам… Существует, таким образом, консерватизм обделенных, столь же глубокий, как и консерватизм привилегированных, и первый является столь же важным фактором сохранения общественного строя, как и последний»70. Сама бедность является барьером на пути нестабильности. Тот, кто думает лишь о том, где ему следующий раз поесть, не слишком склонен беспокоиться о крупных преобразованиях в обществе. Бедные становятся маргиналами и постепеновцами, озабоченными только небольшими, но абсолютно насущными улучшениями существующей ситуации. Подобно тому как социальная мобилизация необходима для появления мотивов к дестабилизации, также и некоторая степень экономического развития необходима для появления средств дестабилизации.

Самюэль Хантингтон, Политический порядок в меняющихся обществах, -1

Сегодня это покажется странным, но либеральные интеллигенты-кадеты, даже из марксистов, обвиняли социализм (тогда представленный социал-демократами), именно в «буржуазности». Показательна позиция С. Н. Булгакова. Он, которого ранее Плеханов назвал «надеждой русского марксизма», к 1907 г. вобрал в своей философии главные и, казалось бы, взаимоисключающие части мышления русской интеллигенции – либерализм, консерватизм и прогрессизм. Позже, в 1917 г., в своей работе «Христианство и социализм» Булгаков посвятил целый раздел именно критике «буржуазности» социализма: «Он сам с головы до ног пропитан ядом того самого капитализма, с которым борется духовно, он есть капитализм навыворот». Впрочем, далее он пишет о социализме: «Если он грешит, то, конечно, не тем, что он отрицает капитализм, а тем, что он отрицает его недостаточно радикально, сам духовно пребывая еще в капитализме».

С. Г. Кара-Мурза, 1917. Две революции – два проекта, 2017

Консерватизм в России, опираясь на теории, доказывавшие незыблемость самодержавия и крепостного права, своими корнями уходит в период укрепления Русского государства. Своеобразие России заключалось в признании самодержавия как единственно возможной формы правления.77

Г. В. Жигунова, Общественный идеал в России в духовном наследии славянофилов, -1